Гваделорка

— Входи, Ванечка. Здесь наша «тихая обитель»…
Двор был просторный, заросший, как и улица. По краям — какие — то будки и хибарки, а посреди двора — длинный кирпичный дом. Трехэтажный, но не высокий. С обвалившейся здесь и там штукатуркой. С крутой железной крышей, где торчала треугольная чердачная будка. К будке вела из лопухов приставная лестница. На ее ступеньках сохли плетеные половики. На самой нижней сидел пестрый петух гордо — обиженного вида.
— Строение столетней давности, — сообщила Любовь Петровна. — Бывший доходный дом купчихи Мелентьевой. Представь себе, памятник старины, хотя ничего знаменательного, кроме возраста, в нем нет. Городские власти там и тут сносят деревянные дома с уникальной резьбой и кружевной жестью, а этого монстра трогать запрещено. А поскольку запрещено, то и жильцов не расселяют. И обитают здесь люди в квартирах с ржавыми трубами и печками начала прошлого века…
— А зачем сносят — то? Деревянные… — осторожно спросил Ваня.
— Чтобы строить офисы и рестораны, разумеется. Во имя ее величества прибыли…
— В общем, как в Москве, — понимающе отозвался Ваня.
Впрочем, дом не произвел на него отталкивающего впечатления. Было в нем даже что — то… почти что приключенческое. Будто он из книжки «Кортик» про мальчишек — пионеров давнего времени. И печки там… Ване всегда мечталось о квартире с печью, в которой можно разводить живой огонь…
— Цыпа — цыпа… — тихонько сказал Ваня петуху. Тот глянул с ожиданием: что дальше? Но Ваня не знал, что дальше, и петух обиделся на жизнь еще сильнее.
  
