Только твоя

— Да, ты не ослышалась. — Гвидо холодным циничным взглядом окинул ее изумленное лицо. — Раз уж мне приходится жениться на тебе, я собираюсь извлечь из этого максимум возможного.
— Ты шутишь?! — с трудом обретая дар речи, воскликнула Корделия.
Он строго приподнял бровь.
— Это условие также не подлежит обсуждению. Кстати, учти, что дочь меня не устраивает. Извини, если это звучит как выпад против женского пола, но я, к сожалению, успел убедиться в том, что слишком многие девушки по-прежнему не желают наследовать дело своих отцов.
Корделия тупо уставилась на него.
— Но т-ты же н-ненавидишь меня! Вряд ли ты м-можешь х-хотеть...
— Это меня ничуть не смущает, Корделия. Может, ты и не первой свежести товар, но я не очень щепетилен, когда дело доходит до практики, — пояснил Гвидо, окинув ее откровенно раздевающим взглядом. — А то, что я не уважаю тебя, вовсе не помешает нам зачать ребенка. Она чуть не задохнулась от ярости.
— Но это будет насилием!
Он поморщился, глядя на нее из-под опущенных ресниц.
— О, я так не думаю... Скорее, ты будешь вести себя как все мои женщины — прижиматься и умолять остаться. Я чертовски хорош в постели, поверь, так что ты останешься довольна.
Корделия в панике вскочила с кресла. Слезы подступили к ее глазам.
— Ты пригласил меня сюда, чтобы мучить и унижать! — воскликнула она вне себя от возмущения.
— Постарайся обойтись без сцен, — спокойно отозвался Гвидо. — Сядь, я еще не закончил.
Она бросила на него исполненный отвращения взгляд, молча подошла к стулу, на котором висел ее жакет, и схватила его.
— На твоем месте я бы не вел себя так опрометчиво, — тихо произнес он, растягивая слова. — Ты будешь там, где я захочу.
— Ни за что! — крикнула Корделия, сжав кулаки.
— Кстати, — медленно произнес Гвидо, — твоя мать знает об отвратительном эпизоде на автостоянке, которым закончился твой визит в Италию десять лет назад?
Девушка побледнела, и к горлу ее подступила тошнота;
— Итак, вот тебе первый урок, Корделия, — тихо, но отчетливо произнес он. — Когда я говорю, что ты будешь там, где я захочу, — слушайся!
 
Глава 3
Гвидо пересек свой огромный кабинет и спокойно отнял у Корделии жакет, чтобы снова повесить его на стул. Потом, взяв в ладонь обе ее руки, он подвел девушку к креслу и слегка подтолкнул. Колени ее безвольно подогнулись, и она медленно опустилась на сиденье.
— Ты не сделаешь этого... — пролепетала она. — Ты не посмеешь приблизиться к моей матери!
Гвидо присел перед ней на корточки и всмотрелся в посеревшее лицо и испуганные глаза.
— Да, похоже, день, когда ты пришла в мой кабинет, был не удачным для тебя, Корделия, — проговорил он с оттенком удовлетворения.
— Ты не знаешь, что известно моей матери, — дрожащими губами выдавила она.
— А чем, ты думаешь, я занимался всю эту неделю? — с сарказмом спросил он. — Наводил справки. Там, где вы жили раньше, Мирелла подружилась с соседкой, а та оказалась весьма разговорчивой особой.
— Миссис Гордон? Она вряд ли помнит... Я хочу сказать, т-ты не м-мог... — Мысли Корделии путались, она стала заикаться.
— К несчастью для тебя, эта леди прекрасно все запомнила, потому что твоя мать постоянно сетовала на то, что тебе плохо. В разговорах с миссис Гордон она то и дело возвращалась к этой теме.
— Но... — попыталась возразить девушка.
— Мать жалела тебя, — обвиняюще произнес он, — а ты, маленькая лгунья, лгала ей напропалую, объясняя, почему была разорвана наша помолвка!
Корделия даже задохнулась от такого несправедливого обвинения.
— Я вовсе не лгала! — возмущенно воскликнула она. — Просто не все рассказывала... Я никогда не занималась тем, о чем ты думал, на автостоянке. Так зачем мне нужно было говорить об этом?
Гвидо недоверчиво покачал головой и вздохнул.
— Ты сейчас немного не в себе, но на самом деле у тебя нет никаких причин отчаиваться.
