Копия Афродиты (повести)
Бородин с интересом смотрел на парня.
— Моя фамилия Сероокий, — сказал Алеша.
Иван Матвеевич указал ему на стул, сам сел на диван.
— Ну и что?
— Учитель Томкович рассказывал мне, что моя бабушка Анастасия Семеновна Мельник была связной партизанского отряда «Смерть фашизму». А в газете я прочитал вот эту заметку, — Алеша достал кусочек из районки и показал Бородину. — Может, вы ее знали?
— Мельник? — переспросил Бородин. — Нет, не помню. Из Заречного связная была. Молодая женщина. Стася. Красивая, с длинной косой. Мы так и говорили: пойдем на связь с Гомельчанкой. Много нам помогла. Она была в хороших отношениях с немцами и полицаями. Фашисты ей поручили следить даже за кое-кем, дали пропуск на выезд из деревни… Да Колода почему-то заподозрил Стасю. Может, он только предполагал… Нам точно неизвестно. Но именно он устроил проверку, которая стоила ей жизни.
Теперь Алеша не сомневался, что Томкович рассказывал правду. Но почему Гомельская? Гомельчанка…
— А другими фамилиями она не называлась?
— Нет, — сразу ответил Бородин. — Кстати, в то время в штабе могли записать и на выдуманную фамилию. Для страховки. Вдруг документы попадут к фашистам. Собственно, документов старались держать как можно меньше. Мы и без них хорошо знали друг друга. Кроме связных, конечно. Они в отряд приходили лишь в крайнем случае. Вот и Стася Гомельская. Ее знали, пожалуй, лишь командир да разведчики. Я с ней встречался всего два раза. И то в сумерках.
— Может, вы от товарищей что-нибудь слышали о Стасе?
— Кто-то, не помню сейчас, называл однажды ее Графиней. Я еще удивился тогда, но спрашивать не стал, подумав, а может, в других отрядах ее знали под этой кличкой? Мы в тонкости не вдавались. Та операция, описанная здесь, — Бородин указательным пальцем ткнул в клок газеты, — кстати, была проведена, чтобы отомстить за Стасю.
Когда Колоду привезли в лес, он знал, что пощады ему не будет. Вел себя нагло, ругался, надеялся, что его сразу расстреляют. А его судили. Но о связной он ничего не сказал.
— Иван Матвеевич, — спросил Алеша, — партизанские разведчики не пытались выяснить, куда девалось тело Стаси?
— Пытались. Безуспешно. Знаю, что на месте ее предполагаемой гибели полицейские на следующий день не нашли никого и ничего. Это и дало повод тому же Колоде утверждать, что связную они не расстреливали. Что она, мол, сбежала и скрылась. Это действительно странно…
Возвращался Алеша домой на автобусе. Сидел у окна и размышлял. Что за загадку оставила бабушка Анастасия? Будто растворилась в воздухе. Конечно, после этого можно говорить что угодно: и что сбежала, и что предательница… А что думала о ней ее мать, Серафима? Ведь что-то думала, догадывалась. Или знала и молчала. И почему такая странная фамилия — Гомельская? Или Гомельчанка?.. Может, это был пароль?
Еще до поездки к Бородину Томкович посоветовал Алеше написать запрос в Центральный архив партизанского движения. И вот пришел ответ. Коротенький, на полстранички.
«Тов. Сероокому А. В.
На Ваш запрос ЦАПД сообщает, что связная по фамилии Мельник А. С. в архивных документах не числится. Связной партизанского отряда «Смерть фашизму» из дер. Заречное Рябининского (ныне Высогорского) района была Гомельская Анастасия. Пропала без вести в октябре 1943 года. Награждена медалью «За боевые заслуги». Награда не вручена».
Мать, взволнованная и побледневшая, стояла рядом и молча смотрела на извещение. Алеша тоже волновался и все думал: Бородин говорил Гомельская, в документе — Гомельская. Еще — Графиня… В чем тут секрет? Анастасий в деревне больше не было. А Графиней односельчане называли и бабушку Серафиму… Почему же Гомельская?.. Гомельчанка… Гомель… Го-мель… И вдруг Алеша вскочил.
— Мама! Это же фамилия бабушки Анастасии.
— Как — настоящая? — мать взяла у него ответ из архива.
— Она совместила первые слоги из двух слов: Голота и Мельник. Вот и получилось Гомель…
Мать выронила бумагу и разрыдалась.
