Гуси-лебеди

Никольке надоело сидеть на полу. Он закричал, забросил свою ложку под лавку. Аниска заторопилась:
– Ну подожди! Вот только блюдо осталось! Ну что, не можешь подождать, да? Ну сейчас, сейчас! Беру! Беру!
Аниска убрала посуду, взяла Никольку на руки и вышла из избы. Николька зажмурился от солнца.
– На лужайку пойдём?
– А-гу-у, – пропел Николька.
Аниска кивнула головой:
– Ну я так и знала, что тебе на лужайку хочется!
Лужайка была среди деревни, возле колодца – зелёная луговинка, наполовину затенённая старой липой. Здесь ребята играют в салочки и в горелки, здесь под липой на брёвнышках сидят по вечерам…
Но вышла Аниска с Николькой на руках из калитки, дошла до лужайки и остановилась, раскрыв от изумления свои серые косые глаза.
 
3. Ласковое слово
Лиза не убежала с девчонками на реку. Все они стояли здесь, сбившись в кружок, – и Катя, пушистая как одуванчик, и черномазая Танюшка, и курносая Верка, с розовыми, словно полированными щеками. Тут же лепился и Прошка Грачихин, белый с белыми ресницами, коренастый и по виду настырный.
И среди них Аниска увидела чужую девочку. Она была в коротком красном платье; аккуратные тоненькие косички с большими бантами лежали на плечах. Лиза кружилась возле неё, щупала её платье, разглядывала пуговки на груди. А Танюшка щебетала, как воробей:
– Ты на всё лето приехала? А с нами водиться будешь? А на реку пойдёшь? А на школьный участок пойдёшь?
Девочка улыбалась. Аниска заметила, что верхние зубы у неё немножко торчат. Но эти два маленьких белых зуба нисколько не портили её улыбки.
– Косуля пришла, – вдруг сказал Прошка и спрятался за чью-то спину: за «Косулю» Аниска и влепить не замедлит.
– Косуля? – спросила чужая девочка. – А почему же Косуля? Косули – ведь это животные такие. Ну, вроде оленей, что ли…
– А она же у нас косая, – объяснила Лиза, – у неё один глаз к носу забегает.
– Глаза по ложке, не видят ни крошки, – сказала румяная Верка и засмеялась.
А Танюшка сквозь смех скорчила рожу и вытаращила глаза, представляя Аниску.
Аниска стояла не говоря ни слова, будто не о ней шла речь. Она никогда не думала, чтобы у человека могло быть такое белое лицо, как у этой чужой девочки, и такие прозрачные нежные голубые глаза.
Эти голубые глаза весело глядели на Аниску:
– А как её зовут? Как тебя зовут, а?
– Аниска, – ответила за сестру Лиза и добавила, понизив голос: – Хоть бы причесалась. Вечно как помело!
– Аниска? Аниса, значит. Надо вежливо называть друг друга.
Чужая девочка подошла к Аниске и взяла её за руку.
– А меня зовут Светлана. Я к бабушке в гости приехала. Марья Михайловна Туманова – это моя бабушка. А это твой братик, да? Ой… какой маленький!..
– Это Николька, – сказала Аниска и покраснела.
Танюшка не вытерпела, дёрнула Светлану за платье:
– Не водись с ней. Она дерётся.
Аниска сразу нахмурилась и стала похожа на ежа.
– Вот и буду драться!
– Словно петухи… – негромко сказала Катя и улыбнулась, как большая на маленьких.
Светлана удивилась:
– А почему драться? Из-за чего?
Тут вся Танюшкина обида вырвалась на волю.
– Из-за всего! Она из-за всего дерётся! Крылья у слепня оторвёшь – дерётся! Кошку стали купать в пруду – дерётся! Мальчишки полезут за гнёздами – и с мальчишками и то дерётся!
Все постарались вставить словечко. И Верка, у которой Аниска однажды отняла лягушку и бросила в пруд. И Прошка, которому попало от неё за то, что он подшиб грача. И даже Лиза – Аниска ей житья дома не даёт из-за цветов: не толкни их да не задень их!
Только светлоглазая Катя молча глядела куда-то на далёкие облака. Ленивая у Кати была душа – ни бранить, ни защищать не хотела.
Светлана поглядела на Аниску с любопытством. Но вдруг неожиданно повернулась к девочкам и сказала:
– Ну, а раз ей их жалко?
Скуластое Анискино лицо потемнело от жаркого румянца. Глаза засветились, как вода в калужинах, когда в них заглянет солнце. Светлана заступилась за неё! Она сразу всё поняла и никого не послушала!
Тут Николька неожиданно закапризничал и заплакал. Аниска вспомнила, что не покормила его. Она почему-то была уверена, что если Никольку не покормить вовремя, то он может сразу умереть. Она испугалась, прижала его к себе и побежала домой.
Светлана удивилась этому. А потом легко догнала её и, расставив руки, загородила ей дорогу.
– Аниса, ты куда? Ты рассердилась?
Аниска широко раскрыла свои прекрасные, серые, немного косящие глаза. Это она-то рассердилась? Она! На Светлану!..
Аниска хотела бы сказать, что она даже и не думала сердиться, что, наоборот, ей весело, а Светлана ей вся – одна радость!.. Но вместо этого она пробурчала еле слышно:
– А что оставаться-то? Мне ещё избу убирать…
Светлана удерживать её не стала:
– Ну ладно. А потом приходи ко мне. Я тебе заколку дам. А то у тебя волосы какие-то косматые…
И отвернулась к девчонкам:
– Ну что ж – мы хотели на реку?
Девочки ответили хором:
– На реку! На реку!
Трава на усадьбах краснела от дрёмы и цветущего щавеля, золотилась от ярко-жёлтой куриной слепоты. Сладким, тёплым запахом тянуло оттуда. Аниска с крыльца глядела девочкам вслед, пока они не скрылись в кустах. Потом крепко прижалась лицом к Никольке.
– Ой, Николька! И откуда она взялась? Ты слышал, как она: «Аниса… Аниса»? И за руку взяла, а девчонки сразу и замолчали. Ой, какая девочка к нам приехала! А ты слышал? Она сказала, чтобы я к ней пришла!
Что случилось на свете? Какое высокое и какое ясное сегодня небо! Воробьи щебечут так радостно и неистово – праздник у них, что ли? А может, это у Аниски праздник?
Аниска вдруг почувствовала, что сердце у неё большое-большое, во всю грудь, и что всё оно такое живое и тёплое. Хоть бы скорей отец пришёл со стройки. С самой весны он в совхозе строит телятник. Всё нет и нет дома отца, только на воскресенье приходит. А сегодня вторник. Но как придёт в субботу вечером отец – Аниска сразу расскажет ему, какая к бабушке Тумановой приехала внучка и как она сразу заступилась за Аниску. «Ну, а раз ей их жалко?» – вот что она сказала.
 
