В глуби веков

Древний акрополь стоял на плоской скале. Семь кирпичных стен окружало его. Зубцы этих стен были окрашены в семь разных цветов. Зубцы первой, наружной, стены были белые, как снег на горах. Зубцы второй стены — черные, как уголь костров. Зубцы третьей — красные, как весенние маки на склонах гор. Четвертой — голубые, как вода у берегов Александрии. Пятой — цвета меда. Шестой — посеребренные. И зубцы седьмой, внутренней, самой высокой, стены хранили следы старой, потускневшей позолоты.
Александр еще в детстве слышал, что где-то, очень далеко, есть такой дворец — Аристотель рассказывал о нем. Но тогда это казалось чем-то нереальным, похожим на легенду. А теперь вот оно, это здание, овеянное волшебством древности, стоит перед его глазами.
Александр, волнуясь, вошел во дворец мидийского царя Астиага. Здесь, в этих залах, когда-то бродил маленький черноглазый внук царя Куруш. В эти двери он входил. По этим лестницам поднимался. Отсюда он глядел на темные шапки лесистых вершин и вспоминал пастуха Митридата… Отсюда Куруш ушел в Персию и поднял восстание против Астиага. Странно его звали — Куруш. Куруш! Эллину трудно выговорить такое имя, Кирос, Кир…
Ни Александр, ни его военачальники не ожидали, что богатства в Экбатанах будут так огромны. Когда сосчитали сокровища, то оказалось, что их хранится здесь на восемьдесят тысяч талантов. На военном совете шел большой разговор — как лучше употребить эти богатства.
Старые военачальники говорили, что хорошо бы все это отправить домой, в Македонию.
— Вот бы разбогатели македоняне! — говорили одни. — На весь народ хватило бы, на несколько поколений — и детям и внукам!
— А если обратить все это в деньги, — говорили другие, — да заняться торговлей?.. Все рынки всех стран были бы нашими, и эллинским торговым городам было бы нечего делать!
Но царь думал совсем о другом. Теперь, когда у него столько богатств, вернуться домой? Нет! Теперь-то, когда у него достаточно золота, чтобы содержать войско, он и пойдет дальше, дальше, до края земли!
Разбирая сокровища, он видел — то на драгоценном сосуде, то на тончайшей ткани — золотую метку: «Из стран Инда».
Страны Инда на краю Ойкумены — обитаемой земли. Туда он и пойдет, в эту богатейшую страну золота, пряностей и благовоний, в страну необычайных чудес. Она лежит там, на востоке, за огромными горами Паропамис… [*] Говорят, что этот горный хребет еще выше, чем Желтые горы, через которые он прошел. Но он преодолеет и это препятствие. Он завоюет Индию, дойдет до Океана, и тогда вся Ойкумена будет ему подвластна. И это уже близко, это уже осуществимо! Замыслы завоевателя, жажда неслыханной славы, жажда увидеть невиданное, пройти там, где не смог пройти даже Кир, — все это обуревало душу Александра.
Александр взял из этих сокровищ часть золота. Одарил военачальников. Наградил воинов за хорошую службу, за отвагу, за преданность. Выплатил жалованье наемным войскам… И это была лишь горсть, взятая из огромных запасов персидских богатств. Остальное понадобится в трудных походах.
Но, однако, что же сказать македонянам, которым он обещал, что битва под Гавгамелами будет последней?
Многих из тех, с кем он вышел из Пеллы, уже нет в его войсках; он терял своих воинов в сражениях, он оставлял их на военных дорогах — раненых, заболевших, потерявших силы… Вот уже и последняя столица персов Экбатаны взята. Война выиграна. Что же теперь скажет царь своему войску?
Александр решил сказать то, что до сих пор скрывал от них. Собрав военачальников всей армии, он объявил им:
— Я иду дальше, пока не настигну Дария. А когда настигну Дария, пойду еще дальше — до конца Ойкумены. Воины, решайте сами. Кто хочет вернуться домой — возвращайтесь. Кто хочет остаться со мной — пусть остается.
Среди союзных войск агриан и фессалийцев, которых уже утомил этот неслыханно тяжелый поход, прошел ропот:
— Идти дальше — куда?.. Это безумие!.. Мы погибнем!..
