Робинзон в русском лесу
Дом наш стал гораздо теплее, и спать на лежанках было уже жарко. Потому мы, хоть и с грехом пополам, сделали две кровати, переложили на них тюфяки и подушки и застлали одеялами. Я даже теперь с удовольствием и любовью вспоминаю мою милую, хотя жесткую и далеко не удобную кровать!
Печка с ненужными лежанками стала занимать слишком много лишнего места, поэтому мы решили разломать ее летом и переложить иначе.
Не забыли мы также и о пчелах и, надеясь на роение, сделали новый улей, в виде маленького домика с внутренними перегородками, смазали их воском, а летом собирались выставить в огород и приманить пчел запахом кипящего меда.
Посуды у нас было теперь много, и мы так хорошо научились выделывать ее из глины, что она выходила довольно красивой. У нас был даже чайник с носиком, чашки и блюдечки. Если случалось долго работать на открытом воздухе в холодные дни, мы вываривали липовый цвет пополам с сушеной малиной и пили как чай. Он отлично согревал нас.
Между тем мысль о лосином дворе не выходила из ваших голов. Очень хотелось нам запастись еще несколькими шкурами, копченым мясом и сухим бульоном. Да, наконец, и самая охота была большим удовольствием. Убить нескольких лосей, которые не решаются выйти из своей крепости, не представляло никакой трудности. Все дело было в том, как доставить их домой. Если оставить убитых лосей на ночь в лесу, то их съедят волки; они могли также напасть и на нас, пока мы повезем их, а главное, мы все-таки еще не могли вполне полагаться на кротость своей Машки. Увидев свободных родичей, она могла наделать много беды. Поэтому мы со дня на день откладывали свой поход, но почти ежедневно толковали о нем. Наконец Вася вспомнил, что лошадям завязывают глаза, когда хотят, чтобы они не испугались. Ничего не видя, они становятся кроткими и послушными.
Меня очень заинтересовало это соображение.
— Послушай, Вася, — заговорил я, — запряжем завтра Машку в большие сани, захватим ружья, пули, порох, топоры и пойдем к лосиному двору. На середине дороги завяжем ей глаза, так что она свободных лосей и не увидит. Пока стреляем, привяжем ее к дереву крепким ремнем, а чтобы к ней не пришли другие лоси, перекинем ей через спину большую рогожу — они побоятся.
— Правда ваша! Молодец вы, Сергей Александрович! Так, завтра на охоту, а теперь спать.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
На меня нападает медведь. Вася спасает меня. Борьба Васи с медведицей.
Утром мы поднялись очень рано, почистили ружья, запрягли Машку и отправились. На половине дороги мы завязали лосице глаза. Она, видно, очень удивилась, но послушно шла дальше между мной и Васей. Недалеко от лосиного двора мы накинули на нее рогожу и привязали к дереву.
Дойдя до места, в запутанном лабиринте лосиных дорожек мы нашли шестерых лосей. Они заметили нас, но были так уверены в безопасности своего убежища, что спокойно рассматривали нас, не думая о бегстве.
Мы застрелили двух из них и постарались отогнать живых как можно дальше, потому что боялись, что они нападут на нас, потом протоптали в снегу откос, по которому могли спуститься сани с Машкой, привели ее и стали наваливать лосей на сани. Мы уже навалили одного лося и принялись за другого, как вдруг услышали шорох шагов по снегу. К нам подбегал волк с низко опущенным хвостом, с глазами, налитыми кровью. Машка стала беспокоиться. Волк подходил все ближе. Мы с Васей выстрелили враз, и он скатился в глубокую аллею.
