Черничная Чайка
Но поздно.
Ти-рэкс рявкнул, обдал меня тухлой мясной вонью и попытался цапнуть меня еще раз. Я снова выстрелил, в ноздрю попал. Удачно попал, ноздря взорвалась красными лохмотьями, ящер дернул башкой и стукнулся о хвощ, сломал его пополам, заверещал, размахивая башкой. Теперь у меня было преимущество, метров двадцать, но этого должно было хватить.
Двадцать метров не пробежал – пролетел! Остановился у дерева, перезарядил штуцер. Плохо. То есть долго, за семь секунд. Вот раньше были люди – кремневое ружье перезаряжали за тридцать секунд! В минуту три выстрела!
Тираннозавр тем временем очухался и быстро шагал ко мне, раскачиваясь в стороны, как боксер, целиться было трудно, и всего два выстрела, перезарядить не успею…
На самом деле охотиться на тираннозавров совсем не опасно. Гораздо менее опасно, чем, к примеру, на львов. Лев несется на тебя как трехсоткилограммовая пуля, и у тебя имеется всего один выстрел и всего несколько секунд. И попасть надо обязательно в сердце, потому что от головы тоже может срикошетить – и тогда…
С тираннозавром проще, этот самый страшный хищник всех времен чрезвычайно уязвим. У него слишком тяжелая голова и слишком слабые передние лапки, если он падает, то подняться уже не может, так и помирает с голоду, лежа на брюхе. Поэтому умный охотник стреляет не в сердце и уж тем более не в голову, он стреляет в ногу.
Лучше всего в колено.
Или другая хитрость есть. И с ти-рэксом, и с другими заврами. Дело в том, что хищные ходячие ящеры с мощными ногами совсем не умеют плавать. И тут все просто – заплываешь метров на двадцать в воду и преспокойненько расстреливаешь тварь издалека. Она тупо бесится на берегу, старается тебя достать, а ты палишь. Вот и все.
Но тут моря под рукой не было, приходилось изворачиваться.
Тираннозавр несся на меня, и я снова чувствовал его вонь, он гнал ее перед собой. Я целился, для лучшей опоры прижавшись к дереву, и когда осталось метров пять, я выстрелил.
В колено. Попал.
Рэкса тут же повело в сторону, он наткнулся на очередной хвощ, завалился на бок. Дальше были только рык и барахтанье.
Все. Моя железная выдержка и поразительная меткость решили сражение в мою пользу, хищник повержен, человек восторжествовал, можно размахивать флагами. Добить тварюгу и отправиться к морю, немного окунуться после трудов. Я перезарядил ружье и принялся осторожно выбирать место для выстрела, чтобы покончить с этим монстром разом, без лишней возни.
И я устроился напротив тираннозаврей морды и взвел курки, и когда рэкс раззявил пасть, выстрелил. Ящер замер. С открытой пастью. Пуля пробила ему башку и вылетела через затылок, вместе с немногочисленным мозгом, и все это повисло в воздухе красной кляксой. Пространство остановилось, будто его залили густой прозрачной смолой. Исчезли звуки, запахи и ветерок, по миру побежала рябь, я опустил штуцер и обернулся.
Ну, конечно же, это была она. Аврора Кошмар. Хуже всякого тираннозавра. Приперлась зачем-то.
– Как это мужественно! – Аврора кивнула на поверженного ящера. – Пристрелил электронную ящерку!
Я молчал, ждал, что она еще скажет глупого.
– Знаю я вас, реконструкторов… Охотнички! Психопаты, все как один! Этот ваш Магистр… Клонировали четырнадцать мамонтов и устроили на них охоту с каменными топорами! Какое варварство! Какая дикость!
– Почему варварство? – возразил я. – Это была реконструкция каменного века, ни один мамонт не пострадал, между прочим…
– Еще бы он пострадал! – Аврора уткнула руки в бока. – Да если бы там хоть одна мышь погибла – я бы всю вашу реконструкторскую банду разогнала! Я бы вас в Поясе Астероидов сгноила!
– Да неужели?!
– Неужели – это мое второе имя! Запомни, Корягин!
– Я Уткин, – вежливо поправил я. – Антон Уткин, будем знакомы!
– Не буду знакома! Аврора Сон с кем попало не знакомится!
– А я думал, Кошмар, – сказал я негромко.
Аврора застыла. Будто ее тоже залили смолой, жидким стеклом.
