Граф Карлштайн

— Мам, послушай… — И я быстренько рассказала ей все.
Она так и села, раскрыв от удивления рот. Потом подняла вверх руки, точно сдаваясь, и воскликнула:
— Все! Больше я ничего не желаю слушать! И в подвал тебя не пушу, не то ты и своего братца подговоришь сунуть нос в это дело. А ему только того и надо — лишь бы предлог нашелся, чтобы в горы выбраться да на гусей поохотиться! Неужто не понимаешь, что твой брат закон нарушил? А это настоящими неприятностями грозит, а какими-то глупостями. И нечего тут болтать насчет привидений, духов и демонов всяких! Отправляйся-ка лучше сама в горы да приведи бедных малюток домой! Ты же их до смерти перепугала своими сказками. Немедленно ступай туда, слышишь? Да иди же!
Мама мне не поверила… Да еще и рассердилась. Конечно, не по-настоящему, это-то я хорошо видела. Она просто очень беспокоилась и из-за Петера, и из-за девочек и опасалась, как бы я не попала в беду и не лишилась места в замке. И ничего объяснить ей мне не удалось.
— Хорошо, я пойду, — сказала я, твердо зная, что и не подумаю никуда идти, и встала. — Но ты ведь никому не скажешь, правда?
— Глупая ты девочка, — только и сказала она таким тоном, что мне осталось только повернуться и выйти из кухни.
Я шла через зал, когда услышала знакомый голос, заставивший меня замереть на месте.
Рядом со мной была лестница, и я нырнула под нее, увидев, что в зал спускаются двое совершенно незнакомых мне мужчин. Нет, я точно никогда раньше не видела этих людей. Скорее всего, это были новые постояльцы, приехавшие для участия в соревнованиях. Они остановились на лестнице, глядя в зал на сержанта Снитча и тянувшуюся к нему очередь. Меня ни тот, ни другой не заметили, потому что я спряталась в самом темном углу, и я услышала, как один из них сказал:
— Глянь-ка, Макс, а ведь этот жирный дурак документы проверяет…
Да, это был тот самый голос! Голос человека из пещеры!
  
