Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?

– Смотрите, – сказал дедушка, открыл сумку и принялся вытаскивать всякую всячину: нож с красной рукояткой, леску, веревку, ножницы, иголку и нитку. С самого дна он достал шаль с розами, тонкую и блестящую.
– Когда-то я подарил эту шаль жене, – объяснил Нильс. – Потрогайте, какая нежная ткань.
Мы прикоснулись к шали, она была удивительно мягкой.
– А легкая какая! – нахваливал Нильс.
Мы взяли шаль в руки – она оказалась почти невесомой.
– Настоящий шелк, – объяснил дедушка. – Замечательная ткань. Самая подходящая для воздушных змеев.
– Мы что, будем делать воздушного змея? – обрадовался Берра.
Мы смастерили каркас из веток. Дедушка обтянул его шелком и как следует все пришил.
На деревьях свистели птицы, и Нильс тоже тихонько насвистывал за работой. Он насвистывал замечательную мелодию песенки, которая называется «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?»
– Мою жену звали Йоханна, – сказал дедушка.
И заговорил о своей жене. У нее были рыжие волосы и синяя шляпка.
– Вот бы мне научиться свистеть! – вздохнул Берра.
Наконец змей был готов.
– Всё, – объявил дедушка. Он был доволен работой.
– Но у него нет хвоста! – напомнил Берра.
Тогда Нильс снял свой галстук и привязал его к змею, крепко-накрепко.
Ни у кого еще не было такого великолепного змея!
Жаль только, запустить его мы не смогли: ветра не было. Сколько мы ни бегали с ним, сколько ни подбрасывали – ничего не вышло.
– Не беда, в другой раз обязательно взлетит, – утешал нас дедушка. – А теперь мне пора возвращаться. Что-то я подустал.
Он взял сумку и побрел, не разбирая дороги.
Когда мы пришли в следующий раз, Нильс лежал в постели. На столике у кровати стоял стакан с водой, а в нем – наш цветок, только лепестки у него почти все облетели…
– Ну как, запустили-таки змея? – поинтересовался дедушка.
– Нет, мы ждем настоящего сильного ветра, – ответил Берра. – А ты вот лежишь-полеживаешь. Хорошо тебе!
– Да, сегодня я, пожалуй, лучше полежу и поразмышляю, – прошептал Нильс.
Он лежал и размышлял, а мы сидели на краешке кровати и смотрели на чучело птицы, на золотые часы и не говорили ни слова – минут пять.
– Я тоже люблю поразмышлять, – не утерпел Берра.
– Ну, и о чем же ты сейчас размышляешь? – спросил дедушка.
– О том, что ты больше всего любил делать, когда был маленьким.
Дедушка почесал подбородок – теперь на нем красовались уже два пластыря – и задумался.
– Пожалуй, больше всего я любил воровать вишни. Опасная это была затея, но увлекательная.
– А я думаю: хорошо бы мне выучиться свистеть, – признался Берра.
Дедушка показал Берре, как надо свистеть: как складывать губы, где должен быть язык.
– Вот так. А потом просто дуй и все.
И Нильс принялся снова насвистывать «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?» Потом наступил черед Берры, но у него ничего не вышло – одно шипение.
– Ничего не выходит!
– Это поначалу, – утешал его Нильс. – Надо потренироваться хорошенько, и все получится. Ну, а еще о чем ты размышляешь?
– Например, почему у тебя пластырь на подбородке?
– Я порезался, когда брился, – объяснил дедушка. – Руки очень дрожат.
– Значит, тебе нужна помощь, – решил Берра. – Ульфе здорово умеет с ножом обращаться, он мог бы тебе помочь. И вот еще что.
– Что?
– Когда у тебя день рождения? Надо бы его отпраздновать.
Дедушка посмотрел на часы на стене.
– Совсем скоро, – сказал он.
– Может, в следующую пятницу? – оживился Берра.
– Да, вполне вероятно.
Мы торопливо попрощались с Нильсом. Ведь Берре столько нужно было успеть подготовить!
Надо было проверить, не сели ли батарейки в фонарике. Достать деньги из копилки. Денег оказалось недостаточно, и мы пустились на заработки: стригли газоны и пололи густавссоновы клумбы с розами.
И все время Берра упорно учился свистеть.
Он тренировался в среду по дороге в табачный ларек, где мы купили сигару, каких я в жизни не видывал.
