Игра со смертью

Туся оторопело примолкла.
Кахобер повернулся ко всем и объявил:
– Вы можете быть свободны.
Когда они с Тусей остались одни в пустом зале, он спросил ее без обиняков:
– Он тебе очень нравится?
– Кто? – спросила Туся и покраснела до слез.
Она сразу же догадалась, о ком идет речь.
– Тарасов, – ответил Кахобер, как будто не замечая ее смущения.
– Очень, – призналась Туся. Глупо было отнекиваться. – А вы откуда узнали?
– Это видно по тому, как он мешает тебе играть.
– Наоборот, – принялась горячо убеждать Туся. – Только благодаря ему…
Но Кахобер ее перебил.
– Нельзя видеть себя со стороны, когда ты на сцене. А я тебя вижу. И скажу, что ты выглядишь неестественно.
– А мне казалось…
– Это иллюзия. Шекспир сказал, что жизнь – театр, а я бы поспорил с классиком. – И Кахобер значительно пригладил усы. – Жизнь – это жизнь, а театр – совсем другое. Любить на самом деле и изображать любовь – это разные вещи, и ты должна это понять.
– Что же мне делать? – грустно спросила Туся.
Она думала, что именно реальная любовь к Егору делает ее игру такой блестящей, а оказалось, что это чувство ей только мешает.
– Разлюбить его?
– Такое по заказу не делается, – улыбнулся Кахобер. – Но постарайся не видеть его на сцене.
– Как же я могу, мы же с ним в паре!
– Я бы хотел, чтобы ты увидела не Егора, а Ромео и… полюбила его. Поменьше думай о себе.
Кахобер повел рукой в сторону пустой сцены.
– Представь себе этих почти детей – Ромео и Джульетту, которые погибли в твоем возрасте. Джульетта оживает только благодаря твоему таланту. Не своди их трагедию только к своим переживаниям, и весь мир откроется тебе.
– Я попробую, – нерешительно сказала Туся, а про себя подумала: «Легко давать советы, если ты не влюблен».
– И еще, – продолжал Кахобер, – тебе никогда не будет плохо, пока ты думаешь о других.
Туся недоверчиво посмотрела на учителя.
– Я все время думаю о других, а мне часто плохо.
– Не о других, – покачал головой Кахобер. Ты думаешь не о других, а о другом. А это разные вещи.
– Вы меня запутали, – растерянно улыбнулась Туся. – Но я подумаю над тем,•что вы сказали.
Она еще долго сидела в зале в полном одиночестве.
Туся думала о всех Джульеттах, о всех влюбленных, о всех трагедиях. Она старалась сердцем проникнуть в чужие несчастья, в чужую любовь, и с каждой минутой таких раздумий ей становилось легче.
«Думать о других, – вспоминала она слова Кахобера. – А что, это интересно. Как мне не стыдно, – решила она в конце концов. – Егор жив, со мной тоже все в порядке, а значит, все еще можно изменить. Хорошо, что наши семьи не враждуют, что он не ушел на войну… Ведь с другими случаются несчастья и похуже».
 16 
До юбилея школы оставалась неделя, когда стало известно, что Егор заболел воспалением легких и вряд ли выздоровеет к празднику.
Спектакль был под угрозой срыва. Участники очень нервничали, особенно Туся. Она то переживала за Егора, а то сердилась на него за то, что срывается спектакль.
«Неужели все это было зря, – думала она. – Даже здесь он меня бросил! Фантастическое свинство!» Порой она начинала сетовать на судьбу за то, что та так посмеялась над ней, а временами теряла веру в себя.
«И зачем я только в это ввязалась! Тоже мне невеста без места!»
Даже Кахобер Иванович был страшно огорчен. – Неделя до премьеры, а у нас нет Ромео! Все старания – коту под хвост! Безобразие! – говорил он.
Но решение было близко, и пришло оно само собой. Однажды во время репетиции, когда играли сцену с Ромео, оказалось, что нет общего текста, поэтому никто не может даже прочитать реплики Егора.
– Неужели ни у кого нет с собой книжки? возмущался Кахобер. – Интересно, о чем вы думаете? Точно не о Шекспире!
– Я могу прочитать за Егора, – робко сказал Сюсюка.
– У тебя с собой пьеса? – с надеждой спросил Кахобер.
