Наездники

Конечно, большая комната была бедной – с чего ей быть богатой? – но все-таки здесь жила женщина, и потому комната не была складом мебели, а на обеденном столе даже скатерть лежала. У стены громоздился на львиных лапах буфет с застекленными полками в частых переплетах. На них когда-то стоял сервиз, может быть, даже дореволюционный, а теперь стоят только чашки, по одной из разных сервизов. Смешно! Ниже выдвигались ящики для вилок и ножей. Их открывали ночью. Кое-что выронили на пол, а закрывать не стали – грабители!
От дверей было видно открытое окно в сад, через которое ночью выскочила Верка. На подоконнике стояла курица и кудахтала, словно постукивала шариком в горле. Потом курица спрыгнула на пол и деловито пошла по комнате, склонив голову набок, чтобы лучше выслеживать червяков.
На полу лежал большой, вытертый посередине ковер. Узор можно было разглядеть только у стен и дивана, где меньше ходили. На ковре между диваном и столом валялись книжки, упавшие с полки, и осколки чашки. Надо бы убрать, но Верка была как избитая – плохая выдалась ночь.
Олег присел на корточки и стал водить по полу носом, как Шерлок Холмс какой-то. Что он искал? Следы собаки Баскервилей? А может, он сам раньше служил разыскной собакой?
– Да ничего они не забыли! – сказала Верка. – Убежали со всех ног.
– Именно потому, что со всех ног, – откликнулся Олег, – они и могли что-то оставить. А мы ведь даже не знаем, отыскали они нужный ключ или не успели. И от чего он был, мы не знаем. А куда делся первый ключ? Понимаешь, сколько вопросов?
Верка только вздохнула. Не ее ума дело. Бояться надоело, а смеяться не над чем.
– Я пошла Катьку доить, – сказала она. – А то собираться пора, электричку пропущу.
– Иди, а я подумаю, к чему может подойти потерянный ключ.
– А сами не подозреваете? – Верка сделала вид, что она совсем дурочка. Но Олег почуял неладное в ее тоне и быстро ответил:
– Зою Космодемьянскую помнишь?
– Ее немцы повесили? Она диверсантка была.
– Молодец. А когда она на задание уходила, ей начальник сказал: подробности я тебе не скажу. Чем меньше будешь знать, тем меньше выдашь на допросе. Вот она и не выдала ничего, и героиней стала, потому что ничего не знала. Хотела бы сказать, да нечего. Это и твоя судьба, моя деточка.
– Я не деточка.
– Иди к своей Катьке. Она уже охрипла.
Верка доила Катьку и думала о взрослых.
Они, как правило, хуже детей, потому что дети врут о простых вещах и ради простых вещей. А взрослые порой врут так сложно, что сами уже не знают, с чего начали и чего хотят. Доверять им нельзя. Никому. Даже если они тебе улыбаются и делают вид, что хотят тебя защитить. А ты приглядись и сообрази, что же им на самом деле от тебя нужно.
Хоть опять шел дождик и солнца не было, но когда детеныш вошел в сарай, Верка его сразу почуяла и обернулась.
Детеныш стоял в дверях, подпрыгивал, и на его красной шапочке качался белый помпон. Как будто это не человек, а гном. А вот сандалики детские, девчачьи, из детского садика.
– Верка, – прошептал детеныш, – я тебе зонтик принесла. Мне матка дала. Дождь идет, вредно с голой головой ходить, вши заведутся.
Он засмеялся, как закашлялся.
Казалось бы, враг, нелюдь, бежать от него надо или кинуть кирпичом, а Верка и сама не хотела, а спросила:
– Ты мальчик или девочка?
– Не догадалась? – Смех у детеныша был женский, взрослый. – И не догадаешься, потому что это не имеет значения.
– Уходи, – сказала Верка. – А то я Олега Владиславовича позову.
– Ты от него подальше держись, – сказал детеныш. – Ему недолго жить осталось, а смерть его будет ужасной.
– Олег!
– Стой! Помолчи. Скажи, где Оксана? Куда вы Оксану дели?
– Олег Владиславович, ловите ее!
– Ах ты, мразь горячая! – Детеныш ткнул в Верку зонтиком. Зонтик был странным. Верке показалось, что у детеныша в лапке блеснула длинная сабля. Верка отшатнулась и от страха плеснула в него молоком из банки. Детеныш взвизгнул и кинулся прочь. Тут же Верка услышала голос Олега:
– Ты где, Вера? С тобой все в порядке? Это ты кричала?
