Муха и влюбленный призрак (Муха и тени забытой пещеры; Сокровище забытой пещеры)
И вот в одном месте спички стали гаснуть. Боинг извел штук пять, думая, что спички попались плохие. Но нет! Они вспыхивали, а потом огонек начинал трепетать и гас. Сметливый Боинг сообразил, что его задувает сквозняком! Спички кончались. Он воткнул одну горелую в щель между камнями, чтобы не потерять место, и в то же мгновение редкие полоски света на полу потухли!
Боинг понял, что приполз к логову Белого Реалиста. Он ждал, что из щели вот-вот потянется светящийся дым и обернется призраком.
Шли минуты. Белый Реалист не появлялся. Разочарованный Боинг проорал в щелку все пришедшие на ум оскорбления, надеясь выманить призрака. И свет опять включился! Боинг рассудил, что Белый Реалист дает понять: все равно, мол, не выйду. Видно, призраку было в лом стоять на четвереньках под партой.
Спичек оставалось мало, и Боинг решил поворачивать оглобли. Тут и оказалось, что повернуть невозможно! Для этого пришлось бы изогнуться уже не «Г», а латинской буквой «У». Под партами, в невероятной теснотище. Организм Боинга был на это не способен. «Земля круглая», — сказал себе мудрый Боинг и пополз дальше, собираясь обогнуть весь подвал.
Парты кончились, ход уперся в шкаф, но всесокрушающий Боинг проломил заднюю стенку и вылез из дверец. Там уже можно было встать. Начиналась та неизведанная территория с перегоревшими лампочками, где, по слухам, и встречали Белого Реалиста. Боинг уже знал, что на самом деле он обитает не здесь, а за стеной. Заманчиво было на обратном пути все же выманить призрака. Мало ли что не хочет выходить. Надо его так обругать, чтоб захотел!
Но когда Боинг пополз назад, оказалось, что исчезла спичка, которой он отметил подозрительную щель со сквозняком. И Белый Реалист остался в своем логове.
— Сквозняк так называется, потому что дует насквозь, — глубокомысленно закончил Боинг. — В подвалах с одной дверью сквозняка не бывает. Значит, была вторая.
— Соври, что ты ее нашел, — попросил Петька.
— Не, двери там не было, — честно сказал Боинг. — И ж говорю: была щель между камнями. Спичка проходила свободно. Без цемента камни лежат, просто гак.
— Подумаешь! У меня сарай для лодки тоже без цемента, — хмыкнул Петька. Он любил поспорить.
Боинг не ответил. Глядя куда-то за спину Маше, он судорожно затянулся окурком и покраснел. Маша обернулась. Снизу по лестнице поднимался директор школы!
— И вы здравствуйте, — сказал директор онемевшим прогульщикам. Встал рядом с Боингом и закурил!
Так и стояли. Боинг от изумления забыл погасить свою сигарету и курит. Директор не ругается. Тоже курит.
— И мне, — отчаянным голосом попросил Петька.
— По губе. Свои надо иметь, — глядя в одну точку, проблеял Боинг. Вряд ли он соображал, что говорит.
А директор полез в карман за сигаретами для Петьки, но спохватился и осуждающе покачал головой.
Постояли с минуту. Маша вспомнила свои сегодняшние грехи. Урок она прогуливает? Прогуливает. Двойку получила? Получила. Дверь на черную лестницу открыла? Открыла. Курила с мальчишками? Курила. Грехов набегало на большое сложносочиненное замечание в дневник с вызовом мамы в школу. А Петька? А Боинг? Их дела еще хуже, особенно Боинга. Если директор припомнит ему все двойки, прогулы и мелкий вред школьному имуществу, то выйдет, что Боинг, может быть, уже и не учится в школе! Тут вдруг на лестнице появился незнакомый молодой человек в военной форме. В двух шагах за ним семенил завхоз Иванов. Стало ясно, что директор остановился не ради удовольствия покурить с Боингом, а просто ждал отставших. Вид у молодого человека был начальственный, на погонах большая звездочка и две полосы. Иванов так боялся, что дышал через раз.