— Нет причин? После того, как ты...
— Если ты будешь слушаться меня, тебе нечего бояться. Я никому не выдам твой жалкий секрет, — пообещал Гвидо. — Клянусь, мне ненавистна даже мысль о том, что я мог бы расстроить твою мать.
— Тогда прекрати меня мучить! — умоляющим тоном воскликнула Корделия.
Он выпрямился и развел руками.
— Боюсь, есть одна проблема...
— Какая? — быстро спросила она.
— Мне ужасно хочется отомстить, — признался Гвидо без тени замешательства.
— Мне? — переспросила девушка недоверчиво.
— Ты опозорила меня десять лет назад, — пояснил он.
Корделия сделалась еще бледнее. Она знала, как важно для итальянца чувство собственного достоинства.
— Вижу, мать все же кое-что рассказала тебе о нашей культуре, — сказал Гвидо, заметив ее состояние. — Так вот, я должен защитить свою честь перед родственниками и друзьями.
— Гвидо, я... — начала было снова оправдываться Корделия.
— Я мог бы смириться с твоей бедностью, — прервал ее он, — но при условии, что мне не придется видеть тебя или думать о тебе. Но когда ты пришла ко мне и спросила, мужчина я или трус, мне пришлось вспомнить о твоем существовании.
— Я же извинилась!
Он не выдержал и рассмеялся, запрокинув красивую голову, и при виде такой естественной человеческой реакции Корделия приободрилась.
— Ты ведь сказал все это не всерьез? — затараторила она. — Ты злишься на меня и хочешь, чтобы я это прочувствовала, а на самом деле мечтаешь, чтобы я никогда не приближалась к тебе, да?
Гвидо ответил ей мрачной злой усмешкой. От него повеяло такой холодной яростью, что ее снова захлестнула волна необъяснимого страха.
— Неужели ты могла подумать, что я, Гвидо Доминциани, обману пожилого, уважаемого человека! Ты что, совсем стыд потеряла?! — кричал он на нее.
В его взгляде горело такое нескрываемое отвращение, что Корделия сжалась.
Как ему удалось перевернуть все с ног на голову? — думала она. Если верить его словам, получается, что я действительно ужасный человек.
— Ничего подобного, — чуть слышно пробормотала девушка. — Я думала...
— Мне не интересно, о чем ты думала. Я вижу одно: каждый раз, как ты открываешь рот, оттуда вылетают все более оскорбительные для меня и моих соотечественников предложения. Так что, если у тебя вообще есть мозги, лучше держи его закрытым! — строго посоветовал ей Гвидо. — Ты мне задолжала, дорогая, и теперь пришло время платить по счетам!
— О чем ты говоришь? — изумленно уставилась на него девушка.
— Во-первых, своим поступком тогда, десять лет назад, ты довела деда до бешенства, и в результате лишила свою бедную мать последней надежды на восстановление отношений с ним, — прокурорским тоном сообщил Гвидо. — А во-вторых, ты напакостила мне, а в чем именно, тебе еще предстоит узнать, — угрожающе закончил он.
Корделия низко опустила голову, и слезы брызнули из ее глаз.
— Это была не моя вина! — всхлипнула она. — Меня подставили.
— Прекрати, — презрительно отмахнулся Гвидо. — Эти крокодиловы слезы тебе не помогут.
— Ты пугаешь меня, — с трудом выговорила девушка.
Он наклонился и, взяв ее за руки, поднял из кресла.
— Успокойся.
— Как я могу успокоиться, если ты мне такого наговорил...
— Честно говоря, я не ожидал, что ты так отреагируешь, — пробормотал Гвидо. — Терпеть не могу женских слез!
Он вгляделся с высоты своего роста в ее заплаканное лицо, а потом прижал к себе, успокаивая.
У Корделии перехватило дыхание. Тело ее затрепетало, голова закружилась. Исходивший от него запах щекотал ей ноздри — теплый, возбуждающий, чужой и в то же время смутно знакомый. Она слышала, как громко стучит ее сердце.
Большая ладонь Гвидо вдруг легла ей на бедро, и она ахнула, почувствовав, как горячая волна желания прокатилась по всему телу.
— Нет, Гвидо! Нет...
— Да, — мягким воркующим голосом поправил ее он. — Как только ты выучишь, как это звучит по-итальянски, слово “да” станет твоим любимым.