Салон недобрых услуг

– Он меня этими колготками завалил, – пожаловалась Мариша. – У меня и ног-то столько нет.
На этот раз она была не в шортах и не босиком. На ней были туфли и очень небольшое платье. Аркаша и наш Алешка были в бабочках. В черный и красный горошек.
Мариша была у нас в первый раз и с интересом осматривалась.
– Сколько у вас книжек, – сказала она. И похвалилась: – А у меня на даче тоже будут книжки. На третьем этаже, как бы библиотека.
– Ты к тому времени как бы и читать научишься, – улыбнулся Аркаша.
Мариша не обиделась, а звонко, на свой манер, рассмеялась. А мама ее поддержала:
– Красивым женщинам это необязательно, да, Марина?
И папа их тоже поддержал:
– Конечно. Главное, чтобы «книжки» с картинками были.
– И с большими буквами, – добавил Алешка. И получил мамин строгий взгляд.
Потом мы все сели за стол, и мама начала нас угощать. Особенно Маришу и Аркашу. Аркаша яростно наворачивал за троих. А Мариша за троих голодала.
– Это мне нельзя, это тоже. Это я боюсь. От этого плохо сплю...
– Чем же вы питаетесь, бедненькая? – посочувствовала мама.
– Крякерами, – подсказал Алешка. – Из Испании.
Мама встала и нерешительно произнесла:
– Крекеры у меня есть, Алешка купил. Но они не из Испании. Они из «Копейки». А чай вам можно?
– «Липтон» можно. Чуть-чуть.
Зато Аркаша не терялся. Пирожки метал в распахнутую пасть только так, веером. А потом еще и спросил:
– А в вашем гостеприимном доме борщи водятся?
– Вообще-то, водятся, – сказала мама. – Но сегодня водится куриная лапша.
– Я ее тоже обожаю, – признался Аркаша. – Я от нее не откажусь. Только вы мне пообещайте позвонить, когда в вашем гостеприимном доме заведется тарелочка борща. Или две.
Наконец он откинулся на спинку стула и перевел дух.
– Первый раз за многие годы нормально поел. А то все гамбургеры, всякие фуды и фасты.
– Да ты почти каждый день в ресторане ужинаешь, – сказала Мариша.
– Ужинаю. Но зато каждую ночь у меня от этих ужинов изжога.
– Ага! – выдала Мариша. – Он всю ночь икает.
– Зато не храпит, – вежливо вставила мама.
– Когда икает, не храпит, – кивнула Мариша.
– Зато когда храпит, то не икает, – догадался Алешка.
– Приятного всем аппетита, – сказал папа. – Нашли тему.
Они с Аркашей выпили еще коньяка и ушли в кабинет курить. А мы остались развлекать Маришу. Но сначала это было трудно. Потому что в прихожей, где она оставила свою сумочку, творилось безобразие, внутри сумочки без конца бесились мобильники.
Мариша принесла сумку в комнату, вывалила трубки на стол и стала методично их отключать. Кроме одной – красненькой. Но она, слава богу, все время молчала.
Маме развлекать Маришу было трудно. Обычно женщины за столом говорят о прическах, о рецептах салатов и жалуются на своих мужей, когда те выходят покурить.
Салаты Маришу не интересовали, свою прическу она заменила разными париками. Мама на своего мужа никогда не жаловалась. Поэтому Марише осталась одна тема: Аркаша. Мариша щебетала, мама с сочувствием кивала и изо всех сил сжимала зубы, чтобы не зевнуть.
– Нет, он, вообще-то, как бы хороший. Где-то, типа того, заботливый. Но все время как бы на работе. Нет, я, вообще-то, как бы не скучаю, некогда: собой занимаюсь, Маргошей, по бутикам бегаю. Но ведь иногда и мужем надо где-нибудь похвалиться. Я права?..
Мне было скучно. Я повернулся к Алешке и сильно удивился: ему скучно не было. Он не сводил глаз с Мариши, с ее дергавшего кончиком носа. Он слушал так, будто ожидал узнать что-то очень важное в этой пустой болтовне.
– ...И я как бы думаю, бизнесом заняться, что ли? Королева из меня не очень получилась, не дальше района. Здесь у вас таких королев как бы целое стадо. Думаю дело свое открыть. Ни от кого не зависеть. Сама себе хозяйка. Все штучки баксиков – мои, делиться не надо. Надоело у Кашки выпрашивать.
