Рассказы о Чапаеве

Но случилось то, чего никак не ожидали белые.
Хотя броневики были уже близко, цепь иваново-вознесенцев не дрогнула.
Она только слегка раздвинулась и пропустила их.
Когда один из броневиков был совсем рядом, красноармеец Иван Крутов поднялся во весь рост и кинул гранату под колеса. Раздался треск, броневик как-то криво повернулся и застрял на месте.
Бойцы с винтовками наперевес бросились вперед.
Уже горели все три ветряка. Ветер раздувал пламя. Пулеметы со стороны мельниц замолкли.
Из станицы снова вылетела конница противника. Теперь, на близком расстоянии; она казалась страшной.
Но тут в цепи красных послышались радостные возгласы:
— Чапай! Чапай!..
Отведя в сторону правую руку с остро отточенной шашкой, он весь перегнулся вперед и как будто хотел опередить своего скакуна, который и так летел далеко впереди эскадрона.
Не только наши бойцы узнали Чапаева. Узнали его и белые. И вот, один за другим, белоказаки стали поворачивать коней назад.
Напрасно размахивал саблей офицер. Напрасно старался он остановить своих всадников.
Еще минута — иваново-вознесенцы ворвались в станицу.
О главной улицы станицы был далеко виден степной простор. И увидели герои-бойцы, как далеко за станицей скачут, подымая пыль, всадники: то спасались бегством остатки белых.
  
«ЧАПАЁНОК»
 
