Любовницы президента
Франческа пожала плечами. Слова Билла невольно напомнили ей множество подобных же слов и словечек, которые он постоянно рассыпал вокруг, строя из себя своего парня для всех окружающих. Казалось, он чувствовал себя своим человеком в любой компании — с выпивохой он мог запросто опрокинуть стаканчик, с крутым парнем был всегда готов обменяться парочкой зуботычин, а если подворачивалась аппетитная дамочка — ему ничего не стоило ущипнуть ее за зад. И всегда ему хотелось первенствовать. Основным лозунгом Билла считалась фраза, которую он как-то случайно обронил: «Я могу положить на лопатки любого мужика, а если мне это все-таки не удастся, то уж перепить его я всегда сумею!»
Игра в своего парня позволяла ему неизменно одерживать верх во всяком обществе — будь то Сенат Соединенных Штатов, компания запыленных и пропотевших фермеров, с которыми ему время от времени пришлось встречаться, или даже бригада грубых и отчаянных ребят-докеров, пахавших в порту Майами. Его шуточки неизменно вызывали смех, хотя их смысл ни для кого не был тайной: «Билл Шеридан — человек из народа, и пусть об этом помнят все!» Иногда и сама Франческа забывала о том, что ее муженек закончил юридический факультет в Гарварде.
Тем временем Рок разразился одной из своих актерских шуток. Он бросил пламенный взгляд на Д’Арси, которая находилась неподалеку в своем незабвенном плантаторском наряде времен Гражданской войны, и голосом Кларка Гейбла воскликнул:
— Откровенно говоря, детка, ты сегодня чертовски хороша!
Потом он наклонился к девочке и, клюнув ее в щечку, произнес:
— С днем рождения, дорогая Скарлетт!
Эта минута стала мгновением абсолютного триумфа для Д'Арси. От восторга она не могла вымолвить ни слова, ее друзья и подружки застыли на месте, словно громом пораженные. Франческа была весьма благодарна кинозвезде за эскападу — ведь ее дочь казалась совершенно счастливой, а поцелуй самого Рока Хадсона кое-как примирил Д’Арси с тем, что отец решил устроить из ее дня рождения очередное политическое шоу. Заодно она готова была простить и Элвиса Пресли, которого в этот день не оказалось рядом, чтобы пропеть для нее «Счастливого тебе дня рождения»…
Когда Франческа впервые отважилась сообщить дочери, что на ее празднике девяносто девять процентов гостей будут приглашены ее отцом, та надулась.
— Хотела бы я знать, отчего он не устроил свой стариковский праздник в другой день? А теперь старается примазаться к моему!
— Только не веди себя как эгоистичная дуреха, — возразила ей Франческа. — Ведь я отлично знаю, что тебе нравится быть дочерью губернатора, а подобные приемы — часть жизни крупного государственного чиновника. В бочке меда чаще всего бывает ложка дегтя — и с этим надо мириться. Впрочем, я уверена, что ты не будешь возражать, если на твоем дне рождения появятся корреспонденты «Лайфа» или «Лука», а твое изображение, возможно, будет украшать обложку одного из этих изданий?
— Ой, мамочка, неужели это возможно? Мой день рождения будет описан в «Лайфе»? Ты представляешь, что запоют мои друзья по такому случаю? Да они просто поумирают от зависти. Клянусь тебе, они просто позеленеют, как молодой горох! А у меня на празднике будут исполнять рок-н-ролл? Или только песенки для стариков? Я имею в виду, что попробую упросить папочку не забыть пригласить для меня заодно со стариками Лоуренсом Белком и Перри Комо рок-певцов.
— А кого бы ты еще хотела? — поддразнивала дочь Франческа. — Может, уж звать так звать и послать приглашение самому Чабби Чеккеру?
Это была ошибка с ее стороны, поскольку Д’Арси немедленно ухватилась за предложение матери:
— А у меня есть право выбора? Тогда я хочу Элвиса. Обещай мне, что ты упросишь папочку и он позовет Пресли!
— Не глупи, Д’Арси. Разве такие вещи можно обещать?
— А почему нет? Все говорят, что папочка всегда добивается того, что хочет. Еще никто не отказывал в просьбе «королю Шеридану». Разве не так? — спросила девочка с хитринкой в голосе. — Так вот, я настаиваю на приезде Элвиса. Я хочу, чтобы он пропел мне «Счастливого тебе дня рождения», как в свое время Мерилин Монро исполнила эту песенку для президента Кеннеди.
Затем, вспомнив, что белокурый секс-символ нации, который был так же и ее любимицей, недавно трагически погиб, Д’Арси стала говорить на полтона ниже и трагическим шепотом произнесла:
— Она ведь пела «Счастливого тебе дня рождения» для президента. Ведь правда?
Потом Франческе напомнили еще об одной красавице кинозвезде, которая, по мнению Д’Арси, тоже жила на грани между жизнью и смертью и готовилась повторить трагический конец Мерилин. Франческе не слишком понравилось направление, которое стал принимать разговор, и она откровенно дала это понять дочери:
— Стыдись, Д’Арси, ты становишься смешной. Разве ты не понимаешь, что твой отец не имеет права отдать команду Элвису Пресли и навязать ему таким образом твое общество? В конце концов, твой отец не самодержец!
После этих слов они с Д’Арси неожиданно расхохотались. В жизни сложилось все так, что и они сами иногда забывали о том, что их муж и отец и в самом деле не королевская особа. Франческа чуточку пожалела об этом, поскольку не могла уже продолжить свой выговор дочери
— Согласись, что многие тоже именуют Элвиса королем», по крайней мере, мне так казалось. А ты и представить себе не можешь, что произойдет, если один король отдаст команду другому.
Д’Арси весело кивнула:
— Вот смеху-то бы было! Но, мамочка, разве наш папа не может в таком случае просто попросить?
— Мы, разумеется, сделаем все, от нас зависящее, но тебе следует помнить, что Элвис — человек чрезвычайно занятой и у него на этот вечер может быть назначена другая встреча.
— Договорились. Только мне хочется сообщить тебе еще одно. Пусть, кроме рок-ансамбля, на приеме будет оркестр, который в состоянии исполнить румбу.
— Румбу? Кажется, ты собиралась весь вечер отплясывать твист, а не какую-то старомодную румбу? Глаза Д’Арси округлились.
— Кто сказал румба? Мне хочется, чтобы для меня сыграли самбу.
— Послушай, если память мне не изменяет, самба появилась куда раньше румбы?
Д’Арси улыбнулась с чувством превосходства:
— Она снова входит в моду — и в этом-то все дело. Готова поспорить, что даже ваши старички с Палм-Бич умеют ее танцевать. Не думаешь же ты, что если человек умеет танцевать твист, то он не в силах сплясать самбу? Надеюсь, она не сложнее японского придворного танца?
Это было для Франчески уж слишком.
— Что ж, думаю, это можно устроить. Боюсь только, что мы с отцом можем тебя неприятно удивить. В свое время мы отвратительно танцевали румбу, если мне будет позволено сообщить свое мнение.
Румбу лучше всех тогда танцевала Карлотта. Карлотта вместе с Трейсом. Когда они отплясывали румбу, все, кто был рядом, мгновенно останавливались, чтобы насладиться этим зрелищем…
Поначалу мысль о том, как Д’Арси станет танцевать твист или даже румбу в платье времен Гражданской войны, заставила Франческу улыбнуться. Потом, правда, ее глаза неожиданно наполнились слезами. Ей отчего-то стало грустно, когда она представила себе, что ее дочь, подросток шестидесятых годов XX века, со всеми присущими ее возрасту и времени, в котором она жила, надеждами и слабостями, из кожи вон лезет, чтобы хоть капельку походить на Скарлетт О’Хара, тоже подростка, только из века минувшего. Она потянула руку, чтобы погладить девочку по волосам — белокурым и коротко подстриженным согласно требованиям моды. Та носила прическу в духе двадцатых годов — с прядью, ниспадающей на лоб. С правой стороны лица — пышная масса коротких прямых волос, с левой — волосы лежали более плоско и могли, по желанию их владелицы, зачесываться за ухо. Она постриглась так совсем недавно, когда посмотрела фильм «Последний год в Мариенбаде», от которого была без ума.
Ах, моя маленькая! Такая испорченная и такая любимая! Да будут годы снисходительны к тебе…
Неожиданно Франческа поймала себя на мысли, что говорила почти те же самые слова любимой сестре Карлотте. Было это, правда, сто лет назад. Тем не менее, она почувствовала пронизывающую душевную боль при воспоминании о прошедшем времени и, чтобы отогнать ее, рассмеялась.