4. Анискины бредни
Бабушка Туманова с утра с вилами в руках разбивала навоз в огороде, носила его под рассаду. Светлана, соскучившись в избе, пришла к ней в огород и, аккуратно приподняв платьице, присела на брёвнышко.
– Это что растёт? – спросила она.
– Капуста.
– Капуста? Но… бабушка! Вы же её испортите этим!
Бабушка удивилась:
– Чем – этим? Навозом-то?
– Ну да. Она же будет плохо пахнуть!
– Это добро всякий злак любит, – сказала бабушка, – и капуста тоже. А ты что фыркаешь – нешто оно поганое?
Светлана чуть-чуть скривила губы и приподняла свой маленький, словно защипнутый нос. Уж эта бабушка – скажет тоже!
Пушистые светло-зелёные кусты малины, росшие у изгороди, вдруг тихонько зашуршали и раздвинулись. В щёлочку глядели на Светлану большие Анискины глаза.
– Бабушка, – с улыбкой сказала Светлана, – гляди-ка!
Бабушка выпрямилась:
– Кто там? Аниска? А! Ну иди сюда, иди, не бойся, чай, не кусаюсь.
Аниска обогнула огород и вошла в калитку.
– Ты за заколкой пришла, да? – спросила Светлана.
Аниска отрицательно покачала головой.
– А зачем же тогда?
– Ну что такое – зачем да зачем! – сказала бабушка. – Пришла, да и всё! Вот что, Аниска, возьми-ка нашу барышню да поведи куда-нибудь. Вишь, сидит без дела, не знает куда себя девать.
Аниска улыбнулась, крупные зубы сверкнули, как белая речная галька.
Светлана вскочила:
– Бабушка!
– Ну, чего ты?
Светлана подошла к ней, пригнула к себе её голову и зашептала в самое ухо:
– Бабушка, что вы! Как я с ней пойду? Ведь она же чудная…