Сэмюэл Джонсон и врата ада
Глава одиннадцатая,
в которой мы снова встречаемся с учеными
Чего хорошего можно ожидать, когда кто-то сует голову в кабинет босса и лицо его встревоженно, а в руке зажата бумажка, которая, умей она говорить, орала бы во все горло: «Плохо! Все плохо! Пора драпать!»?
Ровно так и обстояли дела, когда профессор Стефан, глава отдела ЦЕРН, занимающегося физикой частиц, увидел профессора Хилберта, торчащего у него на крыльце с:
а) встревоженным лицом;
б) листком бумаги, который, невзирая на то что на нем было всего несколько строчек цифр и небольшая схема, тоже каким-то образом умудрялся внушать беспокойство.
Профессору Стефану сделалось не по себе.
— Что это, Хилберт? — спросил профессор Стефан тоном человека, который предпочел бы вообще не знать, что такое «это», — спасибо, как-нибудь обойдемся.
— Это портал, — заявил профессор Хилберт.
Ему всегда нравилось, как звучит это слово, соответствующее его теориям о строении Вселенной. В любом случае, поскольку ученые до сих пор не выяснили точно, что это такое, профессор мог называть это, как ему угодно.
— То есть вы разобрались, что это такое?
— Нет, не совсем.
— Вам известно, действует ли оно постоянно?
— Мы в этом не уверены.
— Вы хотя бы выяснили, что там произошло на самом деле?
— О, нам известно, что произошло! — отозвался профессор Хилберт. — Это как раз несложно.
— Итак, вы доказали, что портал существует.
Профессор Стефан любил, чтобы факты были доказаны, прежде чем он примет их существование. Это делало его хорошим ученым, пусть и без особого воображения.
— Э-э… нет. Но мы сильно подозреваем, что он существует. Портал был открыт, и он не закрыт — во всяком случае, не до конца.
— Откуда вам это известно, если вы не смогли его найти?
На лице профессора Хилберта появилась чрезвычайно довольная улыбка.
— А мы слышим, как он разговаривает, — ответил ученый.
Если прислушаться как следует, становится ясно, что тишины на самом деле почти не существует — только звуки, которые пока что недостаточно громкие. Ну да, в космосе никто не услышит ни вашего крика, ни взрыва космического корабля, потому что космос — это вакуум, а в вакууме звук распространяться не может (но представьте себе, какими нудными были бы большинство фантастических фильмов, если бы в них не было взрывов, и не обращайте внимания на ворчунов, критикующих «Звездные войны» за то, что там в конце слышно, как взрывается «Звезда смерти»; только удовольствие другим портят, зануды), но во всех прочих случаях нас окружает шум, даже если мы его не улавливаем. Но шум не то же самое, что звуки. Шум беспорядочен и бессистемен, а звуки производятся нарочно.
Глубоко под землей, в командном центре БАК, группа ученых столпилась вокруг экрана. На экране красовалось схематическое изображение событий той ночи, когда в коллайдере, судя по всему, произошел сбой. Ученые тщательно воссоздали обстоятельства того вечера, восстановив утраченный и переписанный код, и попытались — безуспешно — проследить траекторию неизвестной частицы энергии, каковая теперь изображалась в виде медленно вращающейся спирали.
— Так вы думаете, что с нашим коллайдером произошло именно это? — спросил Стефан.
— Оно продолжает происходить, — ответил Хилберт.
— Что?! Но мы же остановили коллайдер!
— Я знаю, но, полагаю, что вред, если это действительно вред, уже причинен. Я думаю — ключевое слово «думаю», — что некоторое количество энергии коллайдера было использовано, чтобы пробить дыру между нашим миром и… ну, неким другим местом. Остановив коллайдер, мы изъяли источник энергии. Портал схлопнулся, но не до конца. На месте туннеля осталось крошечное отверстие — но тем не менее! Вот, слушайте.
Рядом с экраном стояла колонка, и в настоящий момент она издавала звуки, напоминающие треск помех.
— Это электростатические помехи, — сказал профессор Стефан. — Я ничего не слышу.
— Мы хотели, чтобы вы услышали сигнал до того, как мы его очистим, — объяснил Хилберт.
— Сигнал? — переспросил Стефан.
— На самом деле это голос, — сообщил Хилберт, щелкнул переключателем, и треск помех тут же сменился звуками, которые, как вынужден был признать профессор Стефан, и вправду очень напоминали чей-то тихий шепот. Профессору очень не понравился этот голос, хотя он и не знал, что тот говорит. Слушать его было все равно что слушать бормотание безумца, да еще и на иностранном языке. Это было похоже на причитания человека, который слишком долго просидел в каком-то темном месте и злился на тех, кто его там запер. От этого голоса у профессора — который, как мы уже упоминали, был лишен воображения — громко заурчало в животе. Других слушателей шепот потревожил немногим меньше. Большинство из них выглядели взволнованными. У доктора Каррутерса даже чашка постукивала о блюдце, так он был взволнован.
Профессор Стефан придвинулся к колонке и нахмурился.
— Что бы это ни было, похоже, что повторяется одна и та же фраза. Вы уверены, что это не чья-то шутка? Или, может, какой-то сбой в системе.
Хилберт покачал головой.
— Дело не в системе. Мы проверяли.
— Ну и что же здесь говорится?
У профессора Хилберта сделался озадаченный вид.
— В том-то и загвоздка, — сказал он. — Это реально существующий язык. Мы проверили. Древнеарамейский, на нем говорили примерно за тысячу лет до нашей эры. И этот же язык мы обнаружили внедрившимся в наш код.
— Так значит, речь идет откуда-то с Земли?
— Нет, — ответил профессор Хилберт. Он указал на изображение События. — Голос определенно исходит с другой стороны вот этого. Профессор, возможно, мы только что доказали существование множественной Вселенной.
На лице Стефана отразилось сомнение.
— Но что он говорит? — вновь спросил начальник отдела.
Профессор Хилберт сглотнул. Его лицо прорезали морщины беспокойства.
— Мы полагаем, он говорит: «Бойтесь меня…»
Глава двенадцатая,
в которой мы снова встречаемся с неудачливым Тупяком, которому предстоит совершить очередное неожиданное путешествие