Малыш

Рэй добрая душа, но с Малышом надо уметь обращаться. Сперва нужно заслужить его доверие. Он не изнеженный, но очень чувствительный, не по годам развитые дети все такие. 
Нельзя просто кинуться к нему с объятиями. Сперва надо стать на колени, чтоб вы были не выше, а смотрели ему в глаза, и заговорить с ним. А уж потом можно и притронуться. 
Некоторые дети любят, чтоб их запросто обнимали и целовали, сразу идут к вам на руки, вот хоть Берт. Дети все разные. И они понимают куда больше, чем кажется, даже когда ещё и говорить не умеют. Мы-то это уже знаем. 
Право, доктор, даже странно, с чего вдруг вы такое говорите. Если мы друг друга не совсем поняли, давайте сразу внесем ясность. Малыш не сумасшедший. 
У нас нет вашего врачебного опыта. Но уж сумасшедшего от не сумасшедшего как-нибудь отличим. 
Ясно, можем привести пример. Недавно Малыш нам сказал, вот уже два года по дороге в школу, когда он садится в автобус, он слышит голос. И этот голос говорит: "Садись с левой стороны. А то умрешь". Или: "Садись с правой стороны. А то умрешь". И Малыш заранее никогда не знает, что ему в это утро велит голос. 
Верно. Но слушайте дальше. Мы, конечно, расстроились. Малыш нам об этом сказал утром за завтраком, перед школой, просто так, между прочим, а у нас душа в пятки ушла. Когда кто начинает слышать голоса и они грозят смертью, если их не послушаться, это не шутка. 
А потом мы сообразили задать Малышу один вопрос. Бывало ли, спрашиваем, что голос велит сесть слева, а там все места заняты? И пришлось тебе сесть справа? 
Малыш и отвечает - ясно, бывало. Сколько раз. И как же тогда, спрашиваем. А сами думаем, заметил ли Малыш, что вот он не послушался голоса и все равно не умер. 
А Малыш весело отвечает - ну, тогда голос говорит: "Сегодня не считается". 
Что вы на это скажете, доктор? 
Ну, ясно же. Занимайся вы своей сомнительной профессией хоть сто лет, спорим, не найдете примера нагляднее, сразу видно разницу - где психоз, а где невроз. Понятно, что мы имеем в виду? Психопат не услышит, чтоб в последнюю минуту голос ему сказал - сегодня не считается. 
Вы разве не согласны, доктор? 
Нет, мы вас не просим очень уж нас обнадеживать. Но он не сумасшедший. Беда не в этом. 
Может быть, оно ещё хуже. 
Вторник Малыш стал вегетарианцем. Мы ему потакаем. С возрастом это пройдет, как по-вашему? 
Творог и ананас. И зеленый горошек. У него всегда в карманах стручки. 
И всегда у него карманы дырявые. Вот, можете делать выводы. 
Он совсем не заботится о своих вещах. Малыш считает, для того и одежда, чтоб её рвать в клочья. 
Он перестал носить белье. Это что же, доктор, теперь у всех ребят в средней школе такая мода? 
Малыш любит в ванне нырнуть и задержать дыхание. У него есть секундомер. 
Малыш уже два месяца не мылся. 
Последняя категория, нестроевик. Он уже совсем собрался в Канаду. Мы были вне себя. Но все-таки аденоиды выручили. Конечно, нам было бы спокойнее, если б его признали негодным. Но Малыш говорит, теперь это, в сущности, одно и то же, и нечего нам волноваться. 
Он больше не признает никаких приличий. Когда он кончил среднюю школу, на выпускном вечере заиграли "Страну надежд и славы", и мы плакали. А Малыш даже не пошел на вечер. 
Не думайте, мы не считаем себя несчастными. Наверно, многим родителям куда хуже. Двое приятелей Малыша умерли от передозировки. Один покончил самоубийством. А его лучшего друга по средней школе посадили в Сент-Квентин - он грабил заправочные станции, за это дают от года до пяти. 
Будьте уверены, он умеет стоять на своем. 
Может, мы слишком многого от него ждали. Знаете, как бывает с единственным... 
Мы только надеемся хоть отчасти поправить беду. Разве это значит требовать слишком много? 
Если бы он нам доверял, хоть чем-то с нами делился. Тогда мы бы лучше могли ему помочь. Он ведь знает, мы знаем, что его поколению приходится нелегко. 
У нас у обоих была трудная жизнь. На первых порах нам никто не помогал, пришлось поработать, пока мы достигли нынешнего положения. Но по крайней мере есть ценности, в которых мы не сомневаемся. 
Семья. 
Бедный Малыш! Вы должны помочь нам помочь ему. Мы никогда не простим себе, если не поможем ему. 
Его жизнь только начинается, наша уже наполовину прожита. Это несправедливо, доктор! 
Мы всё готовы сделать. 
Но что ещё мы можем сделать? 
Среда Малыш не раз спрашивал, откуда берутся дети. Мы ему объясняем, а он вечно забывает, пройдет неделя-другая, и он опять спрашивает. 
Должно быть, никак не свяжет с тем, что знает на собственном опыте. Преглупое чувство, когда в сотый раз это объясняешь. 
Так ведь если не отвечать ему на вопросы, он непременно решит, будто в этом есть что-то постыдное. 
Он необыкновенно ловкий. За одно утро выучился на колодке шнуровать ботинки. 
Один наш приятель подарил Малышу в день рожденья куртку морского зенитчика. Конечно, пока она ему очень велика. Придется ещё подрасти. 
Ронни Йетс. Он начальник вертолетной станции в Венис-Уэст. Помешался на вертолетах во время войны. Малыш обожает слушать его рассказы про войну. 
Малыш хочет получить гантели и ещё какие-то спортивные снаряды. По нашему мнению, он и так достаточно занимается гимнастикой. Мы считаем, он уж чересчур занят своей внешностью. 
Все время подтягивается на перекладине. 
Малышу понадобилась татуировка. Хочет посадить между лопатками черное солнце размером побольше серебряного доллара. 
Да, но если когда-нибудь ему надоест, он не сможет от этого избавиться. Говорят, выводить татуировку ужасно больно. 
Может быть, он и терпеливый, но не настолько. 
Всякий может терпеть боль, но ведь только до какого-то предела, верно, доктор? 
Конечно, он здоров. Нe в том дело. Детский врач сто раз определял, что он здоров, это неважно, мы и сами не слепые. 
Малыш нашел себе гуру, наставника йоги. Отрастил длиннющие волосы, вид у него ужасный, доктор. Смотреть тошно. Этот гуру живет в песчаном вездеходе на стоянке у порта Сан-Педро. Малыш хочет ехать с ними в экспедицию, в Гватемалу, собирать лечебные травы. 
Мы уж ему грозили, грозили. Сразу сказали - не станем давать денег. А они его предупредили, что ему надо пройти и через это испытание.