Приключения во дворе
Да, хорошее было настроение у Петра Васильевича, и такое же хорошее настроение было у Анюты. Правда, у мамы повысилась температура, но доктор ей сказал, что это неопасно, что это так часто бывает, что температура будет сбита антибиотиками.
Когда Анюта и Миша пришли на свидание в больницу, им даже показалось, что мама выглядит лучше. У неё блестели глаза, она была оживлена, как это всегда бывает, когда у человека повышена температура.
Антибиотики действительно улучшили положение Клавдии Алексеевны: температура несколько снизилась, бред прекратился и она была в полном сознании. Врачи, однако, считали, что улучшение незначительно. Профессор Сердиченко, выходя после обхода, с сомнением покачал головой и сказал идущим рядом врачам:
— Результаты пока не убедительны. Подкармливайте сердце. Подождём ещё, но боюсь, что придётся решиться на операцию.
Анюта ничего этого не знала, и ей казалось, что всё идёт нормально.
А дома-то, уж наверное, всё шло хорошо. Она привыкла хозяйничать, и хозяйство её мало утомляло. Деньги шли к концу, но скоро она должна была получить за мать по бюллетеню и зарплату отца в институте. Она решила, что тогда устроит для Миши пир, поведёт его в цирк или в театр, купит, так чтобы он не знал, торт, конфеты и лимонад. Придут они из театра, и вдруг она достаёт сладости из буфета и ставит на стол. Можно, чтобы Миша пригласил кого-нибудь из приятелей, Пашу Севчука например, и ещё двух-трёх человек Миша заслужил этот праздник. Он отлично себя вёл и ничем не огорчал сестру. Читал, правда, мало, ну да теперь ведь лето — пусть побегает на свежем воздухе. Она мало видела брата, потому что утром он уходил в лагерь, а после лагеря у пионеров интереснейшие экскурсии, каждый вечер они ходили то в кино, то на прогулки, то в музей, катались на пароходах по Москве-реке или ездили осматривать университет.
Миша приходил такой усталый, что даже не в силах был разговаривать с сестрой. Он торопливо ужинал и сразу ложился спать.
Он спал, а Анюта чинила ему штаны или рубашку, пришивала пуговицы и думала, что удивительно всё-таки, как мальчики ухитряются всё рвать. Она не сердилась за это на Мишу.
«Зато, — думала она, — сколько у него впечатлений за это лето!.. Все эти экскурсии, прогулки, новая дружба… Жалко, конечно, что не удалось поехать на Украину, но можно поехать и на следующее лето. А отдохнёт перед школой Миша, пожалуй, не хуже, чем на Украине».
И, уж конечно, Анюте не приходило и не могло пройти в голову, что всё это ложь, что Миша запутался, пропадает, ищет выхода и не может найти.
Паша Севчук, после того как радиоузел начал работать и прошли первые, полные волнений дни, заметил, что его популярность надаёт. Конечно, портрет висел по-прежнему и каждый мог на него полюбоваться. Беда была в том, что никто не любовался. Все проходили мимо, занятые своими делами, и не обращали никакого внимания на то, что к дереву приколочен портрет не кого-нибудь, а самого Севчука. Правда, Катя по-прежнему водила к портрету посетителей. Но что толку в посетителе. Он поглядит на портрет, пожуёт губами, в крайнем случае, промычит что-нибудь и уйдёт.
Это было обидно и несправедливо. Паша понимал, что должен совершить что-нибудь такое, чтобы снова окапаться в центре внимания, чтобы снова на него смотрели с интересом и уважением. Паша был не такой человек, чтобы долго задумываться. Он быстро сочинил проект, который увлёк всех в лагере, который должен был в будущем заинтересовать жителей окрестных домов, который должен был принести ему снова широкую популярность. Проект был такой: в один из дней радиоузел лагеря даёт большую передачу — часа, может быть, на полтора. Называется эта передача: «Дома и в лагере». Выступают ребята, которые рассказывают, как они помогают родителям, как они ходят в магазин, сами стелют постель и подметают пол. Однако не все же такие хорошие. Активисты лагеря должны выявить тех, кто ничего дома не делает, кто позволяет старенькой бабушке убирать комнату, а сам в это время валяется на диване. Родители таких шалопаев выступят сами. Они открыто, перед всей общественностью квартала пожалуются на своих детей. Может быть, какая-нибудь старушка расскажет о том, как трудно ей наклоняться, как у неё болят старые кости, а её внук Андрей или Иван только командует: «Подай, принеси».
