Битва драконов
Бесстрастный голос, звучавший в ее голове, не давал на это ответа. Все, что она могла разобрать, были слова: «Какие бы опасности тебе ни грозили, я встречу их вместе с тобой».
Голоса спутников отвлекли Элспет от раздумий. Фрита рассказывала Эдмунду и Кэтбару о своей родине: о темноте в разгар зимы, когда ей с отцом приходится день и ночь жечь перед хижиной костры, отпугивая волков; об озерах в предгорьях, откуда рыбаки волокут домой богатый улов; о самих горах, куда никто не осмеливается сунуться из страха перед обитающими там существами…
Элспет был понятен ее рассказ: она часто слушала светловолосых бородатых датчан, торговавших с ее отцом в Гибернии. Кэтбар вообще владел наречием северянки, как родным, а вот Эдмунд, судя по всему, улавливал от силы половину из сказанного ею. Он то и дело перебивал Фриту, требуя объяснений, потом переводил ее слова на английский и заставлял ее повторять за собой. При всей своей озабоченности Элспет, глядя на них, не могла удержаться от улыбки. Ей уже казалось, что Эдмунд увлечен северянкой: от ее рассказов у него загорались глаза, лицо розовело так, как еще ни разу с тех пор, как дракон принес их в эти холодные края. Воодушевление Эдмунда передавалось и ей, но сейчас она не могла принять участие в беседе. Слишком будоражило ее само путешествие и мысли о том, что может поджидать их в конце.
Наконец они покинули лес и оказались в мире белого безмолвия, который низкое солнце раскрасило розовыми и золотыми штрихами. Щурясь, Элспет различала впереди, на северо-востоке, серую громаду гор и сияние свежевыпавшего снега на их склонах. Во все другие стороны простиралась, насколько хватало взора, синевато-белая равнина. У нее за спиной Эдмунд и Кэтбар громко выражали свой восторг открывшимся пейзажем, но Элспет интересовало лишь одно: горы и тянувшаяся в их сторону воображаемая золотая полоса — начертанный для нее маршрут.
Она ринулась было вперед, но ее опередила Фрита.
— Storhva-sik her! — крикнула северянка. — Здесь нельзя спешить! Это опасно: близко лед, а под ним вода, в которой живут… разные твари.
— Ты о рыбе? — вмешался Кэтбар. Отлично, нам скоро понадобится еда.
— Не рыба, а гораздо хуже, — ответила Фрита с крайне озабоченным лицом. — Ступайте за мной след в след. Осторожнее!
За ней двинулись гуськом Кэтбар и Эдмунд. Воин этим утром смотрелся молодцом, хотя половина его лица по-прежнему багровела, а движения были все еще медленными и неуклюжими. Элспет, вынужденная замыкать маленькую колонну, сердилась на своих спутников за их неторопливость. Впервые она пожалела, что отправилась в путь не одна.
Солнце взошло над островерхими горными грядами, синие тени съежились, снежное пространство приобрело нестерпимую белизну. Путники молчали, слышен был только хруст снега под ногами. Элспет не сводила взгляда с гор. Как ей ни хотелось приблизиться к ним, продвижение было невыносимо медленным. Один раз, воспользовавшись тем, что Фрита остановилась, чтобы прощупать место перед собой, Элспет оглянулась и убедилась, что лес превратился в едва заметную полоску вдали. Вокруг были одни снега, белизна которых нарушалась только цепочкой их следов. Это необъятное пространство и пустота вызвали у нее головокружение, и она поспешила упереться взглядом в спину Эдмунда.
Горы стали ближе, теперь они простирались в обе стороны, словно чьи-то раскинутые руки. Фрита повернула на север и устремилась к центру гряды. Элспет любовалась зазубренными вершинами, гадая, поймет ли вовремя, куда ей стремиться. Меч смолк. Она прислушалась, пытаясь различить у себя в голове его голос, как вдруг Эдмунд вскрикнул:
— Смотрите! Дым!
Фрита кивнула.
— Fiskimathar — рыбаки, — объяснила она.
По ее словам, озера были уже совсем рядом — длинные трещины в породе, наполненные талой водой с ледников. Рыбаки разводили на льду костры, чтобы получались полыньи для подледного лова.
— Так я и думал! — обрадовался Кэтбар. — Эти люди нас не прогонят?
