О зверьках и зверюшах

Соня старалась не спать ночью и изо всех сил таращила глаза, но ничего не происходило, только иногда шевелились на потолке тени деревьев, и на полу рисовались узоры от лунного света сквозь занавеску. А Петька шептал: а у этой птицы зеленые перья, и золотые, и лиловые, а на голове корона! И Соня засыпала, а утром опять досадовала на себя, что заснула, и на Петьку, что бессовестно врет!
Весной Соня заболела. Она не промачивала лап, не проваливалась под лед и не гуляла часами на морозе, как это обычно делают непослушные дети в сказках, но послушные дети тоже болеют ничуть не реже непослушных. Так что она заболела, несколько дней у нее была температура, ей было больно глотать, больно смотреть, больно кашлять, больно дышать, и Петька ходил на цыпочках и один раз принес ей такой же шарик, как янтарный, только этот был зеленый. Сказал, что он волшебный. Соня положила его на стул возле кровати, лежала без сил и грустно на него смотрела. Он был совсем не волшебный, а просто стеклянный шарик бутылочного цвета.
Несколько дней она провалялась совсем тухлая и дохлая. Спала ночью, спала днем, и сны снились какие-то путаные и мутные. Но однажды вечером она проснулась с ясной головой, совсем веселая, температуры не было, она набросилась на еду и попросила добавки, села рисовать, нарисовала Петькину птицу с короной на голове, села играть с Петькой в лото, проиграла, достала мяч, стала хлопать им об пол, но бабушка сказала перестать, потом пили чай с пирожками, потом читали с мамой книгу, потом их с Петькой отправили умываться и спать, но спать она совершенно не хотела. А Петька полдня пробегал на улице с друзьями и ужасно умотался. Она его забалтывала, а он ворчал, чтоб отвалила, и потом быстро заснул.
— Ага, — сказала себе Соня, — уж сегодня-то я ничего не пропущу!
Взяла зеленый шарик и стала сквозь него смотреть на луну. Но шарик был темный, мутный, почти непрозрачный. Соня уже хотела его отложить, как вдруг у него в середине загорелась яркая зеленая точка. У Сони перехватило дыхание, и сердце сделало прыг-скок. Точка увеличивалась, и шарик стал теплеть. А потом расти. Сначала он был размером с вишню, но постепенно дорос до сливы и сделался совсем теплым. И внутри у него уже горел зеленый огонь с желтыми, золотыми, изумрудными всполохами. Когда шар стал размером с яблоко, он уже был таким тяжелым и горячим, что его пришлось положить на стул. Соня села на кровати, крепко закутавшись в одеяло до самого подбородка, и смотрела во все глаза. Шар дорос до мяча, потом до большой тыквы, и внутри у него вовсю вихрились разноцветные языки пламени.
— Петька! — громко зашептала Соня. — Петька!
Петька спал и даже похрапывал.
Вдруг шарик треснул. Громко. Потом еще громче. По его поверхности понеслись зигзаги трещин, и один стеклянный кусок даже отломился.
— Петька! — позвала Соня.
Еще один кусок стекла хрупнул и упал на пол.
Петя проснулся, повернулся — и вскочил в кровати, выкатив сонные глаза.
Шар растрескался и развалился. Из него вылетела птица — золотая, зеленая, лиловая, с черными глазами и короной на голове! Птица облетела комнату, села на стол. Уставилась на Петьку. Петька открыл рот. Вид у него был совершенно дурацкий.
Птица мелодично чирикнула что-то. Петька не понял, а Соня поняла: откройте окно. Она слезла с кровати, пошла к окну. Проходя мимо стола, почувствовала: от птицы веет теплом. Птица кивнула: давай, мол.