Видно, он заметил убегавшего детеныша, потому что голос его изменился. Он закричал:
– Стой! Стой, кому говорю! Ты куда, поганец?
Верка огорченно стояла в дверях сарая, опустив руки. Остатки козьего молока капали на солому.
Катька была возмущена. Ну подумайте: весь день в себе копила, хотела хозяйку порадовать, а она все на пол! Какое неуважение к парнокопытным!
– Не догнал я его, – сказал Олег, заходя в сарай. – Славно ты его пугнула.
– Я со страха, – ответила Верка. – Если бы подумала, разве стала бы молоком жертвовать?
– А чего испугалась?
– Он зонтик принес. – Верка показала на зонтик, лежавший у ее ног. – А потом стал требовать, чтобы я ему про Оксану сказала.
– Что? Что? Говори конкретнее!
– Просто спрашивал, а потом этой штукой, зонтиком, чуть не проткнул. Там в нем сабля.
– Не может быть сабли в складном зонтике, – возразил Олег. Он поднял зонтик, нажал на кнопку, зонтик раскрылся. Зонтик был совсем нестрашным. И никакой сабли!
– Но я же видела! Такая длинная и блестит!
– Какая? Точнее!
– Ну как у Чапаева.
– Это не сабля, – вдруг расстроился Олег. – Это куда хуже сабли.
– Что вы имеете в виду? – Верка сердилась. Не нравились ей все эти недомолвки. Она чувствовала, что нервничает не меньше Олега, но никто не желает ей ничего объяснить.
– Обязательно объясню.
– А молока почти нет, – вдруг вспомнила Верка. – Что будет, что будет!
– Возьми денег, купи молока в Пушкине.
– Откуда там козье молоко?
– Купи хорошее, коровье.
– Вы моей бабки не знаете!
– Боюсь, что я уже ничего не знаю.
– Вы в Пушкино не поедете? – спросила Верка.
– Я тебя до станции провожу. Не хочу, чтобы ты одна по улицам разгуливала. Потом кое-какие дела здесь сделать надо. Вот, кстати, с Папаней поговорить.
– Правильно, он знает эту Оксану.
– А потом я подъеду к больнице и буду ждать тебя у ворот. У автобусной остановки навес и скамейка. Там и буду ждать. А если ты раньше освободишься, то обязательно меня дождись!
– Спасибо.
– Не обращай внимания, – ответил сосед.
Он был расстроен. Огляделся вокруг, поднял с соломы красную шапочку детеныша.
– Роняем ценные вещи, – заметил он.
Олег крутил шапочку в руке.
А потом сделал странную вещь.
Вытащил из внутреннего кармана пиджака пластиковый пакет, осторожно его открыл и двумя пальцами опустил шапочку внутрь. Так делают следователи в детективах.
А потом положил пакет в карман.
– А что с зонтиком делать? – спросила Верка.
– Пока что использовать по назначению, – ответил Олег Владиславович. – А потом я его у тебя отберу.
«Наверное, он все же чекист, – подумала Верка. – Может быть, даже следователь. А они? Мамаша с детенышем? Они кто? Мафия? Жаль, что у меня нет воображения. Вот бы Топоркову из класса показать – он здорово умеет придумывать».
Верка стала собираться.
Олег сбегал к себе, закрыл дом, надел плащ, и они пошли к станции.
Ворота коттеджа, где жили мамаша с детенышем, были закрыты.
Улица пуста.
Дождь бесконечно сыплет и сыплет, мелкий, холодный, скоро все листья с деревьев собьет – и так уже приходится шагать по толстому слою листьев.
Когда они поворачивали на Советскую, Верка услышала странный треск.
Сверху раздался отдаленный раскат грома – словно рвут пополам простыню. И по ушам ударил воздух!
Верка взглянула вверх, но Олег закричал:
– Назад! – и дернул ее за руку.
Верка чуть не упала. Пришлось отскочить, куда потянул ее за рукав Олег Владиславович.
И тут же перед ними рухнула громадная сосна. Мимо нее Верка каждый день ходила на станцию – самая большая сосна в поселке.
Дерево рухнуло с ужасной скоростью и силой – ствол ударил по земле и даже подпрыгнул. Удар был таким мощным, что на соседних дачах зазвенели стекла, а забор на той стороне улицы разлетелся в щепки.