Завещание рыцаря
Похоже, если и не помнили раньше, то вспомнили сейчас. И воспоминание оказалось неприятным. Витёк опять выругался.
- Кончай материться, - не выдержал я, - слушать противно!
- А ты подумай, - обратил своё внимание на меня Сергеич, - подумай, парень, как он с той добычи делиться с тобой будет? а то прямо там грохнет тебя какой корягой по башке… И возиться с делёжкой не надо. Ты ему кто? Русское быдло, дикарь…
- Заткнись, - процедил я.Слушать их было пакостно. Как и смотреть на них.
Похоже, терпение наших конкурентов тоже закончилось. Витёк, который всё это время бурчал что-то невнятно-угрожающее, огляделся и достал из кармана выкидной нож. Сергеич сделал то же - не очень охотно, но ловко. Расчёт у них был ясный - стрелять среди бела дня на улице Энтони не станет, а нож - оружие тихое…
Во рту у меня всё пересохло, как в пустыне Сахара в разгар засухи. Но, в конце концов, как говорил наш тренер: "Опасного оружия не бывает, бывают опасные люди," - а того же Витька я уже кидал и довольно легко.
- Убери нож, - не сказал, а приказал я, аж сам удивляясь своему тону и словам. Витёк пригнулся, прошипел:
- Ты на кого прыгаешь, баклан?! - и рассёк воздух перед собой ножом. Как в кино… Но до драки дело так и не дошло. Сергеич вдруг ловко убрал нож и даже улыбнулся:
- Пошли, Вить. Хотели по-хорошему - не вышло. Значит, дальше будем по-плохому. Но не здесь… не здесь…
- Где сержант Уилбоу? - неожиданно спросил Энтони.
- Кто это? - уже через плечо бросил Сергеич. Витёк тоже убрал нож и, выругавшись напоследок покрепче, поспешил за своим напарником и боссом. Энтони не уточнил. Но, когда они отошли подальше, быстро сказал мне:
- Ты был прав, сержанта они убили.
- С чего ты взял? - я всё ещё дрожал внутренне мелкой, нервной дрожью.
- Нож у этого, главного…
- Сергеича.
- Да… Это нож Уилбоу. Он на заказ сделан. Если нажать там выступ сбоку, то лезвие вылетает ярдов на двадцать. Я боялся, что эта тварь выстрелит…
- Мало ли похожих ножей? - я сам предложил идею убийства, но сейчас мне очень хотелось, чтобы она не подтвердилась - это сделало бы нашу историю окончательно серьёзной.
- Монограмма на лезвии, - покачал головой Энтони. Я мог только восхититься про себя - в такой ситуации он ещё рассматривал монограммы на ноже, направленном, между прочим, ему в пузо! - Послушай, Эндрю… можно, я буду тебя так называть?… - я кивнул. - Эндрю… если хочешь - откажись. Дело, кажется, опасней, чем я думал… Те деньги можешь оставить себе. Я как-нибудь один…
Не скажу, что я сразу же возмутился и, ударяя себя в грудь, поклялся в верности. Нет, я ещё с полминуты довольно серьёзно думал, изучая улицу, по которой всё ещё удалялись наши нежеланные знакомые - невольно напоминание о реальной опасности дела. Энтони ждал - спокойно, понимающе и молча.
Во-первых, я не хотел, чтобы англичанин даже заподозрил меня в трусости. А во-вторых, мне делалось тошно при одной только мысли, что трусом меня могут счесть эти двое козлов. Ну и в третьих - где-то в глубине души тихий, но явственный голос шептал, что это и есть ПРИКЛЮЧЕНИЕ…
- Нет уж, - я тряхнул головой. - Пойду с тобой. Только… разреши и мне называть тебя Антон!
На лице англичанина до смешного отчётливо проступило облегчение - очевидно он боялся, что я всё-таки откажусь и ему придётся идти одному.
- Конечно! - быстро и весело сказал он. - Ну что, мы идём к этому твоему учителю, как его там…
- Олег Никитович, - напомнил я. - Пошли, тут уже рядом. Наверняка его нет дома…
…Жил наш историк в проходном дворе рядом со школой. Вернее, этот двор, может, когда-то и не был проходным - при прежних хозяевах. Вход в школу располагался с другой стороны, что создавало массу неудобств в виде аж двух лишних кварталов определённому проценту учеников - в том числе и мне. Так продолжалось, пока в городе не появился Олег Никитович. Тогда, четыре года назад, он только-только вернулся из армии, из погранвойск, поступил на заочный истфак в Тамбове и устроился работать на освободившееся место историка в нашей школе. Он когда-то сам в ней учился, его там неплохо помнили и взяли на работу охотно. Кое-какие деньги у историка имелись, он купил этот самый дом, переплатив хозяевам - и въехал на новое место жительства.