— Я в жизни не видел такого безобразия! — сказал молодой человек директору. — Школа, можно сказать, на бомбе стоит. В любую минуту может полыхнуть, а здесь дети! Даю вам двадцать четыре часа для наведения порядка. Потом буду применять санкции.
— Да тут и за неделю не управиться, — робко возразил директор, но, кажется, сделал только хуже.
— У вас было все лето, а не одна неделя. Двадцать четыре часа, или завтра в это время я закрою школу! — отрезал молодой человек. Посмотрел одинаковым взглядом на сигарету Боинга, на сигарету директора и добавил: — Места для курения должны быть оборудованы огнетушителем, сосудом для окурков и соответствующей табличкой.
— Пренепременно, — пообещал директор. (Забегая вперед, скажу, что табличка «Место для курения» действительно появилась на школьной лестнице. И огнетушитель, и ведро для окурков. Правда, всего на час. Те, кто их видел, потом рассказывали остальным.)
Когда взрослые ушли, Боинг швырнул в пролет лестницы дотлевший до фильтра бычок и сказал:
— Вот так и зарабатывают гастрит миокарда! Инфаркт, — поправила Маша.
— Да какая разница!.. Не, вы видали?! Майор! Директор перед ним на задних лапках. Въезжаете?
— Чего ж тут не въезжать? — удивился Петька. — Ни пожарный. Форма-то эмчээсовская.
Боинг расшаркался, изображая дворецкого из кино:
— Ща, сэр! Ща пожарный закроет школу из-за того, что вашему сиятельству сосуд для окурков не поставили… Это минер! Или сапер. Короче, школу разминировать будут.
— Нет, пожарный, — поддержала Петьку Маша. — про бомбу он говорил в переносном смысле. Что в любую минуту может загореться.
— Он сказал «полыхнуть», — уточнил Петька.
Боинг не верил:
— Да чему тут полыхать?! Сто лет школа не полыхала, и вдруг полыхнет!
— А что разминировать?
— Мало ли. Война была, бомбежка. Может, бомба пробила школу насквозь и не взорвалась. Лежит в подвале…
— В подвале?! — Маша поняла, что не понравилось пожарному. — Ребята, он просто хочет, чтобы из подвала выбросили парты!
Боинг подумал и согласился:
— Верняк! Нам листовку сунули в почтовый ящик: «Не захламляйте балконы, чердаки и подвалы, возможно самовозгорание». Только я не догоняю: если парты самовозгораются, то почему они в классе ни разу не самовозгорелись? Круто было бы: вызывают меня к доске…
Из коридора глухо послышался звонок. Прогульщики вышли из школы черным ходом, чтобы не встретить своих. Боинг развивал мысль о самовозгорающихся партах, самовозгорающихся классных журналах и самовозгорающихся дневниках, но Маша думала о другом.
Первое — таинственная смерть Бобрищева: лег в постель, а нашли на берегу моря.
Второе — ржавая железная дверь в подвал, оставшаяся, наверное, с бобрищевских времен. Замок в ней и тогда был сейфовый, да сломался давно. Подвал запирали на грошовую «висячку», как дровяной сарай. И вдруг — новый сейфовый замок. Причем за него доплатил свои деньги не завхоз, не директор, а учитель истории, которого совершенно не касаются сломанные парты. Это третье.
А четвертое — записка Евгень Евгеньича директору: «Убедительно прошу никому не доверять ключ от подвала».
А пятое — записка Толичу: «Я дошел до № 5». И ключ под гипсовым Сократом.
Наконец, шестое — обнаруженный Боингом сквознячок из щели между камнями.
Без особой уверенности Маша добавила седьмой пункт: не вовремя появился этот пожарный. Или, наоборот, вовремя, если знал то, о чем сейчас догадалась она.
Хотя, с другой стороны, когда еще пожарным проверять школы? Конечно, в начале учебного года.