— Лежи, ты больная! — сказал Петька и сам бросился к окну. Убрал с подоконника цветы, бегал еще туда-сюда, не зная, куда приткнуть горшок. Раздернул занавески, долго возился с присохшим шпингалетом, искал, чем его поддеть, — поддел лезвием перочинного ножика, который искал по всем карманам всех штанов. У него тряслись лапы. Соня, пока он метался, пробовала поддеть шпингалет линейкой, но она сломалась. Петькин хвост стучал по полу. Птица наблюдала за ними, изредка чирикая что-то, что Петя понимал как «ну быстрее же», а Соня — как «не суетись, все успеем». Наконец, Петя распахнул окно.
Птица снялась с места и вылетела в сад, задев теплым хвостом их щеки. Облетела сад. С ее хвоста и крыльев сыпалось зелено-золотые искры и таяли в воздухе. Птица сделала прощальный круг над яблоней возле окна — и унеслась, и мелькнула золотой точкой, и пропала.
Соня уставилась на Петьку. Петька посмотрел на нее и сказал: «Ага».
Они закрыли окно и легли по кроватям.
— А я знаю, что будет завтра, — сказала Соня.
— Я тоже знаю, — сказал Петька.
Конечно, назавтра на всех деревьях уже висели и сияли маленькие листья, зелено-золотые, на просвет похожие на монетки. А на стуле и под стулом лежали скучные зеленые стекляшки, как от разбитой бутылки. Соня и Петька собрали их и закопали в малиннике под забором.
Вечером, лежа под одеялом, Соня сама теперь рассказывала Петьке сказки. Торжественно и гордо рассказывала. Сначала про речку, мост, красавицу с веером. А потом про аллею, а в конце аллеи белый дом.
— Знаю, — сказал вдруг Петька. — Там живет Сиреневый Садовник.
— Кто? — вскочила на кровати Соня.
И Петька начал историю про Сиреневого Садовника, и Соне опять оставалось только удивляться.
 
ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ ЗВЕРЬКА
Иногда, сильно стосковавшись по зверюше и убедившись, что никто его не слышит, зверек принимается петь Любовную Песнь. Будучи страшно стеснителен, он особенно заботится о том, чтобы ни одна, даже самая маленькая зверюша не оказалась в этот момент рядом. Потому что тогда все эти глупые девчонки увидят зверьковую слабость, неприличную мягкость и отвратительную сентиментальность. Стоя на пыльной дороге посреди родного города и ковыряя босой задней лапой сухую землю, зверек сначала тихо, а потом все громче начинает петь свою песню, слышать которую невозможно без слез.
При передаче ее человеческим языком приходится, конечно, опустить множество деталей, нюансов и обертонов. Дело в том, что зверек не столько поет, сколько воет, и ритм его песенки создается чередованием длинных подвывов с короткими. Разумеется, ни о каких рифмах или размерах не может быть и речи, но их в избытке компенсирует страсть. Так что наш бедный перевод с его сменой длинных и коротких строк дает лишь самое приблизительное представление об истинной Любовной Песни Зверька.
ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ ЗВЕРЬКА
О зверюша, толстая, белая и пушистая,
С ушами,
С бантиком на макушке, кисточкой на хвосте,
В усах,
В передничке, с веничком, с совком, с поварешкой,
Или без,
Зову тебя, призываю тебя изо всех сил:
Иди сюда!
Я здесь стою один, никому на фиг не нужный,
В штанах,
Некормленый, непоеный, с невычесанными репьями,
Но это бы тьфу,
Без заботы, без ласки, без чьего-либо участия
И любви,
Стою тут, блин, как прямо, блин, я не знаю,
Вообще!
О зверюша, белая и пушистая, а ты в это время
В кругу
Семьи, друзей и близких знакомых, тоже пушистых —
Скоты!—
Готовишь вкусные лепешки, сладкие оладушки, душистые плюшки,
Картошку фри,
А я стою один, и ни одна тварь не предложит
Пожрать!
Но это все ерунда, потому что еда не главное,
А главное то,
Что я томлюсь по твоим глазам, усам и лапам,
И ушам,
По любви, состраданию, терпению, умилению
И кисточке на хвосте,
И если ты не придешь, то я возьму и сдохну
Прям щас!