Первое, что он сделал - прорубил в заборе калитку, уже этим заработав себе начальный капитал уважения. Когда же выяснилось, что он любит историю сам и умеет заставить и других полюбить её, новый историк стал в школе очень популярной фигурой. Популярность его росла ещё и потому, что с ним можно было поболтать "за жизнь" и даже запросто зайти "на огонёк". Раньше я думал, что такие учителя только в книжках бывают… Нет, они у нас в школе хорошие, но… как бы вам сказать… у них у всех какие-то свои заботы. У тех, кто постарше - семьи. А те, кто помоложе, слишком уж помнят, что они - УЧИТЕЛЯ, а мы - УЧЕНИКИ. С такими, кстати, чаще всего, несмотря на их усилия и обращение соответствующее: в смысле - никто их всерьёз не принимает. А вот с Олегом Никитовичем такое не проходит. У нас вначале некоторые горе-остряки пытались его "обломать" или "довести", но как-то так получалось, что через пару минут и тройку фраз весь класс покатывался как раз над ними и они не знали, куда деваться от стыда.
У меня же с учителем был полный контакт как раз на почве истории. Кроме того, Олег Никитович умел хранить чужие тайны. Конечно, насчёт похода ему распространяться не стоит - он тут волей-неволей сообщит…
…Всё это я излагал Энтони, пока мы добирались по жаре до дома Олега Никитовича. Когда же я закончил заочное представление, то спросил с неподдельным интересом:
- А у вас учителя какие?
Энтони ответил не сразу, с запинкой:
- Понимаешь… я учусь в Виндзоре, в публичной школе. У нас преподают даже профессора из Оксфорда и Кембриджа. Но такого нет. Они - сами по себе, мы, ученики, сами по себе…
- А у вас до сих пор применяют телесные наказания? - вспомнил я то, что слышал и читал об английских школах.
- Ну да, - совершенно спокойно ответил англичанин.
- Вот чёрт! - вырвалось у меня. - И старшеклассники дедуют?
- Как? - не понял Энтони.
- Ну, в смысле, лупят младших, всё такое…
- Воспитывают, - уточнил Энтони равнодушно, это его, судя по всему, не трогало. - Человек должен уметь подчиняться, иначе в жизни ему придётся очень плохо. В школе всё делается ради нашей пользы. Если ребёнку дать слишком много свободы, он начинает себя считать центром мира. А потом приходит жизнь с разочарованиями и трагедиями - ну, когда выясняется, что он в этом мире вовсе не главный…
- И тебя били? - всё это никак не укладывалось у меня в голове.
- Редко. Отец меня приучил к дисциплине.
Мне захотелось спросить, колотит ли младших сам Энтони, но в голове возник куда более насущный вопрос:
- Вы ведь отдельно от девчонок учитесь?
- Угу, - судя по короткому ответу, эта статья школьных порядков у Энтони
восторга не вызывала. У меня бы тоже не вызвала… Конечно, девчонки - существа совершенно нелогичные и во многом бестолковые, а в остальном - просто непонятные, но учиться с ними порознь?! Да ещё в закрытой школе?! Кошмар. Настоящий интерес девчонки начали у меня вызывать года два назад, не больше (до этого я их воспринимал, как недоразумение по всем статьям, а зачастую - помеху), но теперь и представить себе было трудно, что можно лишиться ежедневного общества этих существ, до такой степени не похожих на нас, парней. Я проникся к Энтони настоящей жалостью, хотя сейчас у меня не было девчонки. Ну, это история отдельная, трагическая и посторонним малоинтересная. А если и интересная - я не собираюсь ни перед кем выворачиваться наизнанку. Однако, сам я от любопытствования удержаться не смог:
- А ты уже целовался?
- Угу, - снова коротко ответил Энтони. Или этот поцелуй не оставил особо приятных воспоминаний, или англичанин, как и я, не хотел, чтобы в его личные переживания лезли руками без перчаток. Мне надо было заткнуться, а я задал ещё один вопрос - совершенно глупый: