Последний воздушный пират
Плут вздрогнул. Он всё ещё ясно помнил свой сон. Сначала появились волки — они всегда приходили первыми. Волки с белыми загривками. С ощетинившейся шерстью. Они громко выли, а страшные жёлтые глаза жарко вспыхивали в лесной мгле…
Отец кричал ему, чтобы он скорее прятался, мать тоже вопила от страха. А он не знал, что делать. Он пытался бежать то туда, то сюда, но горящие жёлтые глаза окружали его со всех сторон, и отовсюду слышались резкие, похожие на лай, голоса надсмотрщиков-работорговцев.
Плут сглотнул слюну. Его мучили ночные кошмары. Но следующее сновидение было ещё ужаснее.
Он был один в тёмном лесу. Вой белогривой стаи и крики постепенно затихли вдали. Работорговцы ушли, забрав с собой его отца и мать. Плут никогда их больше не увидит. Он маленький, ему всего четыре года, и он остался один-одинёшенек среди необъятных просторов Дремучих Лесов. И вдруг что-то стало надвигаться на него, что-то огромное и страшное.
И тут…
И тут он проснулся, весь в холодном поту. В ушах стоял пронзительный визг крысиных полчищ. Так уже бывало, и притом не однажды. Ночные кошмары постоянно возвращались к нему, чуть не каждую ночь, и всегда, сколько он себя помнил, он видел один и тот же сон.
Дойдя до развилки, Плут повернул налево, потом ещё раз налево. Затем, пройдя вперёд шагов пятьдесят, он сделал поворот направо в том месте, где начиналась низкая узкая труба.
Новичок, попавший в канализационную сеть, с лёгкостью заблудился бы в хитроумном лабиринте тоннелей и трубопроводов. Но только не Плут! Он знал каждый резервуар, каждый отсек, каждый сток. Он знал, что труба, в которую он залез, помогает сократить путь до Центрального Подземного Книгохранилища. Он, конечно, немного подрос с тех пор, как открыл для себя этот лаз, и хотя ему приходилось всю дорогу идти пригнувшись и подгибая колени, он выбрал кратчайший маршрут.
Дойдя до конца трубы, Плут внимательно огляделся по сторонам. Справа от него в глубокую мглу уходил широченный Главный Тоннель. Мальчик был рад, что там не было ни души. Слева венчала тоннель огромная резная арка, по другую сторону которой находилась библиотека.
Плут сделал шаг вперёд, и, когда его взору открылись своды книгохранилища, сердце мальчика затрепетало. И хотя он видел библиотечный зал по меньшей мере семь раз в неделю, это место не переставало удивлять его.
Воздух здесь согревался от жара дровяных печей, и сотни издающих мерный, еле слышный гул вентиляторов создавали лёгкий и тёплый ветерок. Висячие кабинки-читальни, где хранились богатейшие собрания манускриптов и свитков наравне с переплетёнными фолиантами, тихо покачивались в «связках», напоминающих огромные букеты. Для надёжности они были прикреплены цепями к величественному мосту из чёрного дерева. Мост с искусными резными украшениями проходил под высоким сводом, соединяя две ветви Главного Тоннеля. Далее лежал старый мост из летучего дерева и множество других небольших мостикоп, а внизу, под ними, текли сточные воды самой крупной канализационной трубы Нижнего Города.
Плут постоял несколько мгновений у входа в хранилище, чувствуя, как волна тёплого воздуха омывает его озябшее тело. В помещении категорически не допускалось никаких протечек: ни одна капля воды не должна была упасть на драгоценную библиотечную коллекцию, ради создания которой погибло немало земных учёных.
На память мальчику пришли слова старого библиотекаря, Олквикса Венвакса.
— Помни, дружочек, — говаривал он, — в нашей библиотеке собрана лишь крошечная частица знаний, лежащих за её пределами, и Дремучих Лесах. Но наша коллекция драгоценна. Никогда не забывай, Плут, что на свете существует немало людей, которые ненавидят и презирают земных учёных: многие предавали и преследовали нас, обвиняя в распространении Каменной Болезни и вынуждая искать убежище под землёй, куда не проникает ни один солнечный луч. За каждым научным трудом стоят страдания по крайней мере двух учёных: один в поте лица своего писал книгу, а другой поплатился жизнью, чтобы защитить работу первого.
Но мы не сдадимся. Избранные Библиотечные Рыцари будут по-прежнему совершать походы в Дремучие Леса, чтобы добыть бесценную информацию и получить новые знания о Крае. Когда-нибудь, милый мой, придёт и твой черёд.
Плут выбрался из тоннеля и ступил на мост из чёрного дерева, пригибая голову, чтобы его не было видно из-за балюстрады. На близлежащем мосту кто-то маячил, что было необычно для такого раннего часа, и, хотя это мог быть всего лишь тролль Лопоух, уборщик, Плут не хотел рисковать понапрасну.
Неосознанно, по привычке, мальчик считал все крепёжные кольца, мимо которых он проходил. Юный помощник библиотекаря выполнял свои действия автоматически, потому что те, кто делал ошибку, путаясь, какая из подвесных читален прикреплена к какой цепи, недолго удерживались на работе в Центральном Книгохранилище.
Благодаря своему опыту мальчик безошибочно нашёл читальню 17, где хранился нужный ему научный труд. Он назывался «Исследование поведения толстолапов в среде естественного обитания». Изо всех многочисленных библиотечных фолиантов в кожаном переплёте этот был для мальчика особенным, и по очень простой причине.
Плут Кородер никогда не забывал, что был обязан жизнью этой книге.
Убедившись, что тролль Лопоух не шпионит за ним, Плут ухватился за рукоять лебёдки и начал осторожно её поворачивать. Звено за звеном цепь медленно наматывалась на вал, и подвесная кабинка-читальня потихоньку спускалась вниз. Когда она оказалась на одном уровне со сходнями, Плут дёрнул за рычаг зубчатой передачи, приводя в действие тормоз, и забрался в кабинку.
— Осторожнее! — нервно прошептал он, когда кабинка резко наклонилась и стала раскачиваться. Он уселся на скамью и крепко уцепился за стол. Ему никак не улыбалось свалиться и полететь вверх тормашками в липкую, медленно текущую жижу. В такое раннее утро под мостом не было ещё спасательных плотов, а он плавал, как топор.
Древесина медово-золотистого цвета была приятной и шелковистой на ощупь. В тёплом сухом помещении библиотеки древесина отстойного дерева становилась вдвое легче воздуха. Однако, как у всех деревьев первосортных летучих пород, малейшего изменения температуры или влажности было достаточно, чтобы нарушить внутреннее равновесие в материале, и тогда подвесные читальни начинали крениться или раскачиваться; усидеть за столом было невероятно трудно, и поэтому работа в библиотеке становилась настоящим искусством.
— Немедленно перестань качаться, совсем, что ли, одурела? — строго приказал Плут кабинке-читальне. Он изменил положение на скамье, и резкая тряска понемногу прекратилась. — Вот так-то лучше, — произнёс он. — А теперь замри, пока я…
Моргая от яркого света шарообразного фонаря, Плут приподнялся и вытащил огромный переплетённый в кожу фолиант с самой верхней полки висячей читальни. Сочинение было посвящено толстолапам. Положив учёный труд на стол перед собой, он снова испытал знакомое возбуждение, к которому примешивалось чувство страха.
Мальчик открыл увесистый том наугад.
Плут низко опустил голову, и глаза его сузились от напряжения. Он больше не сидел в подвесной кабинке-читальне, в сводчатом библиотечном зале, глубоко под землёй.
Вместо этого он был наверху — там, где открывалось необъятное пространство Дремучих Лесов, где нет ни стен, ни тоннелей, а вместо крыши — небо над головой. В прохладном воздухе раздавались крики птиц и писк лесных грызунов.
Мальчик углубился в чтение. Вот что он прочёл:
Вой, используемый толстолапами для общения, предназначается только для одной конкретной особи этой породы. Ни один толстолап, даже находящийся поблизости, не станет отвечать на зов, адресованный другому. В некотором, смысле подобное коммуникационное явление можно сравнить с обращением по имени. Однако я не могу утверждать этого с полной уверенностью, поскольку во время своего научного путешествия мне ни разу не удалось приблизиться к толстолапам на достаточно близкое расстояние, чтобы расшифровать их язык.