Под солнцем любви (сборник)

— Привет, — откликнулись они.
Все рассматривали друг друга с большим интересом. Нам предстояло жить вместе десять дней. В группе тоже было десять человек.
Я сильно волновалась. От нервов даже разболелся живот.
— С тобой все нормально? — заметил мое состояние папа. — Ты такая бледная!
— Просто волнуюсь, — через силу улыбнулась я. — Я еще никогда не ездила в такие поездки.
Я услышала странный шум, которого прежде не слышала. Огляделась, чтобы найти его источник, и с изумлением поняла, что это шумят рельсы! Железо издавало какой-то непонятный шорох.
— О, а вот и наш поезд! — бодро воскликнул Роман Семенович.
Я обернулась. К нам приближался поезд. Посередине каждого вагона под окнами была прикреплена табличка с надписью «Москва — Адлер». Значит, рельсы шумят из-за поезда!
Стало еще страшнее. Нет, я была очень рада, что еду в поездку, но впереди ожидала неизвестность — я не знала, как там в поезде, не знала, что будет в походе… У меня даже пролетела мысль: «Хочу вернуться домой!»
К поезду стали стекаться люди.
— Поезд стоит двадцать минут. Нужно поторопиться, — сквозь шум толпы я услышала голос Романа Семеновича. — Заносите свои вещи.
— Валя, пойдем. — Папа взял мой рюкзак и направился к вагону.
Я посмотрела на Романа Семеновича. Он тоже взял чей-то рюкзак, но вдруг какой-то парень, по виду мой ровесник, грубо выхватил рюкзак из его рук и недовольно пробурчал:
— Отдай! Я сам.
— Давай я помогу, — попытался настоять Роман Семенович.
— Я же сказал — я сам! Отойди! — грубо ответил парень и, подхватив рюкзак, забрался в вагон.
Роман Семенович грустно вздохнул и занялся другими участниками похода.
«Кажется, они знакомы давно», — отметила я.
Проводница проверила мой паспорт и билет и пригласила в вагон.
Мы поднялись по ступенькам. Они были железными, высокими и крутыми, — еще круче, чем наши ступеньки, которые ведут к Дону.
Затем пошли по длинному узкому коридору, на полу которого был постелен такой же длинный и узкий коврик. Обстановка поезда была для меня удивительной и необычной — я никогда не видела, как поезда выглядят изнутри.
— Вот твое место, — сказал папа, остановившись возле одной «комнатки» с несколькими полками.
Мы вошли внутрь. Здесь было так тесно! Не понимаю, как здесь умещаются несколько человек! К тому же было очень душно. Я мгновенно покрылась испариной.
— Так, какой у тебя номер? Двадцать три? — Папа посмотрел в билет. — Вот твоя полка, — произнес он, опуская рюкзак на правую нижнюю полку.
В купе вошли и столпились еще несколько девчонок из нашей группы. Видимо, они ехали со мной. Стало еще теснее. Я ощущала себя куклой в кукольном домике.
Мы с папой вышли в коридор, чтобы не мешать раскладывать вещи.
Вскоре услышали голос проводницы:
— Провожающие, выходим! Поезд отправляется!
— Ну все, мне пора, — вздохнул папа.
— Уже? — расстроилась я.
— Уже… Валь, не переживай! Ты даже не заметишь, как пролетят эти дни, — подбодрил меня он, хотя было видно, что он тоже расстроен. — Сейчас освоишься, и все будет хорошо. Не забывай делать фотографии!
— Хорошо, — пообещала я.
Папа тепло обнял меня и пошел к выходу. Спустя несколько секунд я увидела его на перроне — он стоял под моим окном, улыбался и махал рукой. Я огляделась по сторонам — многие пассажиры тоже стояли у окон и смотрели на близких, которые их провожали.
Неожиданно я почувствовала, как пол дрогнул, и на вокзале громко заиграла песня «Левый берег Дона». Многие пассажиры расчувствовались, и у них слезы хлынули из глаз.
Вокзал поплыл куда-то в сторону.
«Тронулись!» — поняла я.
Папа помахал мне рукой и улыбнулся, но его улыбка была очень грустной.
Я тоже ему помахала и подумала: «Как он там будет без меня?»