Глава пятая
 
Я стояла не шелохнувшись.
— А у вас есть какие-нибудь документы, доктор Кадаверецци? — спросил тихонько тот, кого звали Макс.
— Пока нет, — отвечал первый. Как раз он и оказался обладателем того «актерского» голоса, да и выглядел в точности как актер: в шляпе с широкими полями и большим пушистым пером и в длинном черном плаще. Макс, видимо его слуга (во всяком случае, мне так показалось), был одет попроще. У него было честное веселое лицо, и я подумала: ах, если б мы знали это прошлой ночью!.. Уверена, этот Макс ничего плохого бы нам не сделал… Ну а доктор… Доктор был просто красавец, никто не стал бы этого отрицать: темные волосы, мужественные черты лица, крепкие белые зубы, блестящие глаза. И все же мне снова при взгляде на него пришла в голову мысль о том, что он актер. «Да, впечатление он произвести явно умеет, — думала я, — но доверять ему я бы, пожалуй, остереглась».
— Ну, и что же нам теперь делать? — спросил Макс.
— Предоставь все мне, — сказал доктор. — Не может быть ничего проще.
И он непринужденной походкой направился к очереди.
Встав в самый конец, он хлопнул по плечу какого-то типа и, когда тот обернулся, указал ему на окно и что-то сказал. Несчастный олух, конечно, уставился туда, а доктор тем временем вытащил у него из кармана документы. «Ах ты негодяй! — возмутилась я. — Теперь из-за тебя человек в беду попадет!» Но, увы, я ничего не могла поделать, оставалось только смотреть, что же будет дальше. Макс тем временем уселся на нижнюю ступеньку лестницы, буквально на расстоянии вытянутой руки от меня, но по-прежнему меня не замечая. Пока тот несчастный рылся в карманах в поисках документов, совершенно сбитый с толку, доктор Кадаверецци нахально пробрался вперед и сунул сержанту под нос чужие бумаги. Когда сержант осмотрел предъявленные документы, доктор жестом предложил ему встать и последовать за ним. Они подошли к лестнице, и я на всякий случай притворилась, будто протираю в самом дальнем углу пол.
— Я полагаю, — светским тоном спросил доктор, — вы ищете негодяя Бриллиантини?
«Бриллиантини? Где же я слышала это имя? Ах да! Это же мошенник, который бежал из женевской тюрьмы! Но неужели же это он?»
Сержант подозрительно посмотрел направо, налево, поклонился, встопорщил усы и промолвил вполголоса:
— Да, ищем! А вам-то откуда это известно?
— Я агент венецианской секретной службы, — тихо ответил доктор. — Но, как вы понимаете, это исключительно между нами!
— О, конечно! Слово даю! Разумеется!
— Короче, я тоже ищу этого мерзавца. Он обвиняется в совершении и нескольких поистине чудовищных преступлений в Венеции.
— Господи помилуй!
— Он очень опасен, понимаете?
— Правда?
— Да он вас пристрелит, сержант, и глазом не моргнет! Очень вам советую: постарайтесь близко к нему не подходить.
— Но я никогда…
— В дальнейшем нам лучше действовать вместе, сержант. Я готов передать вам все имеющиеся у меня сведения, а вы, в свою очередь, расскажете мне все, что вам уже стало известно.
— Прекрасно! Я готов!
— За его поимку обещано весьма приличное вознаграждение, но, я полагаю, ваше начальство уже вам об этом сообщило?
— Вознаграждение? Э-э-э… И сколько же обещано? Скажите, если вам не трудно.
— Любому, кто поможет поймать его, наше правительство пожалует особую медаль.
Глаза сержанта так и вспыхнули, он напыжился, словно медаль уже сверкала у него на груди.
— Медаль, значит? — переспросил он.
— Да, точнее, орден, — торжественно подтвердил доктор. — Орден Золотого Банана.
— Вот это да!
— Так что будьте осмотрительны, сержант, хорошо? И никому ни слова!
— Да что вы! Мне и в голову не придет…
— И прошу вас, расскажите мне все, что вам уже удалось выяснить, меня интересуют любые подробности.
— Ну разумеется! Мы с констеблем полностью к вашим услугам! Не беспокойтесь, мы посадим этого негодяя под замок! Он у нас мигом в тюрьме окажется!
Сержант браво отсалютовал доктору, повернулся кругом и… тут же растянулся на полу, споткнувшись о край ковра. Его шлем с высоким острием на макушке откатился под стол, за которым сидели Руди Голмайер с друзьями. Руди был старым приятелем нашего Петера. Он поднял шлем, старательно протер его рукавом и водрузил сержанту на голову.
— Спасибо, Голмайер, — сурово поблагодарил его сержант. — Приятно видеть, что и в этом захолустье у кого-то сохранились хорошие манеры. — И он с достоинством вышел из таверны, сопровождаемый громким хохотом и совершенно не подозревая, что причиной хохота послужило яблоко, которое Руди успел надеть ему на острие шлема.
Доктор Кадаверецци наблюдал за всем этим с явным удовольствием, а потом повернулся к Максу и сказал:
— Вряд ли у нас будут с этим типом какие-то неприятности.
И тут он увидел меня. И подмигнул! Он наверняка понял, что я подслушивала. Я просто не знала, что сказать. Я ведь поняла, что Бриллиантини — это он и есть, и он прекрасно понимал, что я обо всем догадалась, но, похоже, это его ничуть не тревожило. Была в нем какая-то гордая и одновременно детски невинная доверчивость, которая заставляла забыть о том, что он врун, обманщик и вор, и даже сам его обман превращала в веселую игру. Согнутым пальцем он поманил меня к себе и спросил:
— Как ваше имя, милая барышня?
— Хильди, господин мой.
— Ты здесь работаешь, да?
— Нет, господин мой, я работаю в замке, а сюда прихожу, чтоб матери помочь…
— Ах вот как? Хорошо. Тогда будь добра, передай своей матушке мои наилучшие пожелания и спроси, не согласится ли она повесить у себя на самом видном месте вот эту афишу?
Он жестом фокусника извлек из рукава свернутый в трубку огромный лист бумаги и с учтивым поклоном вручил его мне, точно рыцарь, взмахнув шляпой над самым полом.
Я развернула афишу и прочла:
 
Выставка ДОКТОРА КАДАВЕРЕЦЦИ!
 
Вы увидите чудесную КУНСТКАМЕРУ!
 
Она полян всяких
 
УДИВИТЕЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ ПРИРОДЫ!
 
Это научные, магические, философские, механические,
 
спиритические и артистические феномены
 
НЕВИДАННОГО КАЧЕСТВА И КРАСОТЫ.
 
Выставка имела грандиозный успех!
 
Ее посетили коронованные особы
 
ЧЕТЫРЕХ КОНТИНЕНТОВ!