Это посещение заставило нас поспешить. Мы с неимоверным трудом завалили второго лося и повели Машку как можно скорее, боясь, что нас окружат волки. Хотя снег был глубок и тяжело нагруженные сани сильно вязли в нем, но Машка шла очень бодро. Мы добрались почти до самого дома совершенно счастливо, но в нескольких шагах от рва к нам опять пристали два волка, а за ними и целая стая. Положение становилось опасным. Волки, окружив воз, злобно и радостно скалили зубы и рычали. Машка испугалась и остановилась. В эту страшную минуту Вася вскочил на сани, схватил убитого волка, высоко поднял его над головой и сильно швырнул в стаю. Голодные, жадные звери не могли спокойно видеть, что товарищи их уже едят, а им предстояло еще бороться со мной и с Машкой, они оставили нас и бросились туда, а Вася тем временем сдернул повязку с глаз Машки. Все это произошло шагах в ста от ворот, уже на гладко утоптанной дороге. Увидя волков, Машка так быстро пробежала это пространство и втащила сани во двор, что я, несмотря на сильный страх, удивился ее резвости. Мы вбежали за ней и начали подымать мост. В это мгновение волки заметили, что упустили лучшую часть добычи, и устремились за нами. Передний успел вскочить на уже приподнятый мост и ввалился к нам во двор, некоторые попадали в ров на колья, а остальные вернулись доедать волка.
Свалившийся к нам зверь так перепугался, что сел на задние лапы, вытаращил глаза, оскалил зубы, высунул язык и сидел неподвижно. Машка сильно беспокоилась. Вася схватил топор и бросился к волку, но тот увернулся и побежал на меня, я выстрелил почти в упор, и он упал.
Мы поспешили распрячь Машку и отвести в ее спокойный ледник.
Вася предложил было влезть на забор и оттуда попугать остальных волков выстрелами, но я сказал, что пороху у нас не так много, чтобы тратить его даром. Мы убрали сани и сбрую и стали обдирать шкуру с лосей, разбирать их по частям. В этот раз мы старательно обрезали сало, и Вася даже не выбросил пузырь и кишки. Мы принялись варить сухой бульон и коптить окорока и все эти дни ели очень жирные щи и отличный бифштекс.
Однажды, придя кормить Машку, я был чрезвычайно поражен. Возле нее на подстилке лежал маленький совершенно желтый теленочек, которого она очень нежно облизывала языком. Я побежал домой, чтобы позвать Васю.
— Это хорошо, — сказал он, — теперь у нас будет молоко, масло и творог.
Мы вместе пошли в ледник.
— А этого молодца мы будем беречь и воспитывать, — сказал Вася, поглаживая теленочка. — Какой он славный!
Машка очень недоверчиво поглядывала на нас каждый раз, когда мы приближались к теленку, но потом привыкла.
С тех пор, как она отелилась, мы стали ее кормить лучше прежнего. Кроме сена, воды и объедков с нашего стола мы стали специально варить для нее нечто вроде похлебки, в которую клали листья капусты, несколько вареных и протертых картофелин, брюкву или репу. Это пойло очень нравилось ей. Зато молока она давала столько, что пока мы не научились бить масло, у нас его было слишком много, и мы забеливали им пойло. О теленке нечего и говорить: он был совершено сыт и рос отлично.
Молоко мы разливали в горшки. Свежее сохраняли в сенях, потому что там было холодно, а простоквашу делали дома, сняв с нее сметану, ставили горшки в печку и получали жирный творог.
Вообще, чем дольше мы жили в лесу, чем больше трудились, тем спокойнее и роскошнее становилась наша жизнь.
Когда появлялось у нас совершенно свободное от всяких работ время, я учил Васю читать по единственной нашей книге, Робинзону, и не мог надивиться его памяти и понятливости. Вообще Вася был мальчик с редкими способностями и прекрасным сердцем. В эту зиму он еще раз спас мне жизнь.
Однажды Вася запряг Машку, чтобы съездить за водой, и попросил меня опустить мост, что я и сделал. Ничего не подозревая, я совершенно машинально взошел на мост и остановился. Меня поразило, что на противоположной стороне рва, на снегу виднелось множество громадных медвежьих следов. Я и не сообразил, что медведь провалился в ров прямо против ворот и теперь был подо мною. Прежде чем я успел опомниться, из-под моста показались две громадные косматые лапы, за ними голова и наконец окровавленный зад медведя. Когда я опустил мост, он ухватился за край его передними лапами, вырвал из себя колья, взобрался на мост и яростно пошел на меня. Увидя перед собой это страшилище, я громко закричал и попятился к воротам: медведь сделал шаг вперед, точно рассматривал меня, стоя на задних лапах, почти у края моста.