– Нет, но я был на всех репетициях и запомнил текст. Можно?
– Не можно, а нужно, дорогой! Давай, выходи на сцену.
– Я с места, – испугался Толя. – Я с детства сцены боюсь.
«Этого только не хватало! – в ужасе подумала Туся. – И в жизни не знаю, куда от него деться, так он еще и играть со мной будет!»
К тому же все знали, что Толя слегка шепелявит, именно поэтому его прозвали сюсюкой.
– Ничего страшного, – сказал Кахобер, жестом настойчиво приглашая Толю на сцену. – Ты не будешь играть, просто постой там и произнеси все слова.
Толя тяжело вздохнул и поплелся на сцену. Ему тоже было не по себе. Конечно, он хотел занять место Егора, но не на сцене, а в сердце Туси. Он очень боялся, что их будут сравнивать, а такое сравнение явно не в его пользу.
Меня перенесла сюда любовь, Ее не останавливают стены.
В нужде она решается на все,
И потому – что мне твои родные!-
говорил он, от страха не слыша собственных слов.
Когда начали репетировать с Сюсюской, все сразу заметили что-то странное, но не могли понять что именно. А когда поняли, то всеобщему удивлению не было конца.
Туся играла на удивление хорошо. Как будто присутствие Егора тормозило движение ее таланта, а теперь он развернулся во всю мощь. Ее великолепная игра сглаживала дефект дикции Толи, так что зрители следили только за историей двух влюбленных, забывая о мелочах.
– То что надо, – сказал Кахобер, довольно потирая руки, когда сцена была пройдена. – Молодцы, ребята, даже ваш режиссер удивлен подобным результатом! Будет пьеса!
– Я что, и на юбилее буду играть? – испуганно спросил Толя.
– А как же, – улыбнулся Кахобер. – Другого Ромео у нас нет, так что выручай.
Толя растерянно посмотрел на Тусю, но она одобрительно улыбнулась.
– Я согласна, – сказала она. – Так даже лучше. И для Толи эти слова звучали слаще любой музыки.
 17 
Двадцатилетие школы праздновали в пятницу, и, конечно, с самого утра почти никто не учился. Все суетились, бегали, задавали друг другу вопросы и, не дожидаясь ответов, пробегали дальше. 3аканчивались последние приготовления: актовый зал и рекреации были украшены плакатами и вырезанными из бумаги цветами, в классах высокими стопками стояли пластмассовые стаканчики и тарелки, а младшеклассники снова и снова репетировали «Танец маленьких лебедей».
Туся сидела и читала «Ромео и Джульетту» вот уже три часа подряд. На ней было облегающее мягкое черное платье, волосы она распустила по плечам мягкими волнами.
– И зачем ты в сотый раз читаешь? – спрашивала ее Лиза, которая в нетерпении вертелась возле подруги. Когда Лиза нервничала, ей всегда хотелось говорить. – Разве ты не знаешь всю трагедию наизусть?
– Боюсь что-нибудь забыть, – жалобно сказала Туся. – Обязательно что-нибудь забуду!
– Не забудешь, – успокоила ее Лиза. – К тому же я буду сидеть в первом ряду и подсказывать тебе губами.
Туся посмотрела на Лизу и подумала: «Что бы я без нее делала? Кажется, она меня очень любит. Вот только за что?»
– А вдруг у меня не получится? – волновалась она. – Так бывает – на репетициях актер хорошо играет, а на премьере – плохо…
Внезапно в класс, где сидели подруги, вбежал Сюсюска.
– У меня для вас новость, – как-то невесело сказал он.
– Хорошая или плохая? – хором спросили подруги.
– Это уж вам решать. Дело в том, что Егор выздоровел. Видите ли, именно сегодня он освободился от гнета инфекций.
– И что? – спросила Туся и покраснела.
– А то, что теперь он хочет играть в спектакле, – сказал Толя и вопросительно посмотрел на нее.
– А как же ты? – спросила его Лиза.
– Я поступлю, как вы скажете. Мне все равно. Конечно, Туся всей душой хотела, чтобы Ромео играл Егор, но боялась, что Толя обидится. – С тобой репетировали, ты и будешь играть, – сказала она, но скрыть своей досады ей так и не удалось.
И хотя Толя по природе своей не был особенно проницательным, любовь к Тусе сделала его таким. Он как будто прочитал ее мысли и сказал: