Салон недобрых услуг
– Утюгом каким-то книги стоят, – шепнул мне Алешка.
– Ледоколом, – шепнул ему я.
И в самом деле – средняя книга вовсю вылезла вперед, до самого края полки; две по бокам от нее вылезли поскромнее, отстали немножко. И остальные отставали все больше и больше. Углом таким книги выперли. Наверное, Мариша думала, что так очень красиво и оригинально. И мне опять стало немного ее жаль.
Да, книг у нее было мало, наверное, десять. Зато было много телевизора. Он как бы заменял одну стену, черную. Как бы домашний кинотеатр. Как бы черный квадрат во всю стену. И Мариша начала им хвалиться. Как людоед с далекого острова хвалится ржавой консервной банкой.
Когда Мариша включила этот телевизор, мы даже от него немного шарахнулись. Очень непривычно было. Все люди на экране были в натуральную величину. И нам показалось, что Мариша не включала никакой телевизор, а просто отдернула штору в соседнюю комнату.
– А вот мой триумф, – сказала она и вставила в видак кассету. – На подиуме в Лопушанске.
Триумф... На подиуме... Нашла что показывать. Мало того что съемка явно любительская, так и зрелище было довольно жалкое. Самодеятельность.
Но Мариша все-таки выглядела. Особенно в хрустальной короне набекрень и в красной ленте через плечо.
– А сейчас меня Аркаша поцелует. Он там как бы в жюри был. И прямо с подиума меня в церковь потащил. Венчаться. Клево, да? Как в сериале.
Запись была очень короткая, но Мариша уже разошлась вовсю. Достала свой любимый альбом и стала хвалиться газетными вырезками со своей особой. Эти фотографии тоже были с конкурса «Мисс Лопушанск». Алешка с большим вниманием разглядывал их, а потом ткнул пальцем в один из снимков:
– А это разве вы?
– А то кто же? – рассмеялась Мариша с ноткой обиды. – Ты даешь! Не похожа? Как бы постарела, да?
– Да вот же написано: «Мисс Лопушанск – 2007 Маруся Рябая».
– Так я как бы и есть та Маруся!
– И рябая?
Опять звонкий смех. Я подумал, что так часто может смеяться человек, которому на самом деле хочется плакать.
– Я тогда была по фамилии Рябая. Это теперь я как бы Каминская, по Аркаше. И была я Мария, а не Марина.
– А зачем? – Алешка опять наивно защелкал ресницами.
– Ну... Мария, Маруся, Машка – очень уж простые имена, для звезды не годятся. Я теперь Марина стар!
– Да вы еще и не такая уж старая, – наивно польстил ей Алешка.
Не знаю, как там Мариша ходила по подиуму, но что она умеет хорошо делать, так это звонко смеяться.
– Да не старая! – стала она объяснять Алешке. – А стар! Звезда по-английски. А Марина с иностранного как бы морская. Морская звезда, типа того.
Алешка приоткрыл рот, похлопал ресницами и сказал:
– А давайте я ваш портрет в виде морской звезды нарисую. С автографом. И со всякими щупальцами.
Ну вот теперь еще и этот малец над ней подшучивает. Я никак не мог понять, почему Мариша так часто и с таким удовольствием приглашает нас в гости. А потом вдруг догадался. Перед кем ей еще хвастаться? Она в Москве, в общем-то, чужой человек из какого-то Лопушанска. Кому она тут интересна и нужна? Какой такой элите? Вся ее элита – это маникюрша, ветеринарша и звезды на журнальных страницах и обложках. Даже какой-то нелепый художник над ней посмеялся.
Жалко мне ее. И Аркашу тоже. Я случайно услышал мамин-папин разговор, что у Аркаши дела идут не очень. Что он очень скоро может разориться. А все потому, что много денег тратит на охрану и на Маришу.
– Мариша, Мариша... – сказал папа, постучав пальцем по столу. – «Мисс Мормышка».
– Как-как? – удивилась мама. – Ну-ка, повтори, отец. Что за кличка такая?
Наш папа в молодости был заядлым охотником и рыболовом. До тех пор, пока не женился на нашей маме. Наша мама, конечно, не возражала против рыбалки и охоты, но наш папа решил, что проводить время рядом с нашей мамой гораздо приятнее и полезнее, чем на рыбалке или на охоте. Ну, может, не папа так решил, а мама – это неважно. Рыбалка и охота у него закончились, но воспоминания о них остались. И папа объяснил маме:
– Мормышка это, мать, такая приманка на зимней ловле. На крючок цепляется кусочек блескучей фольги. Не настоящая приманка в виде хлебушка, мотыля или червячка, а яркая штучка. И рыбка на нее клюет. И попадается. Вот так попался и наш Аркаша. Клюнул на блестящую безделушку.