Он тренировался в четверг, когда мы ходили в булочную и еще в один магазин, ужасно дорогой.
Даже в пятницу, складывая рюкзак, Берра пытался свистеть, надувая щеки так, что они становились круглыми и красными, как два помидора.
Но никакой мелодии у него не получалось.
– Не так-то это просто, – признался Берра, когда мы проходили мимо часовни. – Может, это самое сложное в жизни.
Когда мы пришли к дедушке, уже смеркалось. Нильс сидел на стуле посреди комнаты. В лучшем костюме. А подбородок совсем зарос щетиной.
– Наконец-то вы пришли, – обрадовался он. – А я уж подумал, вы меня совсем забыли.
– Ну, что ты! С днем рождения, дедушка! – улыбнулся Берра.
– Имею честь поздравить, дедушка Нильс! – подхватил я.
И мы спели ему поздравление.
А потом наступил черед бритья.
Берра намылил Нильсу кисточкой подбородок, так что тот стал похож на торт со взбитыми сливками, а я осторожно проводил бритвой по коже, чтобы она стала гладкой и мягкой, как шелк.
– Готово, – объявил Берра, когда мы вытерли дедушке подбородок мокрым полотенцем. – Теперь можно праздновать!
– Столовая-то, наверное, уже закрылась, – огорчился было Нильс.
– Наверняка, – поддакнул я.
– Ну и что с того? Поужинаем сегодня в другом месте! – заявил Берра.
В коридоре нам встретилась медсестра в белом халате. Она с тревогой посмотрела на коричневую дедушкину шляпу.
– Куда это вы направляетесь, Нильс?
– Иду праздновать день рождения с моим внуком и его другом, – улыбнулся дедушка. – У меня сегодня день рождения.
– Не знала.
– Это секрет, – объяснил Берра.
Сестра легонько похлопала Нильса по щеке.
– Поздравляю! Желаю хорошо повеселиться. Только берегите дедушкино сердце, ребятки. У него с ним нелады.
– У него самое лучшее сердце, – воскликнул Берра.
Мы пошли в парк, где чирикали воробьи и воздух был наполнен чудесными запахами.
– Ну, чем займемся? – спросил дедушка. – Не пора ли перекусить?
– Нет, начнем с самого веселого, – заявил Берра.
– И увлекательного, – добавил я.
И мы отправились в сад Густавссона. Там было так темно, что Берра включил свой фонарик.
– А теперь иди тихо-тихо, дедушка, – предупредил Берра.
– Постараюсь.
– Верно. А то этот Густавссон – злой, как черт.
Мы прокрались мимо флагштока, мимо кустов крыжовника. Затем остановились.
– Это здесь, – объявил Берра. – Пришли.
Он осветил фонариком ствол огромной густавсоновой вишни. Высоко-высоко под самым небом были едва различимы тяжелые спелые ягоды.
– Карабкаемся наверх, – скомандовал Берра.
Но дедушка покачал головой.
– Ничего не выйдет.
– Да все получится, – попытался его подбодрить Берра. – Без труда не вынешь и рыбку из пруда.
– Тут сучки по всему стволу, – вставил я.
И Нильс стал карабкаться наверх. Очень медленно. Он хватался дрожащими руками за ветки. Поднялся немного и остановился: не мог подтянуть ногу до следующего сучка.
– Может, спустимся? – предложил я.
– Ни за что! – запротестовал Нильс. – Подпихните-ка мне ногу, ребятки.
Наконец он уселся на ветку рядом с нами и заболтал в воздухе ногами, как маленький.
– Все-таки получилось, – ликовал Нильс. – Здорово, правда?
– Ага. Дедушке Ульфа нипочем не забраться так высоко!
– Конечно. Никогда в жизни, – согласился я.
– Ну, пора приниматься за вишни, – объявил Нильс. Он снял шляпу, и мы набрали в нее самых сочных и спелых ягод. А потом сидели и только чмокали да сплевывали вниз косточки.
– Никогда бы не слезал отсюда, – признался дедушка. – Здесь сидишь, словно на небе. – И Нильс достал из шляпы последнюю красную вишню.
– Отличный у меня дедушка, – радовался Берра.
– Да, но мой зато рыбачит лучше.
Вот Нильс нащупал ногой самый нижний сучок. Но тут раздался треск – сучок сломался.
Когда мы подбежали, Нильс неподвижно лежал на земле.