Шестнадцать зажженных свечей
«Кто же эта Савохина? — подумал Костя с легким интересом.— Я же опаздываю!» — перебил он себя.
К арке, выводящей на улицу, Косте неминуемо предстояло идти мимо старой липы.
Костя попал в тень густого сплетения молодых листьев, и мгновенно все утренние звуки двора — детские голоса, тарахтение мотоцикла, перебранка двух женщин — утонули в азартном, оглушительном щебете воробьев. Сейчас под старой липой никого не было, но вечером, когда Костя будет возвращаться домой... Сердце забилось чаще, вспотели ладони. Костя ускорил шаг, и липа осталась позади. Она росла рядом с рабочим входом в продовольственный магазин, и Косте пришлось обойти целую баррикаду из пустых ящиков с яркими фруктовыми этикетками. За спиной Кости послышалось урчание мотора, хлопнула дверца машины, злой мужской голос произнес:
— Я, Василь Василич, так работать отказываюсь. Ведь из-за этого чертового дерева не подъедешь. Вот, полюбуйтесь, опять крыло ободрал.
— Будь моя воля...— ответил густой гневный бас.
Бас, без сомнения, принадлежал директору продовольственного магазина — его во дворе звали Мамонтом.
У подъезда, который был сразу за входом в магазин, стояла машина «Скорой помощи». Проходя мимо нее, Костя подумал, что очень часто видит красные кресты на белом стекле возле этого подъезда. Он поравнялся с машиной, и как раз в это время из дверей вышел пожилой врач, следом за ним легко сбежала со ступенек молоденькая медицинская сестра, позади них плелся понурый мальчик в очках.
«Он всегда встречает «Скорую помощь»,— подумал Костя. Подумал так — вот странно! — впервые, хотя не раз видел эту картину: останавливается машина «Скорой помощи», ее встречает мальчик в очках...
«Значит,— подумал Костя,— у него дома кто-то очень болен».
Костя Пчелкин вышел на улицу и побежал среди прохожих — он явно опаздывал.
На углу, еще издалека он увидел долговязую фигуру Эдика Залевского, который нетерпеливо топтался у газетного киоска. Эдик был в вельветовых джинсах, в эластичной куртке с эмблемой «Олим-пиада-80», со спортивной сумкой и теннисной ракеткой в замшевом чехле
— Салют! — сказал, запыхавшись, Костя.
— Салют! — ответил Эдик.
Они хлопнули ладонями правых рук на уровне лица.
— Куда ты провалился? — спросил Эдик.— Я уже хотел уходить.
— Да так...— Костя неопределенно передернул плечами.
— Ладно, побежали!
На троллейбусной остановке их ждал Кирилл Парков. Он явно не заметил опоздания друзей: прислонившись к фонарному столбу, Кирилл внимательно, в упор рассматривал девушку, тоненькую, как прутик, большеглазую; девушка смущалась под взглядом Кирилла, и это его забавляло.
— Сэр Парков, как всегда, элегантен,— сказал Эдик.
Действительно, стройный, с резкими, сильными чертами смуглого лица, в светлом костюме спортивного покроя, Кирилл невольно обращал на себя внимание.
Повторилось традиционное приветствие.
Костя Пчелкин, Эдуард Залевский и Кирилл Парков дружили с первого класса и теперь считались лучшими учениками девятого класса «Б» английской спецшколы.
...Интервалы между троллейбусами на этой линии даже в часы пик были порядочные, и мальчики разыграли уже давно отрепетированный спектакль: как по команде, они вынули иностранные журналы, зашелестели глянцевыми, пестро иллюстрированными страницами, погрузились — ненадолго — в чтение, а потом начался разговор на английском языке, вроде бы негромкий, но слышный всем, кто был на остановке.
— Вот тут пишут,— сказал Эдик, даже с некоторой небрежностью произнося английские фразы,— что кибернетическая машина вычислила: победы в теннисе возможны только в сочетании с напряженным умственным трудом.
— Оригинально,— сказал Кирилл, тоже, естественно, по-английски,— но спорно.
— А я вычитал,— Костя небрежно ткнул в журнал пальцем,— профессор Кембриджа пишет: неопознанные летающие объекты — объективная реальность.
— Человечество погибло бы без сенсаций,— сказал Эдик.— Ему нужны постоянные допинги, чтобы не прокиснуть от скуки.