Но молодые македонские воины, не так давно присланные Антипатром как пополнение, закричали, что они не оставят царя и пойдут дальше вместе с ним к новым победам и завоеваниям. Они хотели славы, хотели добычи, золота, богатств.
Александр простился со своими союзниками, верными стрелками агрианами, и отпустил отважную фессалийскую конницу. Он щедро наградил их и приказал одному из своих полководцев, Эпокилу, проводить их к морю с конной охраной и позаботиться об их переправе. Царь молча смотрел вслед уходившим. Много пройдено вместе, много пережито вместе…
Александр жил во дворце. Роскошь, окружавшая его, все сильнее, все коварнее брала в плен огрубевшего в походах Македонянина. Он, подражая персидским царям, стал принимать своих полководцев, сидя на троне. К нему приходили персидские вельможи, которых уже немало было среди его этеров. Они кланялись Александру, касаясь лбом пола. Он видел, что македонские полководцы переглядывались, пожимая плечами.
«Все вижу, все понимаю, — думал Александр. — Но — привыкайте, привыкайте. Царь великой державы обязан принимать эти почести».
В один из этих дней в Экбатанах, исполненных незаметных, но ощутимых перемен, сын царя Оха — Артаксеркса Бисфан, обращаясь к Александру, назвал его полным титулом персидских царей:
— Великий царь, царь царей, царь всех стран, всей земли!..
Среди царских этеров прошел вздох изумления. Александр внимательно посмотрел на Бисфана:
— Почему ты называешь меня так?
— Это титул царей Персии, царь. Дарий Первый, которого мы называем великим, приказал вырезать этот титул на камне Желтой скалы… Эта скала недалеко от Экбатан, ты можешь ее увидеть. Все цари Персии носили этот титул. Позволь нам и тебя называть так же!
Александр, окинув быстрым взглядом своих македонян, ответил:
— Позволяю!
Этеры молчали. Александр чувствовал, как недоброжелательно они отнеслись к этому; он видел, как они нахмурились, какие кривые улыбки появились на их лицах. Царь, который делил с ними все невзгоды войны, который шагал вместе с ними по всем трудным дорогам, теперь отгораживается от них унизительными для эллинов обычаями персов, он скоро и македонян заставит кланяться ему в ноги!
Птолемей, сын Лага, храбрый военачальник царя, отошел прочь с потемневшими глазами.
— Александр — царь Македонии, — проворчал он, негодуя. — Он царь македонский, и он не должен быть фараоном или азиатским царем царей. Если я напишу домой о «великом царе царей», там люди будут смеяться. И у них будет повод смеяться. Ни один из царей Македонии не возносил себя так высоко над своими македонянами!
Александр не слышал этих слов, но ему их передали. Он промолчал, однако титула не отменил.
«Привыкайте! Потому что я не только царь Македонии, но и царь многих народов, которым титулы царя необходимы».
Весна уже бродила в долинах Мидии. На горах таял снег. Царь приказал войску готовиться к походу и вызвал к себе Пармениона.
— Парменион, ты останешься здесь, в Экбатанах, и сохранишь наши сокровища. Сюда же ты перевезешь все, что лежит в Сузах. А потом придешь через землю кадусиев в Гирканию. Там ты будешь ждать меня.
Парменион выпрямился.
— Ты считаешь, царь, что я больше не гожусь для военной службы?
«Да, ты больше не годишься для военной службы, — подумал Александр, — ты упрям и недальновиден. Ты плохо сражался под Гавгамелами. Ты не понимаешь моих замыслов, и ты противишься им. Ты мешаешь мне».
Но ответил ласково:
— Не поэтому я оставляю тебя в Экбатанах, Парменион, а потому, что никому другому не могу доверить сокровищ. Казначеем же даю тебе Гарпала. Ему ты и передашь сокровищницу.
— Гарпала? — Выцветшие, с красными веками глаза Пармениона негодующе заблестели. — Ты забыл, царь, как твой друг Гарпал сбежал с деньгами под Иссом! И опять его — казначеем?
У Гарпала было слабое здоровье, он не мог участвовать в боях. Да, под Иссом Гарпал сбежал с деньгами. Но как он сожалел об этом потом, как раскаивался. Не гнать же теперь своего друга из войска, не лишать же его почестей, которые даны его остальным друзьям!