Словом, передача должна была иметь огромное воспитательное значение. Обо всём том плохом, что скрывается в недрах семейства, за дверями запертых квартир, должно было быть рассказано громко, на весь квартал. В то же время всё хорошее, что происходит в квартирах и что никому не известно, получит награду. Разве не достаточная награда, если о хороших поступках Серёжи или Мани будут разговаривать на всех скамейках, во всех дворах!
Паша так увлечённо и убедительно рассказал об этом всем в лагере, что весь лагерь увлёкся этой идеей. Началась разведка. Ребята, приходя утром, прежде всего рассказывали о том, что после могло было бы войти в передачу. С возмущением рассказывали они о старушках, которые сами несут из магазина тяжёлые сумки с продуктами, и то время как внуки гоняют во дворе мяч, и о примерных детях, которые помогают родителям и достойны всяческого поощрения. Все эти сведения притекали к Паше Севчуку. Снова Паша был в центре внимания. Снова был он заметной фигурой. Снова его имя звучало в лагере с утра и до вечера.
Катя Кукушкина узнала о Пашином предложении тогда, когда весь лагерь уже говорил о нём. Катя поморщилась. Ей показалось, что во всей этой идее есть что-то удивительно неприятное. Итак, на все дворы будут восхваляться примерные мальчики, несущие за бабушками сумки с продуктами, и позориться гадкие мальчики, гоняющие мячи. «Какое-то разделение на «чистых» и «нечистых», — думала она, — да при этом громогласное обсуждение, громогласные похвалы, громогласные характеристики. А точны ли эти характеристики? Может быть, лучше просто поговорить с парнем, который ничего дома не делает, чем сразу ругать его из репродукторов. Да и нужно ли так хвалить мальчика, который поднёс бабушке сумку? Что он, подвиг совершил, что ли?»
Все эти мысли пришли сразу же Кате в голову, и она попыталась возразить против передачи. Но Паша Севчук сумел так увлечь лагерь, все уже так ясно представляли себе, какая это будет замечательная передача, что на Катю накинулись и большие и маленькие, уговаривали, упрашивали, огорчались, визжали, даже плакали, и Катя заколебалась.
«Эх, — подумала она, — если бы Александра Викторовна была здесь… Она опытный человек, посоветовала бы. А тут как быть? Согласишься — может получиться пошлость, и вредная пошлость. Не согласишься — может быть, задушишь инициативу ребят, обидишь их, оттолкнёшь от себя».
Думала, думала Катя и согласилась.
Итак, снова кипела в лагере жизнь, снова в центре всего был Паша Севчук, снова спорили, волновались, готовились.
Однажды Кукушкина встретила Анюту. Анюта торопилась, ей нужно было зайти в магазин, а потом нести матери передачу.
— Ну, как ведёт себя Миша в лагере? — на ходу спросила она.
— Очень хорошо, — ответила Катя, — а как он дома?
— Тоже хорошо, — сказала Анюта.
Она хотела добавить, что, правда, дома он почти не бывает, так как каждый вечер отправляется куда-нибудь вместе с лагерем. Но Катя её перебила.
Кате пришло в голову, что среди однообразных нравоучительных историй, из которых, как она предвидела, будет главным образом состоять передача, может интересно и живо прозвучать история о том, как брат и сестра живут одни, самостоятельно ведут хозяйство и отлично со всем справляются. Она задержала Анюту и рассказала ей о передаче.
— Ты должна обязательно выступить, — сказала она. — Все знают вашу маму и вашего папу, и всем будет интересно узнать, как вы сейчас живёте.
Анюта испугалась ужасно.
— Как это — выступить? — сказала она. — Я не умею, да ещё и по радио, на весь квартал.
— Чепуха, — сказала Катя. — Ты только ничего не готовь. Просто представишь себе, что вместо микрофона перед тобой твоя подружка. Ты ой и расскажешь, что у тебя случилось, как вышло, что вы остались одни, я как вы живёте. Просто так и расскажешь. Вот и всё. И не вздумай отказываться.