Отряд Чапаева стоял на отдыхе в большом селе.
Рядом с избой, где остановился Василий Иванович, был двор Лагутиных. В семье Лагутиных самым младшим был Гриша. Ему шел пятый год.
Однажды Гриша отправился к Чапаеву один, тайком от сестры. Сестра казалась ему большой — ей пошел уже тринадцатый год, играть в войну она не хотела и вообще была девочкой, с ней даже разговаривать было скучно.
Гриша вошел во двор и неторопливо зашагал вперед.
Кругом было много интересного. У хлевов стояли две оседланные лошади, мотали головами, звенели уздечками. Седла на них были желтой кожи, стремена висели высоко, по-казачьи.
В пыли бродил одинокий петух. Он гордо выгнул шею и поглядел на Гришу желтым сверкающим глазом.
В самом конце двора, около сарая, росли лопухи. Грише хотелось порубить их ивовым крутом, так чтобы они легли наземь, как беляки под саблей Чапаева.
Но недалеко от лопухов сидел на широком бревне Петр Исаев. Ворот рубахи у него был расстегнут, стальная потемневшая цепочка вилась через всю его грудь и кончалась большим кольцом. Кольцо было приделано к ручке нагана, а сам наган торчал из-за широкого кожаного пояса.
По-особенному сидела на нем и папаха, сдвинутая на затылок так далеко, что вот-вот свалится. К папахе была наискось пришита красная лента.
Петр Исаев лениво притопывал каблуком, позвякивал шпорой и глядел на Гришу Лагутина.
— А вам куда, гражданин?! — строго закричал он.
Гриша остановился.
— Где был? — уже тише спросил его Петька, сел на бревне поудобней и положил на колени длинную шашку в черных ножнах.
Гриша оробел, но не очень. Он ни в чем не был виноват. С самого утра он вел себя очень смирно. А на петуха с желтым глазом даже и не замахнулся.
Помолчав немного и пососав палец, Гриша решился ответить:
— Ходил на речку с тетей Настей.
— А почему?
— Белье полоскать.
— А почему?
Гриша поглядел искоса, боком. Петра Исаева он знал уже с неделю, но понять его не мог: то смеется, то пытает всякими вопросами, а то и сахару даст.
Сейчас Петька грозно хмурил свои реденькие, выгоревшие на солнце брови.
Грише и боязно стало, и уйти не хотелось от мужчины, увешанного оружием.
— Почему? — повторил Исаев.
— Чтоб чистое было, — ответил наконец Гриша.
— А как тебя зовут?
— Небось, знаешь: Гришкой.
— А почему Гришкой?
Гриша ужо начал расстраиваться, но тут Петька вскочил с бревна:
— Доброго здоровья, Василий Иванович!
Гриша оглянулся: от ворот шел к дому Чапаев. Он весело похлопывал хлыстом по своим запыленным сапогам.
— Эй, орел, с чего загрустил? — спросил он Гришу.
Тот пыхтел и ничего не отвечал.
Чапаев стоял перед ним, ладный и красивый, как всегда. Коричневые ремни стягивали его плечи, револьвер висел в тяжелой деревянной кобуре, сапоги были ловко подтянуты у колен ремешками.
— А сабля твоя где? — сказал наконец Гриша.
— Дома оставил. Придешь в гости — покажу.
— А когда?
— В гости-то? Да хоть сейчас. Я тебя на саблю верхом посажу: тут тебе и конь, тут тебе и оружие.
Чапаев взял Гришу за руку и повел к избе.
Часовой, стоявший у крыльца, пропустил их, улыбаясь.
Но только они прошли, как через двор пролетела к избе Гришина сестра Лида.
— Пришел Чапаев? — запыхавшись, спросила она часового и поднялась было на крыльцо.
Часовой загородил дверь винтовкой.
— А зачем тебе товарищ Чапаев?
— Я к нему в отряд хочу.
Часовой захохотал.
— В отряд? Погоди, дочка, годов семь. Подрасти. А тогда и в отряд.
— Да, подрасти! Пока подрастешь, и война кончится.
— Не кончится. Мы без тебя не справимся.
Девочка вдруг быстро нагнулась и под дулом винтовки прыгнула к двери.
— Стой! — закричал часовой.
— Пусти! Хочу в отряд!
На крыльцо вышел Чапаев.
— Что за шум?
— Да вот, Василий Иванович, девчонка чапаевцем хочет стать. А я говорю: мала, подрасти сперва.
— Ты чья? — спросил Чапаев девочку. — Как тебя зовут?
— Лидкой. По фамилии Лагутина.
Василий Иванович знал историю семьи Лагутиных. Павел Лагутин сражался против белых в Уральске. Дети его жили у тетки Насти. Тетка не очень-то была рада, что ей пришлось кормить двух детей: в то время в деревнях близко от фронта хлеба нехватало.
— А, теперь я тебя узнал. Это твой отец Павел Лагутин? — спросил Василий Иванович.
— Ага.
— Ну, заходи, Лида. Твой брат Григорий Павлович у меня гостит.
Лида вошла в горницу и сразу стала сердитой.
— Гринька, ступай домой сейчас же! — крикнула она брату.
Гриша стоял около скамейки, где лежала шашка Чапаева. Он как раз собирался потрогать пальцем серебряную рукоятку.
— Как же, ступай!.. — проговорил он басом. — Умная какая! Сама ступай!
Василий Иванович покрутил усы, походил по комнате, подумал.
— Ну ладно, Лида, — сказал он наконец. Мала-то ты мала, да, знать, шустра. Придумаем тебе в отряде дело.
Так и осталась в отряде Лида Лагутина.
Бойцы скоро ее полюбили и прозвали «чапаёнком».
Один раз даже позволили ей пойти в ночной секрет.
И там ночью, уже под самое утро, когда человека особенно одолевает сон, Лида заметила какие-то тени, мелькавшие далеко впереди. Она потихоньку поползла назад, к своему батальону, и разбудила красноармейцев. Те быстро вскочили, взяли оружие и встретили врага дружным огнем из винтовок.
Так и не удалось белым напасть на чапаевцев врасплох.
После этого бойцы еще больше полюбили «чапаёнка» Лиду.
Но однажды был случай, когда она рассердила Василия Ивановича.
Как-то сломалась у нее походная деревянная ложка. Она недолго думая забежала в пустой казачий дом, схватила со стола чью-то ложку и вернулась в батальон.
А когда сели обедать, Чапаев спросил ее:
— Откуда у тебя такая ложка? Я твою помню — та деревянная была, а эта — железная.