Зеленый круг

— Точно, это я и имела в виду. А чья она?
— Иисуса Христа.
Я рассматриваю Бендибола. Он тоже в чем-то похож на Христа, хотя и с большой натяжкой. Но издалека он напоминает статую из Рио-де-Жанейро. И кажется, что он кричит: «О, Господи, приди и спаси нас!»
— Ты закончила?
Дина кивает.
— Я написала послание, если вдруг будет пролетать самолет.
Я смотрю на нее.
— Ты серьезно?
Дина пожимает плечами.
— Нужно увеличить наши шансы.
Я размышляю над словами Дины о самолете. Я в это не верю. Мне кажется, уже нет никаких самолетов. Но не хочу спорить с Диной и вместо этого спрашиваю:
— Интересно, какой сегодня день?
— Какой день? О чем ты?
— По-моему, сегодня воскресенье.
Дина смеется над моими словами.
— Воскресенье? А что, пусть будет воскресенье, хотя разве это важно?
Я киваю.
— Мне кажется, нам стоит сделать что-то типа календаря. Так мы хоть немного сможем следить за временем.
Дина с удивлением на меня смотрит.
— Ведь странно, когда нет дней недели, — говорю я. — Так совсем с ума сойдешь.
— Юдит считает, что нам нужно сделать календарь, — говорит Дина Дэвиду и Габриэлю, закончившим возиться с Бендиболом.
— Неплохая идея. Можно вырезать даты на доске, — говорит Габриэль и достает острый нож, найденный в мастерской.
— Я считаю, что сегодня воскресенье, — говорю я.
Габриэль явно озадачен.
— Хорошо, — соглашается он. — А какое число?
Это уже сложнее. Мне нужно подумать. От напряжения у меня на голове словно зашевелились волосы.
— Четвертое марта, — говорю я и перевожу дух.
— Четвертое марта?
— Да, воскресенье, четвертое марта.
— А какой год?
— Понятия не имею, — говорю я. — Думаю, нам нужно начать с самого начала. Первый год.
— Воскресенье, четвертое марта, первый год, — повторяет Габриэль. — Значит, напишем: ноль четыре, ноль три, ноль один.
— Точно, — говорю я.
— Нужно найти подходящую доску, — с энтузиазмом говорит он.
«Наконец-то, — думаю я. — Наконец-то в этом Уткограде станет немного больше порядка».
* * *
Мы идем на пляж. В небе кружат белые птицы. Вокруг нас по песку радостно носится Умник. По-моему, он так счастлив, потому что у него появилась компания. Мы — его новое стадо. Интересно, сколько ему лет?
— Осторожнее с моей надписью! — кричит ему Дина.
Я вижу огромные буквы на мокром песке: HELP. Разумно. Английский язык понятен почти всем. Было бы обидно, если бы она написала на шведском, а мимо пролетел бы самолет и никто не понял бы, что это значит. Рядом с текстом Дина нарисовала на песке четыре наших портрета. Получилось жутко похоже.
— Какая же ты талантливая! — восклицаю я.
Дина смеется.
— Вылитые мы. Ума не приложу, как это у тебя получается?
— Можно и лучше. Я торопилась.
— Если кто-нибудь пролетит на самолете, то поймет, — восхищенно говорит Габриэль.
— А если будут проплывать на лодке, увидят Бендибола, — добавляет Дина.
— А вдруг никто не пролетит и не проплывет? — говорю я. — Вдруг уже нет ни самолетов, ни лодок? Что мы будем делать?
Дина пожимает плечами.
— Тогда мы сдадимся. Просто пойдем дальше изучать эту землю. Где-то ведь еще остались остаться люди.
— Мы не можем быть в этом уверенными, — говорю я и вспоминаю мертвую семью.
Я не хочу о них думать, но в голове все крутится и крутится мысль. Мне кажется, мы все старательно избегаем разговоров о людях в фермерском доме. Все это слишком неприятно и странно. Едва я вспоминаю о них и крысах на чердаке, как в животе словно что-то сжимается. Со всем этим явно что-то не так: с фермой, с близнецами, с лицом в окне.
— Лучше все-таки живые, — говорю я.
— И дружелюбно настроенные, — добавляет Дина. — И не террористы.
Мы бредем по берегу уже несколько часов. По крайней мере, мне так кажется. Ни у кого из нас нет часов, чтобы узнать, который час. У нас впереди весь день. Берег напоминает мне длинный тонкий пояс с фукусом и пустыми раковинами вдоль кромки воды, на которые мы стараемся не наступать. Жарко, наши повязки на глазах намокли от пота.
Дэвид находит длинную доску, светло-серую и гладкую, словно по ней прошлись наждачной бумагой. Похоже, эта доска лежала в воде у берега годами. Она-то и станет нашим календарем.
— Странно, что пейзаж совсем не меняется, — говорю я и осматриваюсь. — Хотя мы уже долго идем.
— Да, — говорит Дина. — Словно мы ходим вокруг одной и той же декорации.
Я оборачиваюсь и смотрю на наши следы на песке. Во всяком случае, они настоящие. Поднимаю взгляд и вижу силуэт Бендибола позади нас.
— Кроме Бендибола, других ориентиров здесь нет, — говорю я.
— Хорошо, что мы его сделали, — говорит Габриэль, — иначе мы бы никогда не нашли дорогу назад.
Мне кажется, все это однообразие связано с водой. С наводнением, которое когда-то и смыло все контуры и все живое.
Мы останавливаемся и подкрепляемся мидиями. Умник бегает по мелководью, пытается помочь нам выдирать кусты водорослей. Габриэль видит длинную доску, покачивающуюся на волнах. С восторженным криком он бросается за ней.
— Эта еще красивее, — говорит он.
Осмотрев доску, мы замечаем, что она точно такая же, как та, которую нашел Дэвид. Такой же длины, такая же светло-серая и гладкая. Доски похожи как близнецы.
— Даже доски здесь одинаковые, — удивляется Габриэль.
— Подозрительно, — говорит Дэвид. — Не нравится мне все это.
Произнося эти слова, он смотрит на меня, словно я всему виной.
  
