Путь наверх

Поляна, на которую их привез странный Лифт, не соблюдавший протоколов Спасгорода, была не похожа ни на одну из виденных ими за всю их жизнь, в том числе на картинках в учебниках. Она не напоминала ни Лесные Чащи, где можно было погулять среди синтетических деревьев, ни Звонкие Каскады, где воздух был влажен и полон брызг. Это было не похоже даже на цеха, занимавшие большинство рабочих полян города. Место, куда их привело неуемное любопытство, казалось жутким и грязным подвалом…
Потолок тут был вдвое ниже, чем на Заботинске. Никаких облаков или яркого желтого потока, что рождал Светоч, не присутствовало и в помине – все необъятное пространство заполнял серый пыльный полумрак, какой может царить в погребе, если туда упадет случайный отсвет фонаря. Вместо десятков привычных Лифтовых шахт, в должном порядке убегавших в потолок поляны, все пространство занимали четыре необъятные туши незнакомых машин, поднимающихся вверх на много метров и почти подпиравших крышу. В диаметре странные титанические приспособления были настолько огромны, что с легкостью могли бы накрыть собой поселок механиков, если бы в этом вдруг возникла необходимость.
Это были зловещие и угрюмые механизмы, работающие в неспешном и даже замедленном режиме. Там, где огромные шестеренки на время образовывали просвет, позволяя заглянуть в недра агрегатов, наружу выбивалось болезненное зеленоватое свечение. Здоровенные железные обода, каждый из которых имел толщину в два человеческих роста, сковывали котлы механизмов, не давая обитавшей в них силе вырваться на свободу. Время от времени давление достигало критического уровня, и тогда на поверхности то одного, то другого великана открывались специальные клапаны. В этот момент, наполняя странную и пугающую поляну Спасгорода пронзительным визгом, вверх выстреливали горячие дымящиеся струи. Именно из-за них здесь царил влажный, застоявшийся воздух, от которого хотелось кашлять.
Стены и потолок, почти неразличимые в тусклом свечении великанских механизмов, покрывали потеки ржавчины и мерцающая плесень, которую дети до сих пор видели лишь в учебных фильмах по биологии. Все остальное пространство между чудовищными установками занимали пульты и станки меньшего размера. Они были повсюду, образовывая целые улицы, по размеру не отличавшиеся от проспектов Заботинска. Приборы трещали и щелкали, подмигивали лампами и клацали реле. Одни из них казались не использовавшимися уже долгое время, другие лоснились свежей смазкой.
Теперь и вы можете в полной мере испытать страх и удивление, охватившие наших героев, наконец разглядевших, куда же именно они попали.
– Мамочка, – простонала Настя, до боли сжимая в своей ладошке руку Димки. – Где же мы?
– Не знаю, Настя, – честно сознался Витька, по привычке говорящий шепотом. – Честное слово, даже не представляю…
– Может быть, мы уехали за пределы Спасгорода? – осторожно поинтересовался стоящий посередине Димка, и тут же смущенно умолк, устыдившись нелепости вопроса.
– Не говори глупостей, – стараясь рассуждать хладнокровно, поправил его брат. – Всем известно, что за пределами города ничего нет. Только опасность. Ни один Лифт, даже самый безумный, никогда не повезет человека туда… Особенно, – добавил он уже с большей уверенностью, – нашего папу.
– А куда он пошел? – вдруг вздрогнула Настя. – Я не вижу ни его, ни странного человека по имени Карл…
Дети осмотрелись: вправо и влево от скрытного Лифта уходили ряды совершенно одинаковых приборов и незнакомых станков.
– Не знаю точно, но нам за ним лучше не соваться, – убежденно прошептал Витя, – это место нагоняет на меня ужас…
– И на меня, – кивнула сестра.
И только Димка ничего не сказал, потому что в любой ситуации он пытался казаться храбрым.
– Нужно спрятаться, – разглядывая огромные, пышущие паром резервуары, к тому же мерцающие зеленым светом, он наконец-то отлепился от прохладной стены, не заметив, что ржавчина испачкала черно-желтую куртку. – Давайте укроемся вон за теми станками. Когда папа вернется, мы успеем быстро-быстро заскочить в Лифт.
