Глиняный конверт
— Перестань реветь! — прикрикнула на него мать. — Присмотри лучше за малышами, пока я пойду к рыбакам за рыбой. Отец вернется поздно, усталый, голодный, надо приготовить ему ужин получше. — С этими словами она вышла из хижины.
Залилум с досадой посмотрел на малышей. Годовалый братишка ползал по полу, а трехлетняя сестренка ела лепешку.
— Ну, вы, смотрите у меня! Не шуметь! Я еще спать буду. — Залилум погрозил пальцем ребятишкам и снова улегся на свою циновку.
Его разбудил громкий крик. Это плакал брат. Его толкнула сестра, и, падая, он зацепился за глиняный кувшин с водой. Кувшин с грохотом разбился, вода растеклась по полу. Циновка намокла, лежать стало холодно и неуютно.
— Эх вы, мучители мои! — вздохнул Залилум и поднялся с циновки.
Малыш громко кричал. На лбу у него был синяк и вскочила большая шишка. Заревела и девочка. Она собирала черепки и расцарапала руку. Увидев кровь, она громко закричала. Залилум стоял в нерешительности, глядя на беспорядок. Что раньше делать — подбирать осколки и вытирать воду или успокаивать ребят? Вдруг он услыхал голос матери, громко разговаривающей с соседкой.
«Мать вернулась! — подумал Залилум. — Попадет же мне. Лучше удрать, пока она не вошла в дом. А вечером как-нибудь обойдется».
И, взяв со стола лепешку, Залилум тихонько вышел во двор и перелез через стену. У калитки стояли мать и соседка. Залилум не хотел попадаться им на глаза. Он пошел вдоль узкой улицы и через два дома очутился около хижины, где жил его приятель.
— Ахуни!— крикнул Залилум, подойдя к двери. — Идем со мной к реке...
— Ах ты, негодный бездельник! Ахуни уже давно в поле — работает с отцом и братьями. Только ты, большой мальчишка, болтаешься весь день без толку и думаешь о прогулках! — сердито встретила Залилума бабушка Ахуни. — Погоди, вот я тебя!.. — замахнулась она на него палкой.
Залилум поспешно скрылся.
«Ну ее, свяжешься с ней — еще к матери отведет... Тогда плохо будет».
Он быстро пробежал по грязной, кривой улочке и вышел в поле.
Наступил конец декабря. Частые дожди превратили поле в мокрое мягкое месиво; надо было начинать сеять. Многие земледельцы уже трудились целыми семьями. Вон и Ахуни вместе с отцом и старшими братьями очищал поле от прошлогодних сорняков. Залилум прошел мимо своего участка, отделенного от других полей невысоким валом. Там никого не было. Пожалуй, следовало бы самому заняться вытаскиванием стеблей. Но нет, вечером вернется отец, принесет зерно, и завтра они с утра до поздней ночи будут работать. А сегодня можно погулять. И Залилум весело помахал рукой Ахуни, который на минуту оторвался от работы и удивленно посмотрел на товарища.
— Ты куда? Почему не работаешь?
— Отец в город ушел! Мы завтра выйдем в поле! — прокричал в ответ Залилум и побежал по направлению к большому каналу; только мелькали его босые, загорелые пятки.
Весь день провел Залилум у канала, в зарослях камыша, купался, охотился за мелкими зверьками — ничего не поймал, искал съедобные коренья. Под вечер, когда начало темнеть, он вышел к реке. Сильно хотелось есть. Взятую из дому лепешку он уже давно съел, а кореньев было слишком мало; они плохо утоляли голод.
На берегу, у небольшого залива, который образовался от изгиба реки, стояли маленькие глинобитные домишки. В них жили рыбаки. Они уже кончили рыбачить; сети были разостланы на земле для просушки, удочки смотаны, весь улов собран в садке, отгороженном тростником на мелком месте, у самого берега. Завтра женщины начнут потрошить рыбу, сушить на солнце, а рыбаки снова пойдут ловить — сети были взяты в долг у купца. За них нужно платить рыбой.
Но сегодня можно уже отдохнуть. На берегу около хижин горел костер, в котле варилась рыба. Оттуда тянулся дразнящий запах свежей ухи. У Залилума засосало под ложечкой. Как хочется есть! Он подошел поближе. Четыре бородатых рыбака, сидя на корточках, ели из общей миски. Залилум робко приблизился к ним.
— Эй ты, малыш! Присаживайся, поешь с нами, — окликнул мальчика один из рыбаков.
