Сказки центральной Индии

— Ну, матушка,— говорит лангур,— навари теперь побольше рису, чтобы всем хватило — и братьям моим и невесткам. Братья-то, когда нас позвали, дали нам с тобой по горсточке. А мы им помногу наложим. Не хватит того, что в этой тыкве, я схожу еще принесу.
— Нет, сынок,— отвечает мать.— Сегодня больше не приноси. Мне готовить и этого хватит.
— Ладно,— говорит,— если так.
Ну вот, у них все готово, а братья не идут. Лангур и спрашивает:
— Слушай, матушка, ты братьям-то сказать не забыла? Что-то их до сих пор не видать.
— Что ты, сынок,— отвечает она.— Конечно, сказала.
— Не идут они,— говорит он.— Пойду погляжу, что с ними там приключилось.
Пошел к ним и спрашивает:
— Ну, братья, что же вы не идете? Я вас давно поджидаю. Вас все нет, я и зашел. Пойдемте сразу, сейчас. Поедите и вернетесь домой.
Вот братья и говорят меж собой:
— Слушай-ка, чем он кормить-то нас будет? Сколько народу зовет. И говорит-то он как уверенно, диву дашься. Ладно, пойдемте. Посмотрим, что там у него, как он нас накормит.
Поговорили так и пошли к нему. Тот усадил их любезно, лучше и не придумаешь, потом пошел в дом, спрашивает у матери:
— Как, матушка, у тебя все готово? — Да,— отвечает,— готово.
— Хорошо,— говорит.— Вынеси-ка им живее воды 6.
— Подожди немного, сынок,— просит мать.— У меня еще не все тарелки готовы. Сейчас я их прошью, и все будет в порядке 7.
— Ладно. Поспеши, сшей их поскорей,— сказал он и пошел к братьям.
— Послушайте, братья,— говорит.— Потерпите немного. Тарелок у нас не хватило. Как будут готовы, сразу и есть подадим.
Сказать правду, пришли все невестки, а с ними их дети, и он их всех усадил. Старший брат ему не поверил. Сам пошел в хижину. «Подождите,— говорит,— дайте я вперед сам взгляну. Интересно, что он приготовил». Вошел он, глядит: и впрямь приготовлена полная корзинка рису. Удивился он.
— Где это вы,— спрашивает,— столько рису достали? Такой пир закатить.
А тот тайну свою не открыл. Ничего ему не сказал.
Как кончила мать с чашками да с тарелками, вынесла им воды. Все сразу вымыли руки и сели за еду. Мать каждому есть подала, а потом завела разговор.
— Это,— говорит,— наша тыква. Он сегодня первую долю бонгам поднес. В этом и дело. Он сказал: «Когда они подносили первую долю, они нас позвали. Мы тоже их позовем». Вот зачем сегодняшнее угощенье.
И лангур тоже сказал:
— Вы, братья, подносили первую долю вашего риса. Вы тогда давали по горсточке. Поглядите теперь, как у меня подают. Если кому не хватит, попросите у матери. Кто сколько съесть сможет, она столько и даст.
Поели и на том расстались.
Ну а мать и сын сказать нельзя как были рады, что рис в тыквах нашли. Что ни день утром и вечером оба идут на свое поле. Очень они за ним смотрели. У других рис созрел, и у них, что было, созрело. Стали другие свой рис жать, и они свой урожай собирают, домой несут. Трудно поверить, тыквами весь дом заполнили, все углы заложили. Кончится в доме еда, так стоит им тыкву разрезать, и сразу опять полно рису. На целый год у них вышло запасов.
Прошло сколько-то времени, кто его знает сколько, и братья сговорились пойти покупать лошадей. Вот и лангур говорит:
— Послушай, матушка, братья идут коней покупать. Я тоже хочу коня. Пойду с ними.
— Видишь, сынок,— отвечает мать,— у них деньги есть. На эти деньги они и купят. А у нас с тобой ничего нет. На что покупать станешь?
— Скажи, матушка, разве у нас совсем ничего нет? — спрашивает лангур.
— Ничего нет, сынок,— отвечает мать.— Смотри сам, есть у нас рис и моток веревки. Больше ничего.
— Тогда дай мне его,— говорит сын.— Дай мне моток веревки.
— Послушай, сынок, неужто ты думаешь, тебе за него лошадь дадут? И не помышляй.
— Дай мне его,— просит он.— Я возьму и попробую, дадут или нет.
И впрямь она дала ему этот моток, и он пустился в путь вместе с братьями. Они его спрашивают:
— Слушай-ка, ты. Куда ты направляешься?
— Я тоже,— говорит,— иду с вами коней покупать. А им стыдно с собой брать такого. Они говорят:
— Не ходи с нами.
Отогнали его всякой бранью, и поплелся он один сзади. Шли они, шли и увидели где-то дерево манго, все в зрелых плодах.
— Эх,— говорят,— был бы здесь лангур, мы бы ему велели нам манго нарвать.
А лангур-то их обогнать уж успел и давно сидел на дереве.
— Да я здесь, братья! — кричит.— Если вы манго хотите, я вам сейчас накидаю.
— Ладно, раз уж ты здесь, кидай,— говорят.
Он, по правде сказать, так и сделал. Пошли дальше. Как прошли полдороги, стали они его снова бранить и гнать прочь. Опять лангур отстал. Подобрал где-то шпильку, чем кроватные сетки вяжут, и дал братьям уйти. Потом забежал вперед окольной дорогой и сел их поджидать. Приблизились они, он снова вперед побежал, чтобы его не заметили. Так и дошли до места, где лошадьми торговали. Той порой стемнело. Они говорят: «Темно уж. Покупать сегодня не будем. Купим лучше завтра поутру. Сразу на коней сядем и поедем прямо домой». Порешили на том и стали устраиваться ночевать.
А лангур забрался в конюшню и примостился под самой крышей на матице. Ночью кони начали говорить между собой: «Сегодня пришли покупатели. Кто их знает, кого из нас они купят и уведут». Завели они такой разговор, а лангур молчит, слушает. Снова кони говорят друг дружке: «Слушайте, может, завтра нас купят. Знать бы, кто из нас как бежать может». Стали они говорить: «Я пробегу столько косов. Я пробегу столько косов». Так они говорили, кто как скоро может бежать. А была там одна кобыла, она сказала: «Я по земле пробегу двенадцать косов и по небу пролечу двенадцать косов».
Услыхал это лангур, поспешил вниз и загнал шпильку под копыто той самой кобыле, какая сказала, что она может бежать двенадцать косов и днем и ночью. Ну она разом и охромела.
На другой день братья сразу пошли туда, где кони были. Видят, там лангур.
— Слушай, а ты когда тут появился? — спрашивают.
— Только что, братья,— говорит он.
Стали коней выбирать. Они себе выбрали самых гладких, сговорились о цене и заплатили. А лангур той порой все молчал, рта не раскрыл, только слушал, как они торговались. Братья расплатились, сели верхом и домой поехали.
Уехали они, тут у лангура язык развязался.
— Слушай, хозяин,— спрашивает.— С чего это у тебя та лошадь хромает? Вон как она ковыляет. Давно захромала?
— Вчера еще в порядке была,— отвечает хозяин коней.— Видно, ночью что-то с ней приключилось.
— Показать бы тебе ее коновалу,— говорит лангур.— А то ведь совсем из сил выбьется и падет. Смотри, она еле тащится.
— Кто его знает,— говорит тот.— Случись коню заболеть, он уж не поправится, как его ни лечи. Я, слышь-ка, давно с конями дело имею. Я-то уж знаю: заболел конь, ты его не подымешь, сколько ни старайся лечить. Падет все равно.
— Так продай ее, как она есть,— предложил лангур.— Все равно скоро сдохнет. Тебе-то она теперь ни к чему.
— Кто ее возьмет, хромую кобылу? — отвечает хозяин.— Как увидят, что она на ногу припадает, всякий сразу откажется. Вот ты, хочешь, бери. Я ее тебе отдам.
Хозяину-то невдомек, что эта лошадь самая быстрая и что лангур ей нарочно ногу испортил. Ничего он про это не знал.
— Слушай,— говорит лангур.— А сколько ты возьмешь за нее?
— Когда будешь брать,— отвечает хозяин,— тогда я тебе и цену скажу.
— Я бы взял,— говорит лангур,— только я хочу даром. Если ты мне ее дашь, я ее попробую выходить. Поправится — буду ездить на ней, не поправится — значит, подохнет.
— Слушай,— просит хозяин,— я за ней столько ходил. Неужто не дашь за нее хоть безделицу?
— Было б у меня что отдать,— говорит лангур,— я бы дал тебе что-нибудь. Да, сам видишь, нет у меня ничего. Если бы малость занять у кого и отдать тебе за нее, было бы неплохо, верно? Да только в этих краях не едят конины, тут и шкуру-то конскую никому не сбудешь. Была бы надежда продать мясо и шкуру и вернуть свои деньги, когда она сдохнет, можно бы и заплатить. А этого нет, и ты сам говорил: стоит коню заболеть, он уж не поправится. Вот почему я платить за нее не хочу. Есть у меня, гляди, моток веревки. Отдашь за него — я ее возьму.