– Что ты сказал? – прищурилась она.
– Ты какие пироги любишь, с котятами или с мышатами?
Аврора выдохнула, как каратист перед нападением, и сжала кулаки.
– Стоп-стоп-стоп, – я примиряющее поднял руки. – Давай отложим нашу драку чуть на потом, а?
– С чего это?
– Ну, не знаю, как ты, а я прибыл сюда перевоспитываться. Желаю вступить на путь исправления, стать достойным членом общества…
Аврора презрительно хмыкнула.
– Может, лагерь осмотрим? – предложил я. – Вместе? А то мне одному как-то…
– У вертолета был?
Был. Этой ночью. Думал удрать. Ага, сейчас! Прибежал, поцеловал обшивку, убежал. Снят хвостовой винт. Скорее всего, это сделал Заскок, хамоватый бот широкого профиля.
И теперь с острова не выбраться. Искать винт можно, но тоже, вероятно, бесполезно – подозреваю, что бот его просто утопил. Или сломал. Хотя если ломать, то зачем прятать? Лучше бы он паровоз сломал своей головой.
– А ты? – спросил я. – Ты была?
– Да уж успела. Винт ты свинтил?
Вот это подозрения! Хуже меня только мосье Потягин оскорблял. Жизнь тяжела, как сапоги в распутицу, как говорил старина Крузенштерн.
– Зачем мне винт прятать? – возразил я. – Чтобы с тобой тут загорать? Великое удовольствие…
– А уж какое мне удовольствие!
Мы немного поспорили, чье удовольствие пронзительнее, мое или Аврорино, я, разумеется, победил, Аврора скатилась в ярость и сказала:
– Я… я… Я с тобой на этом острове и недели не пробуду! Плот свяжу! Уплыву!
– Плыви, – пожал я плечами. – Тут, может, по полторы тысячи в любом направлении! Не заметишь, как утонешь!
– Всегда знала, что вы – реконструкторы – жалкие трусы, не более того, – фыркнула моя новая подружка. – Бывай, хромоногий.
И направилась к выходу из тира.
– Так что, лагерь-то осмотрим?
– Гржжузм!
Ну, или что-то вроде этого.
– Это «да» или «нет»? – спросил я.
– Это отвали!
Какая девушка! Знает слово «отвали»! А между тем его сейчас никто не использует, только в старой литературе, ну, или в монографии доктора Мессера. Может, она его тоже читала? Или это семья виновата? В некоторых семьях сленг передается из поколения в поколение, а некоторые даже вообще свой язык придумывают, независимый.
– Учти, Уткин, я все про тебя знаю, – Аврора вдруг остановилась и уставила на меня свой укоризненный палец. – Все!
– Прямо все-все-все? – поинтересовался я.
Аврора сощурилась.
– Все.
– Например?
– Например, ты любишь играть с людьми, – Аврора сузила глаза и стала еще красивее. – Жестокие забавы, мерзость всякая. Вот эта твоя последняя выходка – я имею в виду всем известную историю с ботами-рабами, она закончилась весьма печально! Твой друг, кажется, его звали Виталием… Насколько я знаю, его лечат до сих пор. После твоего эксперимента он отказывался от пищи почти месяц!
Это Потягин. Отказывался от пищи. Но это он не из-за меня отказывался, а из-за своей нечистой совести. Когда совесть не чиста – в рот не лезет колбаса.
– Когда совесть не чиста – в рот не лезет колбаса, – сказал я. – Между прочим, я не один в этом лагере, ты тоже здесь. Так что не особо увлекайся моим заклеймением, у тебя у самой руки по горло в кукурузе…
– Я никогда никому не вредила! – завелась Аврора. – Никому! А ты… Ты просто… Слов нет! Другие ребята тоже безболезненно из твоего опыта не вышли! У них серьезные нарушения психики…
– У них эти нарушения и до меня диагностировались. Знаешь, один был помешан на шишках – рисовал шишки, фотографировал шишки, строил из шишек замки, даже будку себе из шишек построил…
– Ты их нравственно искалечил! – выдала Аврора.
– Они сами согласились, – напомнил я. – Никто их не заставлял…
– Я буду за тобой приглядывать! – Аврора опять уставила в меня недремлющий палец.
– Это честь для меня!
Я послал ей воздушный поцелуй.
– Знаешь, я входил в дискуссионный клуб, он назывался «Чугунный поцелуй»…