— Да это Залилум, сын Убар-Шамаша. Я его знаю, — сказал другой и подвинулся, чтобы дать ему место.
Второго приглашения не понадобилось. Залилум быстро уселся между рыбаками и с аппетитом стал есть уху.
Приятная теплота разлилась по всему телу — давно он так сытно не ужинал. Залилуму захотелось спать. Но. нет, больше нельзя оставаться здесь. Стало уже совсем темно, поднялся ветер. Пора домой, и так ему попадет от матери за разбитый кувшин, за шишку брата, а больше всего, пожалуй, за то, что удрал на целый день. Залилум встал, попрощался с гостеприимными рыбаками и только собрался идти, как вдруг хлынул страшный ливень. Сквозь ветхую тростниковую крышу сочилась вода. В хижине стало мокро и холодно. Наконец буря прекратилась, и Залилум смог выйти.
Когда он наконец подошел к дому, было уже совсем темно.
Он очень боялся гнева матери и надеялся только на то, что все уже спят; тогда он незаметно проскользнет на свою циновку.
Залилум вошел в калитку и увидел, что на двери не спущена циновка, мать не спит и сидит у зажженного светильника. Услышав шаги, она встрепенулась и подняла голову:
— Залилум! Где ты пропадал весь день? А отца еще нет до сих пор. Я места себе не нахожу — боюсь, не случилось ли с ним несчастье!
Залилум тихо вошел в комнату, сел рядом с матерью и ласково прижался к ней.
БОЛЕЗНЬ ОТЦА
Никакого несчастья не произошло с Убар-Шамашем.
Он просто очень долго находился в пути. Еще накануне вечером Убар-Шамаш договорился с соседом Авил-Анимом, что тот одолжит ему осла, чтоб привезти из города зерно. А когда Убар-Шамаш, уже готовый в дорогу, зашел за ослом, сказалось, что Авил-Аним сам уехал на осле в соседнюю деревню. Что тут было делать? Пришлось идти в город пешком. Ведь завтра обязательно надо засеять поле. И так время упущено. На дворе конец декабря, многие земледельцы уже отсеялись. Убар-Шамаш не успел вовремя закончить работу, так как купец Белидинам заупрямился и не хотел давать зерна в долг. Не раз брал у него зерно Убар-Шамаш и всегда исправно отдавал полную, меру и сверх того добавлял еще лишнее зерно.
В этот раз Убар-Шамашу пришлось долго упрашивать купца. Наконец Белидинам согласился дать ему зерно.
— Ты вернешь мне, после того как соберешь урожай!
— Как всегда, мой господин... — согласился Убар-Шамаш.
— А на табличке мы запишем,— продолжал Белидинам,—что я дал тебе не гур [2] зерна, а сикль [3] серебра, столько, сколько стоит сейчас гур зерна.
— Я верну тебе серебро? — удивился Убар-Шамаш.
— Нет, не так! Ты вернешь мне два гура зерна, потому что после сбора урожая на один сикль можно будет купить два гура, понял?
Убар-Шамаш задумался. Значит, ему придется отдать зерна вдвое больше, чем он взял. И в документе будет записано, что он получил сикль серебра. А что, если Белидинам потребует и серебро, где же достанет его Убар-Шамаш?
— Ты лучше запиши в табличке, что я взял у тебя зерна один гур, а отдать должен два гура...
— Нет! — усмехнулся Белидинам. — Так нельзя писать. Это будет не по закону...
— Не по закону? — удивился Убар-Шамаш.
— Не по закону, — подтвердил Белидинам. — Если узнают, что я беру с тебя вдвое больше, чем дал, меня будут судить и мне придется уплатить штраф царю. А если мы запишем на табличке, что ты получил зерна на один сикль, ты должен будешь вернуть мне зерно тоже на один сикль. Никто не подумает о том, что после урожая зерно будет стоить дешевле, и я получу с тебя вдвое. Нужно так писать документы, чтобы и закон не нарушить и прибыль получить.
Убар-Шамаш вздохнул. «Вот как живет по закону богатый купец», — подумал он.
— Пиши, как ты хочешь, мой господин, я согласен на все...
— Тогда приходи завтра за зерном, а я пока велю написать табличку. Только смотри не опоздай, а то отдам зерно другому. Сам знаешь, урожай был плохой в прошлом году, желающих взять в долг много, а зерна мало! — сказал на прощание Белидинам.
2
Гур — мера сыпучих тел, около 252 литров. Гур состоит из 300 ка. Так в древности измерялось зерно.
3
Сикль — мера веса, 8,5 г.