– А если в этот раз они не пойдут на балкон? – неожиданно спохватилась Настя. – Нас же заметят…
– Признаюсь, это будет лучше, чем если мы случайно останемся, а Лифт уйдет к Заботинску без нас. – Голос Виктора был слаб, словно на школьном экзамене, который он не совсем прилежно выучил. – Хотя попробовать спрятаться, конечно, можно… Если на балконе находится пульт управления протоколами Лифта, им придется подняться…
– Тогда пошли, – подвел итог Дима, и все трое двинулись вперед по широкому коридору, образованному загадочными приборами.
Запах, пронизывающий воздух, стал еще более навязчив, и дети почти физически ощущали, как он оседает на их одежде, чтобы прилепиться навеки. Безграничная поляна, давящая низкими сводами, была заполнена странными, пугающими звуками – что-то шипело и свистело, где-то лязгала железяка, скрипел металлизированной резиной горизонтальный транспортер-эскалатор.
Стараясь не перепачкаться в машинном масле, стекавшем с рычагов и открытых деталей, они притаились в густой тени массивного прибора. Многочисленные лампы аппарата были погашены, все тумблеры переведены в положение «ВЫКЛ.».
– А если его до самого вечера не будет? – вдруг подала голос Настя, чем немало напугала сидящих в тишине братьев. – Или он на другом Лифте поднимется, на нормальном?
– Тьфу на тебя! – Но против собственного желания Димка все же нахмурился. – Не зови беду, дуреха, а то хуже будет…
– Тише, – вдруг прошептал Витя, и у детей заледенела кровь.
В третий раз за это (теперь ставшее весьма необычным, не правда ли?) утро он призывал их к тишине, и теперь в этом не было ничего забавного или интригующего. Прижавшись к брату всем телом, Настя подавленно всхлипнула, а Димка стал настороженно озираться. Его ноздри раздувались, а пальцы сжались в кулаки, как всегда бывало, когда на школьном дворе он намеревался проучить кого-то из старшеклассников за обидное прозвище или подножку.
– Кто-то идет, – снова прошептал Витя.
Он еще ниже пригнулся в тени и не заметил, как на плечо упала капля темного машинного масла, расплываясь неприличной кляксой.
– Папа? – жалобно и тихо спросила Настя, поворачивая голову. – Уже вернулся? Как здорово! А может быть, сразу выйти и признаться? Говорят, признание облегчает вину… Хоть не так страшно будет…
– Глупости какие. Никаких признаний, – вперед брата успел ответить Димка. – Да и вовсе тут не страшно. Как в цехе, только странном и слишком большом…
– Нет, это не папа, – наконец смог вставить и Виктор, и эти слова холодным ветром взъерошили их светлые волосы. – Потому что папа ушел налево вдоль стены, то есть в ту сторону. А шаги я сейчас слышу вон оттуда.
И он медленно повернулся, указывая пальцем в глубь поляны, прямо между двумя здоровенными установками неизвестного назначения. Да-да, совершенно верно, в мрачную глубину этого низкого яруса Спасгорода, наполненного клубами пара, провонявшего пылью и синтетической смазкой.
А затем чьи-то шаги среди шипения резервуаров, лязга и грохота различили и Димка с Настей. Торопливые шаги сразу нескольких человек, частые и звонкие, будто обувь была подкована железками. Но самое пугающее состояло в том, что перестук этот раздавался совсем рядом, едва ли не в ближайших облаках пара, скрывавших соседний переулок с приборами.
И тут (почти одновременно) произошло сразу два события. Сперва из клубов влажного тумана появились пять коренастых фигур, облаченных в грубые брезентовые комбинезоны, такие же шапки и сварочные очки с черными стеклами. А потом Настя так громко завопила от ужаса, что разом перекричала и свистки вырывавшегося под давлением пара, и лязг железа, и стрекотание шестеренок.
Но вы не должны думать, что она кричала, потому что была девчонкой (или даже трусливой девчонкой). На самом деле она была очень храброй, с юных лет воспитанная быть сильной, как все девочки Спасгорода. Просто иногда люди кричат не только от страха или переживаний, иногда они кричат от неожиданности…