Пожар страсти

– Понимаю. Я подожду вас снаружи. Я лишь хотел снова увидеть вас.
Гиацинта помнила все. Успокоившись и остыв от гнева, она посмотрела на потемневший потолок и улыбнулась.
 
Глава 2
Однако утром ею снова овладел гнев.
«Он слишком расчетлив. Он разобьет ей сердце. Будет волочиться за женщинами».
Гиацинта раздраженно провела щеткой по волосам. «Разобьет мое сердце? Нет, Францина, это ты разбиваешь мне сердце».
– Почему ты называешь свою мать по имени? – как-то спросил Джеральд.
– Потому что Францине это нравится, – объяснила она.
На самом деле ее настоящее имя было Франсес. Четыре или пять поколений назад предки матери приехали из Франции, и хотя она не знала ни слова из этого прекрасного языка, но любила изображать из себя француженку. Вероятно, полагала, что это добавляет шарма ее красоте.
Негодование Гиа усиливалось. Все мелкие обиды и досадные недоразумения, которые обычно накапливаются у живущих под одной крышей, выплеснулись на поверхность. Она проговорила вслух:
– Завоевав второй приз в конкурсе красоты штата, ты ожидала, что твоя дочь повторит этот успех или даже пойдет дальше. Я отлично все понимаю! Знаю, что разочаровала вас. Я слишком высока и угловата, неуклюжа и сухопара. Я не толкалась по субботам в вечерней толпе, как это делали вы в моем возрасте. Я не была атлеткой или капитаном женской команды по плаванию, не играла в баскетбол на первенство города. Ты никогда не интересовалась моей живописью. Ты этого не говорила, но я это чувствовала. Да, ты любишь меня, в этом я не сомневаюсь. Ты была хорошей матерью, но тем не менее разочаровалась во мне. Только ты. Не отец, не руководство музея и, конечно же, не Джеральд.
В доме было тихо. Внезапно Гиацинте захотелось сбежать из дома, пока никто не проснулся. Как можно смотреть в лицо матери после вчерашнего вечера? Быстро одевшись, она в чулках направилась к лестнице.
Стены были украшены семейными фотографиями. Гиацинта проходила мимо них, должно быть, тысячи раз, но почему-то именно сегодня, хотя она торопилась, что-то заставило ее задержаться и снова посмотреть на этих людей. Вот джентльмен девятнадцатого века с высоким накрахмаленным воротничком. А вот девушка 1920-х годов в шляпке, похожей на колокол. Какие они были на самом деле, что стоит за их вежливыми улыбками? Похожа ли она на них? Вот ее старшие братья – Джордж в белом костюме и, конечно же, с неизменной теннисной ракеткой; двое других на своих свадьбах вместе со своими нарядными, благовоспитанными невестами. Джордж, Поль и Томас олицетворяли мужскую красоту, унаследованную от матери. Они были совсем не такими, как Гиацинта.
– Ты дала им нормальные человеческие имена, – много раз упрекала она мать. – А меня назвала по-дурацки. О чем ты думала?
– Они были обречены носить эти скучные имена, – с удивительным терпением объясняла Францина, – поскольку два их деда и дядя погибли на войне. А когда появилась ты, я мечтала о чем-то красивом для своей единственной дочери. Мне хотелось, чтобы это было имя весеннего цветка.
В общем-то умная Францина иногда высказывала совершенно абсурдные мысли и проявляла легкую чудаковатость. Такое суждение о матери вызывало в Гиацинте ощущение дискомфорта. Но когда абсурдность превращается в жестокость, как это было накануне вечером, это уже не просто дискомфорт.
Гиацинта завела машину и доехала до развилки. Куда направиться? Сегодня, в субботу, и завтра Джеральд собирался готовиться к экзамену, назначенному на понедельник. Центр охраны памятников старины при музее официально закрыт для всех, кроме старших сотрудников, имеющих специальный доступ. Оставалось одно – бабушкин дом.