– Да, – сказала мама, – бизнес – это здорово. – И больше не нашла, что сказать.
А Марише этого и не надо. Ей надо самой говорить, чтобы ее слушали.
– ...Я как бы все придумываю – где бы для начала деньжат срубить. Кашка не даст, не твое дело, скажет. Но я все равно по-своему сделаю. Я уже попробовала, да как бы не получилось, опыта, типа того, маловато...
И вот тут-то мне показалось, что Мариша спохватилась. Поняла, что сболтнула лишнее. Она одним щелчком захлопнула свой болтливый ротик, похлопала ресницами и переключилась на другую программу:
– Детишки у вас клевые. И где вы таких взяли?
– Детишки нормальные. – Мама улыбнулась. – Во всяком случае, скучать не дают.
– Да и мой тоже... такой бандит.
– У вас разве есть дети, Мариша? Я не знала.
– Еще чего! Дети! Я для себя немного пожить хочу, лет до пятидесяти. Это я про брательника своего. Он на годик постарше вашего Алешки, а уже курит и... – Она придвинулась к маме и громко шепнула ей в покрасневшее ухо: – И ругается, паршивец, как бы по-черному. Но мы с ним дружим, мы с ним вместе...
– Вместе ругаетесь? – спросил Алешка. – И курите?
– Алексей! – прикрикнула мама. – Вот видите, совершенно неуправляемая личность.
А Мариша звенела своим смехом на всю комнату. Так звенела, что даже папа с Аркашей выглянули из кабинета.
– Над чем смеемся? – спросил папа.
– Над моим брательником, – смеясь, объяснила Мариша. – Как мы с ним вместе курим и ругаемся.
– У вас брат есть? – заинтересовался папа. – Младший?
– Младший, но шустрый. Вроде вашего Алешки.
Маме почему-то этот комплимент в Алешкин адрес не очень понравился. А папа все равно спросил:
– Он в Лопушанске остался, с вашей мамой?
– Как бы! Они обое здесь, куда от них денешься? Каша его в лицей определил. Теперь они там не знают, как от него избавиться. Ништяк, переживут – денежки на год вперед уплочены.
Странная она, эта Мариша. То из себя такую всю тусовочную даму строит, а то вдруг срывается на свое простонародное происхождение. Из нее так и сыпалось: намедни, вчерась, отпад...
– Надысь приходит к нам...
– А Надысь – это кто? – невежливо перебил ее Алешка. – Ваш водитель?
Мариша так рассмеялась, что на столе зазвенела посуда.
– Ну ты даешь! Надысь – это как бы вчерась или намедни. Недавно, типа того. У нас так в Лопушках говорят.
– Лопушки – это клуб такой? – опять врезался в разговор Алешка. – Шибко элитный, да?
Тут Аркаша не выдержал и объяснил, что родилась Мариша в селе Лопушки, недалеко от райцентра Лопушанска. Потом училась там, а потом они все туда переехали, и она стала Королевой красоты, «Мисс Лопушанск», а потом стала миссис Каминская.
А я все думал: валяет Алешка дурака или выуживает информацию?
– Там у нас хорошо, в Лопушанске, – вдруг с легкой грустинкой сказала Мариша. – Выпендриваться не надо, липы цветут. Я потому «Липтон» и обожаю. Каша правильно сказал – Лопушанск – это как бы город. А моя историческая родина – деревня Лопушки. Но это неправильно. Так ее называют не очень культурные люди. А правильно будет: Л?апушки. Такое ласковое название. И меня бабушка так называла в детстве. У нас в деревне петухи поют, коровки мычат и липы тоже как бы цветут.
– А у нас как бы тополь цветет, – похвалился Алешка. – Белым снегом.
– Тополь не цветет, – назидательно поправила его Мариша. – Он пушится.
– А ваши липы лопушатся.
– Так, – сказала мама. – Все дети встали и понесли всю посуду на кухню. Заваривают чай.
«Все дети» послушно стали переносить посуду и складывать ее в мойку. Точнее – не все. Один ребенок все время вертелся в прихожей и прислушивался к разговору в комнате. А потом прибегал ко мне, и глаза его становились все больше и больше. Как бы он не лопнул от обилия собранной информации. Как старый мешок с картошкой.
За чаем Мариша наконец-то съела несколько крекеров. Без ножа и вилки. Она манерно брала крекеры из вазочки длинными голубыми ногтями и отправляла их в ротик, стараясь не смазать с губ помаду.