На синей комете

Посвящается 
Виктории Уэллс Армс
Р. У.
  
 
 
ЕСЛИ
 
 
Когда ты сможешь мудрым быть и смелым,
 
Пусть всюду только паника и страх,
 
И сам в себя не потеряешь веры,
 
Когда все твой предсказывают крах,
 
И если против злобы и навета
 
Добром и правдой будешь воевать,
 
Но благородства своего при этом
 
Не станешь напоказ ты выставлять,
 
 
 
 
И если сможешь ждать, не уставая,
 
И если устоишь, когда из слов
 
Твоих сумеют ловко негодяи
 
Сплести силки для ловли простаков,
 
И если будешь жить не для показа,
 
Ценя триумфы менее всего,
 
Когда же дело жизни рухнет разом,
 
Ты из обломков возродишь его,
 
 
 
 
И если сможешь, не боясь провала,
 
Поставить на кон всё, как медный грош,
 
И проиграть, и жизнь начать сначала,
 
И не скулить о том, что не вернёшь,
 
И если, пораженье презирая,
 
Пойдешь вперёд, наперекор всему,
 
И, силой воли боль превозмогая,
 
Ты делу не изменишь своему,
 
 
 
 
И если сможешь быть самим собою
 
Среди толпы, как и среди царей,
 
И будешь уважения достоин,
 
Но идолом не станешь для людей,
 
И если не растратишь по-пустому
 
Ни слова, ни минуты, ни мечты,
 
Тогда, мой сын, на всей Земле ты — дома,
 
И Человеком вправе зваться ты! [1]
 
 
Редьярд Киплинг
 
  
Глава 1
 
Мы жили в городе Кейро, в штате Иллинойс. Улица наша называлась Люцифер, а дом стоял на самом дальнем её конце, неподалёку от Миссисипи. Вдоль песчаной дорожки, что вела к дому, высились чёрные ели. Сейчас по усыпанной еловыми иглами дорожке шёл пана. Моё сердце ёкнуло и застучало часто-часто — ведь папа нёс на плече большую красную картонную коробку с надписью ЛАЙОНЕЛ — РОЧЕСТЕР — НЬЮ-ЙОРК. «Синяя комета»! Королева поездов! Подарок на день рождения!
Я ждал папу на крыльце, под тусклой лампочкой-сорокаватткой. На её желтоватый свет из черноты спешили мотыльки и сонные майские жуки, точно народ на вокзал перед отходом поезда. На плите в кухне вился парок над нашим с папой ужином.
Раньше этот дом на улице Люцифер был маминой радостью и гордостью. Когда я только родился, она всё тут обустроила, повесила жёлтые занавесочки и покрасила наличники в ослепительно-белый цвет. Сохранилась фотография, всего одна, сделанная простеньким старым фотоаппаратом. Уголки на ней загнулись от времени. На фото мы втроём: я, папа и мама. Я там тощий веснушчатый малыш лет трёх, с задорным вихором на лбу.
Мама работала счетоводом совсем рядом с домом — на фабрике пиротехники «Люцифер». Из-за этой фабрики наша улица и называлась Люцифер. Однажды в окно склада, где мама следила за отгрузкой товара, влетела шаровая молния. Очевидцы рассказывали, что молния сначала остановила настенные часы, а потом, шипя, нырнула в ящик с бенгальскими огнями, который стоял возле маминого стула. Ещё все очевидцы в один голос говорили, что мама ничего не почувствовала, просто не успела почувствовать, потому что взрыв произошёл мгновенно. Сам я помню только пожарную машину — она пронеслась за окном нашей кухни. А потом, откуда ни возьмись, появилась тётя Кармен и не дала больше смотреть — закрыла мне глаза ладонью.
На месте фабрики «Люцифер» осталось пепелище. Производство объявили опасным и восстанавливать фабрику не стали. Многие думали, что папа тут же уедет в другие края, прочь от страшных воспоминаний. Но он не смог расстаться с домом, с жёлтыми занавесочками и наличниками, покрашенными маминой рукой. И уж конечно, он категорически отказался перебраться в тот район, где жила его сестра, тётя Кармен. Она вечно пыталась учить папу уму-разуму.
— Жизнь должна войти в свою колею, — твердила она при каждом удобном случае. И добавляла громким шёпотом: — Найди себе хорошую женщину, Оскар. Мальчику нужна мать, а тебе жена. А то вы даже забываете постричься вовремя. И запеканку на обед сделать некому!
— Может, сначала тебе пару подыщем? — всегда предлагал папа в ответ.
Тётя Кармен жила без мужа, но у неё имелись приёмная дочка Уилла-Сью, куча глиняных статуэток на полках и белочки на резных ставнях. Мне однажды объяснили, что тётя Кармен никогда не выходила замуж, потому что выходить было не за кого: слишком много молодых людей полегло в сражениях Великой войны [2].
— Хорошего мужа найти куда труднее, чем хорошую жену, — раздражалась тётя Кармен.
Я часто воображал, какую жену подыскала бы для нас тётя Кармен, дай ей волю. Наверно, похожую на даму с рекламного календаря «Кока-колы»: чёрные волосы с косым пробором, белое платье с голубыми полосками, которые складываются в узор из ромбиков, большие красные губы и белоснежные зубы.
— Такую женщину, как твоя мама, мне не найти, два раза так повезти не может, — говорил мне папа. — А новая жена нам только мешать будет.
Папа боялся, что новой жене не понравятся поезда в подвале и она запретит нам их запускать.
Так что мы не стали искать новую жену, а тихо и мирно жили вдвоём, причём я, Оскар-младший, отвечал за готовку. Я занялся этим делом классе во втором — как только смог, встав на крепкий табурет, дотянуться до плиты. По воскресеньям я делал оладьи, а по будням поджаривал на завтрак сосиски. И никаких запеканок в нашем меню не значилось.
Выглядело это меню так:
 
Понедельник: бараньи котлеты с жареной картошкой
 
Вторник: жареная курица с консервированной зелёной фасолью и жареной картошкой
 
Среда: гамбургер, жареная картошка и помидоры
 
Четверг: хот-доги с бобами
 
Пятница: бифштекс с морковью
 
Суббота: свиные котлеты с капустой
 
Воскресенье: окорок в ананасовом соусе
 
Меню оставалось неизменным, потому что оно нас вполне устраивало. С одной стороны, разнообразное, а с другой — никакой гадости, вроде печёнки или шпината. Всё съедобно.
Продукты я покупал сам. Заходил в бакалейную лавку Рубина по дороге из школы, и бакалейщик плюсовал стоимость покупок к нашему счёту. А дома я выкладывал всё на стол и принимался готовить еду.
Мы ловко управлялись, папа и я. Папа работал в компании «Джон Дир», крепкой и надёжной, откуда никогда и никого не увольняли. Он продавал фермерам тракторы. Папа даже установил в прихожей телефон, чем сильно рассердил тётю Кармен. Ну, а я сам чистил свои башмаки и вовремя делал уроки. Вот мы с папой и порешили: никакая новая жена нам не нужна. Мы и так замечательно проживём. Без жены, которая будет всё время красить губы и пичкать меня рыбьим жиром.