Бабушке всегда можно открыть сердце. Она успокаивала и приободряла. Даже сам ее дом на старой улочке в сердце старинного, неповторимо-живописного городка оказывал благотворное, целительное действие: эта терраса вокруг дома, деревянная резьба, цветы, в зависимости от сезона – тюльпаны, жимолость, астры, на фоне задней изгороди. В этом доме бабушка родилась и вышла замуж. Скорее всего она здесь и умрет, хотя думать об этом преждевременно. Она крепка и вполне довольна жизнью. Трудно, даже невозможно себе представить, чтобы бабушка стремилась к популярности или ее беспокоил вопрос: «А что подумают люди?» Всем было хорошо известно, что она и Францина не питали друг к другу большой любви.
В нос ударили запахи сахара и корицы, открылась входная дверь. Гиа принюхалась.
– Уже печешь? Сейчас лишь начало девятого.
– Яблочные пироги, – объяснила бабушка, – вон для той отвергнутой миром панны на нашей улице. Я стараюсь что-нибудь принести им на уик-энд. Заходи. Или ты предпочитаешь террасу? Сейчас довольно тепло.
– Терраса – это здорово.
– Тогда подожди, пока я принесу свое шитье. Я делаю одеяло для малыша твоего брата из квадратиков и кружков разного цвета – розовых, голубых и желтых, чтобы не ошибиться.
Невозможно вообразить, чтобы руки бабушки пребывали в покое. Может, это объяснялось ее воспитанием в строгом пуританском духе, а может, просто большим запасом энергии. И пока бабушка располагалась рядом с ней и раскладывала шитье, Гиацинте показалось, что и у нее тоже есть толика этой же энергии.
– Я и не предполагала, что когда-нибудь буду шить вещи для правнука или правнучки. Тебе это нравится? Только честно.
Гиа взглянула внимательнее на одеяло.
– Пожалуй, не нужно так много розового. По-моему, розовый цвет стоит использовать только как отделку.
Бабушка наклонила голову в одну сторону, затем в другую.
– А знаешь, ты права. У тебя всегда было хорошее чувство цвета. Тебе нужно что-то придумать для новорожденного – какой-нибудь фамильный подарок от тети Гиацинты. Надеюсь, ты не забыла, как вязать коврики?
– Это было давно, но я не забыла.
– Конечно, не забыла. У тебя ведь золотые руки, Гиа. Я пыталась обучить твою мать, но ее это не интересовало.
И в самом деле, невозможно было представить Францину за работой, которая требует усидчивости, или проводящую часы на кухне. Она любила проводить время вне дома, заниматься благотворительными и прочими делами, как правило, ею же и организованными; любила спорт и часто одерживала победы в таких видах, как теннис и гольф. Францина была создана для того, чтобы побеждать, руководить и вести за собой других.
– Расскажи мне о своей работе, – попросила бабушка. – Твой отец говорит, что ты работаешь в одном из лучших центров страны по охране памятников старины.
– Это так, но я всего лишь начинающая. Нужны многие годы учебы и практики, чтобы мне доверили реставрацию полотна стоимостью в несколько миллионов долларов.
– В один прекрасный день ты сделаешь себе имя своими собственными работами. Твой этюд, где ты изобразила дремлющего отца, – просто прелесть.
Гиа была рада это слышать. В самом деле, все, кто видел эту картину, находили ее весьма удачной.
Несколько раз внимательно посмотрев на внучку, бабушка вдруг спросила:
– Почему ты приехала сегодня так рано? Тебя, должно быть, что-то тревожит.
Поведав бабушке о своих невзгодах и облегчив душу, Гиацинта внезапно пожалела, что приехала. В конце концов, это всего лишь старая как мир история – мать неодобрительно относится к возлюбленному дочери. Гиа пожала плечами.
– Мне не стоило рассказывать об этом. Не думаю, что ты примешь чью-то сторону. Я не должна вмешивать в это тебя. Мне следовало бы держать все при себе.
– Совсем не обязательно, если ты чувствуешь себя лучше, когда выговоришься. Я всегда готова тебя выслушать, Гиа, ты же знаешь. Хочу дать лишь один совет. Не подавай виду, что ты что-то слышала. Это только породит напряженность. Притворись, что ничего не слышала, и продолжай заниматься своими делами. Он предлагал выйти за него замуж?
– Нет пока, но наверняка это сделает.
– И ты скажешь «да»? Ты уверена в том, что должна сказать «да»?
– Разумеется. Я люблю его.