Давние времена
 
 1 
Вошли в дощатые сени. Здесь пахло каким — то старьем: похоже, что заплесневелой мешковиной и гнилыми досками. Вверх вели широкие ступени, обрамленные перилами с кривыми точеными столбиками.
— Нам на третий этаж, — сообщила Любовь Петровна. — Как ты понимаешь, лифта нет и никогда не было. Для меня это не большая беда, ноги до сих пор крепкие, я тридцать лет работала в библиотеках, а библиотекари всю жизнь на ногах, закалка. А вот мой сосед Борис Антонович со своим остеохондрозом и артритом страдает здесь постоянно. Кстати, помидоры я несу ему: его любимое блюдо — яичница с томатами по — испански…
«Словоохотливая бабушка, — отметил по себя Ваня. — Почти как Лариса Олеговна…»
Поднялись. Оказались перед обитой обшарпанным дерматином дверью. Любовь Петровна зашарила в складках кофты.
— Где же он, ключ — то? А, вот он… Дома, конечно, никого, Борис в поликлинике, внучка с утра у родителей… Заходи…
Ваня оказался в темном коридоре (тут же зажглась лампочка). Впереди была еще одна дверь — белая и незапертая, из — за нее ударило солнце и запахло полевой травой.
— Ну вот, это мои апартаменты. Прописана я здесь одна, но чаще живу с внучкой, она то и дело сбегает ко мне из родительского дома…
«Апартаменты» состояли из двух комнаток с цветастыми обоями и тюлем на квадратных окнах. На круглом столе с кружевной скатертью стояли два большущих букета ромашек.
Ваня опустил у порога сетку с помидорами.
— Вот… Любовь Петровна, я пойду…
— Ну что ты, что ты так сразу! Передохни…
— Я не устал…
Он и правда не устал, но… где гарантия, что «ковбои» не крутятся поблизости и не ждут свою жертву?
— Заходи, Ванечка, я заварю чай. У меня еще осталось из прошлых запасов вишневое варенье. Посидим, и ты расскажешь про Москву. Хотя бы немножко…
Ваня зацарапал друг о дружку башмаками — плетенками. Они охотно снялись, оставив на ступнях незагорелый узор от ремешков.
— Ох, да зачем ты разуваешься! У меня все равно не подметено… Ну ладно, проходи… Подожди — ка! Я на улице и не разглядела: ты прямо как из кровавой битвы! Вся нога в красном…
И правда, колено было в подсохшем помидорном соке.
— В коридоре дверца налево, там умывальник. А на полочке бумажные салфетки. Сходи, вымой и вытри. Выключатель снаружи…
В тесной кабинке пахло всякими туалетными снадобьями. Вода из крана ударила неожиданно тугой холодной струей. Ваня подставил губы. Ему нравилось, что в этом городе можно пить воду прямо из — под крана. Не то что в «матушке — столице». Потом он смыл помидорный сок и прилипшие семечки, вытер колено жесткой бумагой… В этот момент в просторном кармане на бедре зашевелилась, запикала плоская коробочка мобильника. Бабушка Лариса Олеговна волновалась:
— Ванюша, ты где гуляешь? С тобой все в порядке?
Он скривился (здесь — то это можно): терпеть не мог, когда звали его «Ванюша». Но ответил вполне любезно:
— Все хорошо, Лариса Олеговна… — (Они в первый же день знакомства договорились, что ни «бабушкой», ни «бабой Ларой» звать он ее не будет. «Не такая уж я древняя…») — Брожу по переулкам, знакомлюсь с окрестностями. Недалеко от дома. Скоро вернусь. А вы сделаете к обеду окрошку?.. Спасибо!
Он вернулся в комнату. Любовь Петровна мурлыкала простенькую мелодию вальса и расставляла рядом с букетами чашки и вазочки.
— Сейчас все будет готово. Садись к столу…
Ваня боком сел на заскрипевший гнутый стул. Почему — то вдруг застеснялся. Поджал ступни с незагорелым узором, колупнул с колена несмывшееся семечко, глянул за окно. Сквозь тюль смутно видна была тополиная крона. А что еще там на улице — неизвестно.
Мысль о коварных врагах сидела занозой. «Не отступятся ведь, это для них приключение…» Но потом Ваня подумал: «Гляну в щель у калитки; если «ковбои» там, пойду по двору, поищу, нет ли другого пути — через забор или в щель…» Стало поспокойнее.
 2 
Любовь Петровна принесла чайники, утвердила их на проволочных подставках. Потом — плетеную корзинку с печеньем.
— Давай, Ванечка, я налью. Какую тебе заварку? Покрепче?
— Средне… — сказал Ваня (вообще — то ему было все равно). — Спасибо…
— Накладывай варенье… А скажи, далеко отсюда живет твоя бабушка?
— Недалеко. В профессорском доме, рядом с математическим факультетом. Это наискосок от католического костела, знаете?
— Ну, разумеется! Я, голубчик, весь город знаю, а здешние места тем более. Они — родные… А что, бабушка работает в университете?
— Дедушка работает… — Ваня был рад, что разговор завязался простой, не надо ломать голову, про что говорить. — Он даже не родной дед, а второй муж моей бабушки. Но они давно поженились, меня тогда еще не было… Они с бабушкой жили в Новосибирске, а год назад Константина Матвеевича это дедушка, пригласили работать сюда. Предложили всякие там «улучшенные условия» и большущую квартиру… Я до сих пор путаюсь в ней, в комнатах и коридорах… А Константин Матвеевич радуется: «Впервые в жизни у меня нет проблемы с расстановкой книг»…
— Такие квартиры дают, наверно, лишь известным специалистам.
— А он известный… в достаточной степени… Профессор, доктор всяких компьютерных наук. Что — то связано там с искусственным разумом… то есть с ин — тел — лектом…
Он думал, что Любовь Петровна спросит фамилию деда, но та, видимо, постеснялась. И сказала:
— Ох, я ничего не понимаю в этих вопросах.
— Константин Матвеевич однажды сказал, что он сам ничего в них не понимает. Как — то разговорился и выдал такую фразу… Я даже запомнил ее от слова до слова..
— Ну — ка, любопытно…
— «Мы слишком о себе возомнили. На самом деле база наших знаний — это смесь молекулярных теорий, квантовой механики и древних философий, и мы оттуда тянем соки, как трава с твоей фамилией тянет из полезных растений…»
— Батюшки! А что у тебя за фамилия?
— Фамилия редкая, — с тайной горделивостью сообщил Ваня. — Хотя и совсем не иностранная. По — ви — ли — ка… Есть такой вьюнок, который обматывает другие растения и как бы срастается с ними… Родители как — то заспорили. Мама сказала, что это трава — паразит, а папа рассердился: не может быть паразитом такое красивое растение, красота всегда полезна…
— Папа прав… Он случайно не художник?
— Он виолончелист. В симфоническом оркестре «Мелодии света»…