Перрон вместе с папой уехал в сторону. Я прислонилась к краю окна, пытаясь как можно дольше смотреть на папу, но часть перрона, где он стоял, уже скрылась из поля зрения. Я видела других людей — чужих родственников, которые тоже кого-то провожали. На вокзале было очень много людей. Мальчики, девочки, мужчины, женщины… Столько разных лиц…
И в этот момент меня словно прострелило. В толпе провожающих я увидела Ольгу Викторовну — воспитательницу из детдома! Ту самую, чей сыночек отрезал мне волосы!
«Что она тут делает? — изумилась я и сама себе ответила на этот вопрос: — Как это — что? Кого-то провожает. Может, кто-то из ее родственников уехал на море. Поезд же идет в сторону Черного моря, в Адлер».
Надо же… Я уже год не видела Ольгу Викторовну… Надо признать, она выглядела лучше, чем раньше — стала как-то свежее, моложе, и я не заметила на ней ни одной ссадины, хотя раньше она часто ходила с синяками.
Поезд выехал за пределы вокзала и поехал мимо хозяйственных построек.
«Ту-дух, ту-дух… Ту-дух… ту-дух…» — стучали колеса.
Я ушла от окна и отправилась в купе.
Со мной ехали три девчонки примерно моего возраста.
— Давайте знакомиться, — предложила одна из них, рослая, очень плотного телосложения, с голубыми глазами, с кудрявыми рыжими волосами и обильными веснушками. — Меня Люба зовут. А вас?
— Жанна, — слегка высокомерно ответила высокая, сильно худая, с прямыми черными волосами, собранными в хвост. У нее был красивый маникюр. Она обмахивалась ярким журналом мод.
— Я Зина, — представилась девчонка среднего роста с русыми волосами, постриженными под каре. У нее был грубоватый голос и немного грубоватые повадки.
— А я Валя, — откликнулась я.
— Это моя вторая поездка в горы! Физические нагрузки в походах очень помогают сбросить вес! — сообщила Люба, энергично раскрывая пакет и вынимая пластиковый контейнер с копченой курицей. Следом достала огурцы, картошку в мундире и помидоры. — Ой, девчонки, я так проголодалась! Пора бы уже перекусить!
— Как — перекусить? — изумилась Зина. — Мы же только сели!
— Ну и что? Угощайтесь! На, — сказала Люба, протягивая Жанне два контейнера — один с картошкой, другой с курицей.
— Ты что, ешь картошку? — повела носом Жанна. — Нет, спасибо. Так фигуру можно испортить.
— Ой, не комплексуй, — махнула рукой Зина, взяв картошку. — Тебе ее, наоборот, надо приобретать, — произнесла она и гоготнула.
— Что ты имеешь в виду? — не поняла Жанна.
— Больно ты худая, кожа да кости, — откусив помидор, пожала плечами Зина. По подбородку потек сок. Она вытерла его тыльной стороной ладони.
Жанна открыла рот, явно чтобы ответить что-то резкое, но в этот момент послышался хруст: Люба руками разломала копченую курицу.
— На, — сказала она, протягивая Жанне куриную ножку.
— Что за «на»? Не «на», а «возьми»! — не вытерпела Жанна, закатила глаза и отвернулась к окну.
Любина рука с курицей зависла в воздухе.
— Не хочешь — как хочешь, — пожала плечами Люба и переместила руку с ножкой ко мне.
Я хотела ее взять, но к нам вошла проводница, с удивлением оглядела этот пир и попросила:
— Билетики.
Мы протянули билеты. Проводница поочередно открывала каждый билет и вырывала из середины какую-то бумажку. Мы все молчали. Было слышно, как Зина жизнерадостно причмокивает помидором.
В вагоне становилось все более душно и жарко. Но неожиданно сверху что-то зашумело, и я почувствовала, что с потолка полился поток прохладного воздуха.
— Ну наконец-то кондиционер включили! — недовольно сказала Жанна. — Я уже вся запарилась журналом обмахиваться!
Проводница не обратила внимания на это высказывание, вернула билеты и спросила:
— Будете чай с лимоном?
— Да! — сказала Люба. — Мне два!
Жанна с ошалевшим выражением лица снова отвернулась к окну.
— Мне один, — сказала Зина.
— Спасибо, я пока не хочу, — откликнулась я.
Проводница ушла.
— По-моему, каждому времени года соответствует свой напиток, — заметила я. — Лету — холодный компот, а зиме — чай с лимоном.
— Это да. Но в поезде все по-другому, — вгрызаясь в куриное крылышко, кивнула Зина. — Это в поезде такая традиция — пить чай с лимоном.