Фрита отвечала серьезно: люди они не злые, но к чужакам относятся с подозрением, особенно в таком месте. Она не возражала остановиться у озера на привал, но Элспет чувствовала ее волнение, не понимая, что ее тревожит: не то рыбаки, не то само место.
Скоро они увидели стоянки рыбаков. От больших костров валил дым, среди палаток из шкур суетились люди. Само озеро было почти полностью покрыто снегом, но вблизи палаток Элспет разглядела темные пятна. Фрита тоже увидела их и сначала остановилась, потом очень медленно, неуверенно двинулась дальше, тыкая в снег перед собой длинной веткой. До палаток было еще далеко, когда она вдруг замерла. Солнце уже клонилось к закату, серо-голубые горы все теснее обступали их недружелюбным кольцом.
— Вот и озеро, — объявила Фрита. Веткой она смела перед собой снег, обнажив поблескивающий лед. — Разобьем лагерь здесь. Если расколем лед, то сможем наловить рыбы.
Путники с облегчением избавились от своей ноши и связок хвороста. Кэтбар показал Эдмунду, как выкопать яму в снегу у края озера, устлать ее толстыми ветками и разложить древесный уголь для костра. Элспет тем временем помогала Фрите устанавливать шесты для палатки. Вдали искрился на солнце озерный лед, сверкал обледеневший горный склон. Одна вершина была заметно выше других. По одному ее склону струилась ледяная река, горевшая золотом; по бокам от нее чернели, пугая взор, отвесные скалы. Элспет почувствовала зуд в ладони. «Там!» — подсказал голос, отчетливо прозвучавший в голове.
— Это и есть Эйгг-Локи? — спросила она.
Фрита кивнула.
— Видишь, это ледник, он тянется вниз, до самого озера. — К удивлению Элспет, она замурлыкала песенку. — Эту песню пела мне в детстве мать. В ней поется о холодных братьях, духах льда на леднике и духах воды в озере. Тогда песня не казалась мне страшной, у нее такая ласковая мелодия! Но после гибели матери она перестала мне нравиться.
Она резко повернулась к поклаже на снегу и стала вытряхивать одеяла, чтобы натянуть их на шесты. Элспет так и подмывало подойти к старшей подруге, взять ее за руку, утешить, рассказать о своем отце, которого недавно поглотила морская пучина. Но она постеснялась сделать это, легче было помочь с одеялами.
Потом, присоединившись к Кэтбару и Эдмунду у маленького костерка, они утолили голод небольшим количеством хлеба и вяленого мяса. Элспет впервые поняла, насколько она голодна. Она размечталась о свежей рыбе, но Фрита объяснила, что они, в отличие от рыбаков, не смогут сделать полыньи: рыбаки не разводили костры прямо на льду, они носили туда древесный уголь в больших железных чанах с длинными рукоятками. Можно было бы при желании наловить рыбки на завтрак, но для этого пришлось бы сделать полыньи ножами. После скудной трапезы Фрита нашла местечко, где лед, по ее мнению, был наиболее тонок, и Эдмунд принялся усердно долбить его ножом. Дюжина-другая ударов — и он в отчаянии поднял голову.
— Я всего лишь слегка его поцарапал! — пожаловался он, удрученно глядя на дело своих рук. — Элспет, может быть, ты пустишь в ход свой меч?
Элспет шагнула было на зов, но что-то удержало ее. Она сама не знала, что это было: сомнение, почти страх? Почему не применить меч? Ей ли не знать, что он взрежет любую твердь? «Лучше не надо», — подсказал ей голос.
— Не знаю… — пробормотала она. — Сдается мне, меч нельзя использовать просто для добычи пропитания.
— Это очень важная цель! — рассердился Эдмунд. — Что нам толку от меча, если мы подохнем с голоду?
— Он прав, — поддержал мальчика Кэтбар. — Давай, дочка, ты его не затупишь.
«Меч?» — мысленно спросила Элспет. После недолгого колебания тот вспышкой сообщил о своем согласии.
— Руби здесь! — указал Эдмунд место на льду, которое он едва расцарапал ножом.
Два широких шага — и Элспет вонзила свое оружие в лед. Оно легко прошло насквозь, словно это было мясо, а не лед, превращенный морозом в камень. Она описала мечом круг. Когда она вынула меч из серого льда, в нем красовалась круглая дыра. Элспет восторженно заглянула в лунку, готовясь позвать остальных, но крик застрял у нее в горле.