– А ты? – вдруг спросила мама.
Папа усмехнулся и ее успокоил:
– Не волнуйся, мать, я клюнул на настоящего добротного червячка.
– Спасибо, – сказала мама. – А на кого я клюнула-то?
– Ты не клюнула, – сказал папа. – Ты попала в сети моего обаяния.
Мама засмеялась и поцеловала папу в лоб.
Самое интересное: когда я Лешке рассказал об этом разговоре, он ничуть не удивился. Он удивился моей наивности:
– Ты что, Дим, ничего еще не понял?
Я понял только то, что на мормышку никогда не клюну. В нашем классе их, наверное, сто штук.
Глава VIII
Следственный эксперимент
В прихожей, из-под тумбочки, опять вылезли кроссовки.
– Проголодались, – сказал Алешка.
– Ты их покорми, – сердито посоветовала мама. – Крякерами.
И больше ни слова не говоря, взяла кроссовки, прошла в комнату, распахнула окно и – только мы их и видели.
– Круто! – восхитился Алешка. – А если они вернутся?
– Тогда я сама выпрыгну в окно, – пообещала мама. – Идите мыть посуду.
– Мы сегодня чай заваривали! – упрекнул ее Алешка.
– Устали, бедняжки?
– Ага, – признался Алешка. – Прямо ноги отваливаются.
– Это хорошо, – вздохнула мама. – Хорошо, что я не знала, что вы чай ногами заваривали. Кто там еще? – Это она на дверной звонок отозвалась.
На пороге стоял дядя Федор. Дядя Федор очень хороший человек, я уже как-то о нем рассказывал. Он очень добрый и любит всем помогать, даже когда его об этом не просят. У него, говорят в нашем дворе, золотые руки и золотое сердце. Он умеет все. А дядей Федором его зовут, потому что и летом, и зимой он ходит в теплой шапке, одно ухо которой торчит, а другое висит. И он немного похож на симпатичного дворового пса. Но прозвали его почему-то не Шариком, а дядей Федором. Наверное, из уважения.
...На пороге стоял дядя Федор и протягивал маме Алешкины кроссовки:
– Вот... подобрал. Прямо на машину упали.
– Спасибо, Федор Иваныч, извините. Я поставила их на подоконник, просушить, а они случайно упали.
– Их починять надо, – сказал дядя Федор. – Могу. Всего делов-то.
– Не стоит, – сказала мама. И взяла кроссовки. – Я их утоплю в ванне. Чтоб наверняка.
– И то дело. А то – починю.
– Не надо, – сказал Алешка, вышел на площадку, прикрыл дверь и стал о чем-то шептаться с дядей Федором. Потом вернулся, очень довольный. А я услышал, как дядя Федор, спускаясь по лестнице, добродушно бормотал:
– Всего делов-то. Исделаю. Как скажешь, так исделаю. А могу и башмаки починить. Всего делов-то.
– Чего задумал? – спросил я Алешку.
Он пожал плечами и небрежно бросил в ответ:
– В Лопушанск съездить.
Всего делов-то! А можно и в Париж.
Наш Алешка – пацан удивительный. Но я ему уже не удивляюсь, привык. Он за один день столько на меня удивительного обрушивает, что другому и за год не собрать. Я уже приспособился. Адаптировался, как говорит наш директор, когда его спрашивают, как он выдерживает напор почти тысячи оголтелых учеников. Поэтому, когда у Алешки возникают дикие, но симпатичные идеи, я просто покорно выполняю его команды. И мне так спокойнее, и ему раздолье. В Париж так в Париж. А что мы там забыли, я узнаю позже, в свое время.
Надо сказать, что эта история с Аркашей у меня стала забываться. Дурацкая, неумная шутка. Однако, как потом выяснилось, за этой «шуткой» Алешка открыл совсем не шутливые дела, преступные очень.
Мама говорит, что у Алешки очень острый внимательный взгляд. И чуткое ухо. Сразу замечает что-нибудь новенькое, неожиданное; всегда услышит то, что для его ушей не предназначено.