Кот по имени Сабрина
Но издевательское замечание насчет жизни в долг он не проглотит просто так.
— Она хочет моей смерти, — сказал он Тоге. Мысли Тоги, как и мысли самого Сабрины, настроены на людей. Им легко понимать друг друга, не то что этих неучей бобров на болотах. — Эта ведьма желает моей смерти. Ну можно ли так обращаться с верным спутником жизни?
Тога задумчиво жевала.
— Я видела, как они это сделали с овцой, — наконец промямлила она. — Ты помнишь овцу? Эти животные все-таки глуповаты. Помнишь старую Марту? Я видела, как она приняла смерть. Упала как подрубленное дерево. Будто ноги ей подточили бобры.
— Ой!
— Видела я и как с моим Уильямом человек сделал то же. Он приставил ружье к голове Уильяма и спустил курок, ублюдок. Уверяю тебя, я заставила его заплатить за это. Его унесли завернутого с головы до ног, и он никогда больше не вернулся. — Желтые с сумасшедшинкой глаза уставились на Сабрину. — Это ружье может враз отшибить голову такому маленькому зверьку, как ты.
Кот замер:
— Я пришел за сочувствием, Тога!
— Они говорят, что ничего и не почувствуешь.
Бестолочь! Все-таки разница между умом Тоги и овцы дьявольски мала, хотя овца мертва, а Тога как-то исхитряется до сих пор оставаться живой.
— КТО они? Кто вообще может знать такое НАВЕРНЯКА? Это будет мгновение ослепляющей агонии, Тога, а за нею разверзнется бездна вечного, ужасающего НИЧЕГО. Есть же все-таки разница между сочувствием и бесчувствием!
Тога впала в оскорбительное молчание. Сабрина принялся взволнованно мотаться туда-сюда, рассекая воздух хвостом. Тога опустила голову и стала пощипывать губами покрытую белым студеным пушком траву. Сабрина оглядел окрестности.
На юге вдоль холодного моря тянулся пляж. На западе стыло болото, населенное мерзкими енотами и презренными бобрами. На востоке — домик и Ханна с ружьем. На севере — протяженное пространство примороженных полей, за которыми — он догадывался — прятались утки.
Утки. Память детства, всосанная с молоком матери. Опасайся уток, сынок. Быстрые лапы, ужасные плоские клювы. Страшные утки — самые худшие враги кота. О Господи, у него не оставалось ни единого шанса. Бобры, еноты, люди и утки. Ну что это за окружение для приличного кота? Он должен держаться немногих оставшихся друзей.
— Прости меня, Тога.
Коза вздохнула и дохнула ароматом жвачки.
— Я возмущена твоим замечанием, Сабрина. Нет надобности, надеюсь, убеждать тебя в том, что у меня репутация хорошо осведомленного и очень достойного животного.
— И униженного, — поспешно добавил Сабрина. — Но только потому, что некоторые животные терпят унижение. В тебе нет никакой порчи. Порча в моей хозяйке. Ты и я, Тога, единственные животные, оставшиеся на этой ферме. Нельзя же брать в расчет кур, а тем более бобров и енотов.
— Только ты и я, — согласилась коза. — Но с тобой еще большой знак вопроса.
— Нет ничего, с чем бы я не мог справиться. Надо будет — дам тягу.
— Я не имела в виду твоей надежды выжить. Не хотелось бы намекать, но у тебя не все в порядке с половой ориентацией. Я всегда старалась быть тактичной, Сабрина, но надо наконец произнести это. — В глазах козы засветился зеленый мстительный огонек. — Твоя хозяйка думает, что ты женского пола.
— Это так важно?
— Было бы важно, будь ты уважающим себя котом. — Глаза козы стали похожи на желтые стеклышки. — Ты что, Сабрина, и впрямь не понимаешь? Позволяешь хозяйке называть тебя Сабриной — а у них это имя женское. Уж я-то, поверь, умею читать ее мысли. Значит, и ты согласен считать себя кошечкой?
— Нет! Я кот и горжусь этим!
— Тем хуже.
— Эй, ты куда это клонишь?
— Если тебе вдруг выпадет удача встретить кошку, ты и знать не будешь, что с ней делать.
— Неужто? Ха, не тебе говорить! Много ты знаешь об этом. Сама одна-одинешенька.