XXII
 
Мы с Габриэлем прикрепляем доску к двум высохшим кустам. Дина вырезала на ней короткую надпись: Anno I Marzo IV.
— Что это за язык? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, — отвечает Дина. — Просто звучит красиво.
— Странно, что год начинается четвертого марта, — говорит Дэвид.
Я киваю. Тут мне в голову приходит мысль, что многие календари отличаются друг от друга.
— По китайскому календарю новый год начинается гораздо позже, чем у нас, так ведь? — говорю я. — У них другое летоисчисление.
Дэвид кивает и добавляет:
— У китайцев каждому году соответствует определенное животное. Вот недавно был год Крысы. Возможно, он еще не закончился.
— Нет, — возражаю я. — Этот год — год Свиньи. Вырежешь это на календаре?
Дина берет доску, кладет ее на землю и вырезает ножом еще одну надпись: «Год Свиньи».
— Прекрасно! — говорю я.
Мы снова прикрепляем доску к кустам. Красота! Так и должно быть. Сегодня воскресенье, завтра понедельник, послезавтра вторник. Я смотрю в сторону возносящего руки к небу Бендибола. Ветер немного усиливается и приятно обдувает лицо. Я счастлива, что теперь хоть в чем-то будет порядок.
— Нам нужно составить план, — говорю я. — Пока что в наших действиях мало смысла.
Дэвид поднимается.
— Ты права, Юдит, — говорит он. — Я тоже не понимаю, чем мы тут занимаемся.
— Наверное, это потому, что у нас мало еды и воды, — говорит Дина. — Мы плохо соображаем. Составить план действий точно не помешает.
— В таком случае первым пунктом будет «раздобыть еще еды», — говорит Габриэль. — Иначе я скоро начну жевать эти странные кусты.
Я киваю. Большая камбала уже закончилась. Но, хоть мы и бродим по пояс в воде несколько часов подряд, с рыбалкой нам больше не везет.
Вдруг все смотрят на Умника. Он замечает это и отвечает встревоженным взглядом.
— Умник не для еды, — поспешно говорю я.
— Но это лучше, чем кусты, — говорит Дэвид.
— Я уверена, что здесь можно найти что-нибудь съедобное, — неуверенно произношу я. В голове крутятся мысли о комарином писке, об Умнике и о белых птицах, кружащих над водой. — Здесь ведь есть жизнь.
Если бы мы нашли какое-нибудь оружие, могли бы настрелять птиц.
— Интересно, где их гнезда? — спрашивает Дина. — Они же должны откладывать яйца.