Трое друзей опять — ненадолго — погрузились в английское чтение. Люди, ожидающие троллейбус, и тоненькая большеглазая девушка среди них, смотрели на мальчиков с любопытством и уважением.
Рядом стояли два пенсионера. Один сказал другому, склонившись к его волосатому уху:
— Иностранцы.
— Надо полагать, туристы,— откликнулся второй
— Или спортсмены,— сказал подвыпивший мужчина неопределенного возраста.— Из-за них все пивные переделали в «Русский квас».
И в этот момент хлынул дождь. Не дождь — ливень.
Костя кивнул на дверь аптеки в новом доме рядом с остановкой, и мальчики устремились туда.
Теперь они стояли внутри аптеки у широкого окна, и через стекло, слегка размытая, им была видна троллейбусная остановка.
— Не везет,— сказал Эдик,— судя по погодке, тренировка срывается.— Он подбросил и поймал ракетку.
— У меня занятия не сорвутся,— со вздохом сказал Костя и щелкнул пальцем по футляру; скрипка отозвалась легким вздохом.
— Деловые вы парни,— сказал Кирилл.— Теннис. Музыка.
— Это хобби,— сказал Эдик.
— А у меня сегодня за завтраком,— сказал Кирилл,— очередная педагогическая беседа. Родитель во гневе: финал девятого класса, а возлюбленное чадо не ответило вразумительно на вопрос «Кем быть?».
— Кем быть? — спросил Эдик и взглянул на Костю.
Костя отчужденно молчал, смотрел на мокрое стекло, за которым в потоках дождя туманилась улица.
— Свободной личностью! Вот кем,— сказал Кирилл.— Мы свободные личности.— Он помедлил и добавил: — Скорее бы каникулы.
— Немного осталось,— сказал Эдик и опять взглянул на Костю.— Дотерпим. Больше терпели.
— Маэстро! — Кирилл хлопнул Костю по плечу.— Спуститесь на землю.
— Оставь его, — сказал Эдик. — Ты же знаешь...
— Бред! — засмеялся Кирилл.— Надо подойти, взять за руку, сказать «Пошли!»
— Перестань! — яростно перебил Костя. И добавил совсем тихо: — Она не такая...
— Все они такие,— усмехнулся Кирилл.— Одинаковые. Хочешь, докажу?
— Что?! — Костя ринулся к Кириллу. Между ними встал Эдик:
— Тихо, тихо! Обстановка не для кровавого конфликта. И смотрите: троллейбус.
Друзья устремились к двери, под теплыми нитями майского дождя побежали к приветливому троллейбусу, дверцы которого как раз распахивались.
— Я оставляю за собой право доказать,— все-таки успел крикнуть на бегу Кирилл,— что все они одним миром мазаны.
Глава вторая
«А он мне нравится, нравится, нравится!..»Три раза в неделю, когда Костя Пчелкин после занятий в школе шел в другую школу— музыкальную, его рабочий день заканчивался в семь часов вечера. И лишь без четверти восемь, если не подводил городской транспорт, он попадал в свой двор
Вот и сегодня на перекрестке через квартал от его дома остановился троллейбус, на мокрый тротуар легко выпрыгнул Костя с сумкой через плечо, нагруженной учебниками и тетрадями, со скрипкой в левой руке. Стрелки на желтом светящемся диске часов показывали без десяти восемь.
Вечерняя улица, усеянная разноцветными огнями, лежала перед Костей. Катился поток машин, люди спешили по влажным тротуарам, сияли витрины магазинов; все было вымытым после недавнего дождя (он так и лил с перерывами весь день, и Костя, отвлекаясь от школьных дел, смотрел в окно и заклинал: «Перестань, дождь! Перестань!.. Иначе они не соберутся...»), улица пахла отработанным бензином, мокрым теплым асфальтом и распускающимися тополями.
Через пять минут Костя войдет в свой двор, и под старой липой они наверняка ждут его.
Из-за чего все это началось? Вот ведь удивительно: не из-за чего! Во всяком случае, Костя Пчелкин не давал для конфликта никакого повода. Более того, о компании Мухи он узнал дома из разговора за столом. Конечно, инициатором этого разговора была мать. Так, вроде бы между прочим, она сказала, что во дворе есть компания Мухина, «отбросы общества», добавила мать, собираются они в подъездах, курят, сквернословят, неизвестно какими еще безобразиями занимаются. «Ты, Костик,— было сказано в заключение,— сторонись их». И тот разговор за ужином перекинулся на другие темы. Все это было еще в прошлом году.