— В свое время я знавала козлов. — Тога хихикнула. Зеленые глаза ее затуманились воспоминанием. — Вот Уильям — он был настоящим козлом, пока человек не убил его. Тебя на остров привезли котенком. Что ты можешь знать о большом мире? Да ты и понятия не имеешь о любовных утехах, о пиках восторга и безднах опустошения. Если честно, Сабрина, мне жаль тебя. Ты изгой в королевстве животной страсти.
Злорадное блеяние козы долго и неприятно звучало в ушах Сабрины, пока он волочился вдоль границ своей территории. Время от времени он останавливался и обнюхивал собственные метки. Да других и не было. Никогда до сих пор. Он прилежно исполнил кошачью обязанность, обновив угасающие запахи. Ах, как здорово было бы хоть раз затеять спор за территорию! Или еще лучше повязаться с какой-нибудь кошечкой. Тогда бы он показал этому пресловутому большому миру, какой он кот.
Но, увы, он оставался пока единственным котом на острове Гарсия.
Гарсия один из многих островов между континентальной Британской Колумбией и островом Ванкувер на северо-западе Тихого океана. Величиной он всего лишь в девять квадратных миль и просто теряется среди мелких островков Гольф. Корпорация паромщиков Британской Колумбии и в расчет его не берет. С воздуха он похож на лапу енота с когтями глубоких каменистых бухточек, которые все, как одна, скошены на северо-запад, прочерченные в скалистом берегу отступавшими ледниками, как полагают геологи. Впрочем, эти геологи заслуживают не большего доверия, чем вы и я, ибо их сплошь и рядом одурачивают и окручивают, подсовывая незамужних женщин.
За длинным юго-западным утесом лежат восемнадцать неосвоенных, диких участков и три с вкраплением маленьких домиков. Последние не что иное, как недомыслие биржевого маклера по имени Эски, одно из его самых неудачных капиталовложений. Его собственный летний домик до сих пор стоит на краю одной из бухточек, и наследники иногда пользуются им, но только из чувства благодарной памяти. Острый хребет с крутыми склонами отделяет юго-западную часть острова от менее благодатного северо-востока. Северная оконечность — это по большей части кусты, зато южные две сотни акров наполовину заболочены, а наполовину — запущенные пастбища.
Это и есть владения Пигго.
Южный берег — куча камней, известная как мыс Пабло, а рядом с ним открывается бухточка с доком. Как раз между мысом и доком втиснулся домик, крытый добротными кедровыми досками, из которых когда-то был грубо сколочен и кухонный стол. Сейчас за столом сидят мужчина и юноша, стараясь не занозить колени о тыльную сторону столешницы. Ханна стоит рядом, наливая кофе.
— Чертовская вонь, — поморщился Фрэнк Дрейк. — Это все от вашей кошки, миссис Пигго, не в обиду вам будь сказано.
Нервный мужчина, подумала Ханна.
— Ну-ка наливайте себе сливок. Не желаете ли печенья? Я сама его испекла.
— Гадит по всем углам, — сказал молодой Нед, которому явно не помешали бы уроки хорошего тона. — Гадит, как все коты. Грязные вонючки.
— Попридержи язык, Нед, — одернул его Фрэнк. — Ты как-никак в доме миссис Пигго. Я вот что хотел сказать миссис Пигго, может, вашу кошку следует подлечить? Одно мгновение — и готово. С нашим котом Уилбургом такое проделали.
На корабле, сами понимаете, каждый уголок должен блестеть. Вот нам и пришлось.
— Отрезали ему яйца, и все дела.
— Нед!
Ханна поставила на стол кружки. Эти мужчины какая-никакая, а все же компания, и ей приятно видеть их у себя в доме. Фрэнк, это дитя земли, так и вовсе милый парень. Да и в Неде, если покопаться, можно отыскать что-то хорошее. Ну а если ему приспичило потолковать о кастрации, пусть говорит. Все-таки лучше, чем пустой дом и вообще никакого общения. Она лучисто улыбнулась.
— Сабрина — дама, Фрэнк.
— Думаю, вы ошибаетесь, миссис Пигго.
— Она живет у меня семнадцать лет.
— Все равно.
— Мой муж знал бы.
Тут Нед грубо расхохотался:
— Может, ваш муж был не очень-то горазд в этом деле? Неспроста у вас не было и…
— Нед! — Фрэнк неожиданно так взорвался, что грохнул по столу кулаком, расплескав кофе. — Заткни свою поганую пасть, или тебе придется вернуться в лодку. Господи Иисусе, простите его, миссис Пигго. Уж я жучу его, но вы знаете, какая нынче пошла молодежь. Несут невесть что.