— А мы думали, сынок, — причитала она, — думали… Кто и что думал, она так и не сказала.
Глава 11
УЖАСНАЯ НОЧЬ
Сирень отцветала. Но, несмотря на это, Алеша решил пересадить молодые отростки под окно. Не приживутся сейчас, осенью другие посадит.
Молодые и прямые побеги, как стрелы, росшие внутри куста, стремительно тянулись вверх. Алеша пробрался через старые толстые ветви и выбрал самый красивый и крепкий отросток. Лопата легко вгрызалась в землю, с хрустом перерезала корни. Первый отросток сирени он выкопал быстро, с хорошим корневищем. Взялся за другой. И вдруг лопата наткнулась на что-то твердое, соскользнула. Алеше показалось, что там в земле камень. Он стал окапывать отросток пошире, и снова лопата уперлась в камень. Раздосадованный, Алеша решил сначала достать этот камень, а потом уже выкапывать корень. Осторожно выбирал землю, чтобы не повредить сирень, углублялся и вдруг увидел… череп.
Дрожь побежала по телу. Алеша в оцепенении рассматривал находку. Наконец, опомнившись, начал торопливо отгребать песок, и вскоре на Алешу скалились ровные и крепкие зубы. Один из них, в верхнем ряду, был золотой…
Страшная догадка, словно огнем, обожгла парня. Он бросил лопату, выбрался из куста и побежал домой.
— Папа! Папа!
— Что случилось? — увидев растерянного сына, испугался Виктор Степанович.
— Там… — больше Алеша не мог сказать ни слова. — Там…
Отец, недоумевая, побежал вслед за сыном. У куста, пораженный, остановился, завороженно глядя на череп.
— Ты думаешь? — тихо проговорил он.
— Золотой зуб, — сказал Алеша. — У бабушки Анастасии в верхнем ряду был золотой зуб. Мать говорила.
Отец с сыном в скорбном молчании смотрели на останки. Затем Виктор Степанович поднял с земли лопату и аккуратно начал разгребать могилу.
— Алеша, сбегай за матерью.
Виктор Степанович продолжал работу. Анастасия это или нет, но человека все равно надо перезахоронить в настоящей могиле. Что-то темное и круглое скатилось по песчаной горке. Виктор Степанович поднял, рассмотрел: польская монета, злотый. Почерневшая, покрывшаяся ржавым налетом.
Вскоре пришли Алеша с матерью. Антонина Тимофеевна откинула ветви, прикрывавшие находку, посмотрела на череп и зашаталась. Алеша, подхватив ее под руки, отвел в сторону, усадил на траву.
Антонина Тимофеевна успокоилась не сразу. Она сидела, напряженно следя за лопатой, которой Виктор Степанович осторожно разгребал останки. Алеша стоял возле нее.
Отец снова нашел злотый. Алешка повертел его в руках. Может, все же это не бабушка, а какой-то поляк здесь похоронен? Сомнения одолевали и Виктора Степановича. Но вскоре он извлек нечто похожее на сверток. Внутри оказался медальон. Серебряное сердечко сохранилось хорошо, хотя от времени потемнело. Виктор Степанович очистил медальон, ножом осторожно вскрыл крышку. И Алеша сразу узнал на вложенной маленькой фотографии бабушку. Она была вырезана из групповой, такой, которую Алеша видел у Томковича.
Теперь сомнений никаких не могло быть. Алешка случайно обнаружил могилу бабушки Анастасии, бесследно исчезнувшей в том военном году…
И он представил себе, что случилось в ту ужасную ночь. Серафима знала, что ее дочь повели на казнь. Наверное, она побежала следом, скрываясь в кустах от глаз фашистов. Видела, как споткнулась дочь на берегу реки… Сколько надо было иметь сил и мужества, чтобы ночью найти тело погибшей дочери, перенести к дому. Ночью же похоронить. А на следующее утро, чтобы замаскировать могилу, посадить сирень. Без стона, без крика, без слез…
Почему же бабушка Серафима так оберегала тайну могилы дочери? Этот вопрос теперь мучил и Алешкиных родителей. Ну, во время войны, это еще понятно. За дочь могли наказать и мать. А после? Поверила слухам, что Анастасия предательница? Или еще почему-то? Точного ответа сейчас, наверное, никто уже не даст.
Алеша очень горевал о бабушке и в то же время гордился ею.