Шестнадцать зажженных свечей

Лена с изумлением смотрела на Костю.
— Это — про любовь?
— Конечно!
— Как... чудно.— Лена легко тронула плечо Кости.— Еще... Пожалуйста!
— Еще? — Костя с некоторым недоверием посмотрел на Лену.
Промчался ветер по садам
И дождь устроил лепестковый,
И сердце.
Ровное всегда,
Заполнено вдруг чувством новым.
Еще мелодии простой
Душа бесхитростно желает.
Но, словно майский травостой.
Живую влагу набирает.
И руки нежные твои
Еще томятся и тоскуют,
И ожидание любви
Сильнее, чем любовь,
Волнует...
И в этот момент в темноте послышались выкрики, улюлюканье, смех — перед Костей и Леной появились Муха, Дуля, вся мухинская компания. Они в нелепом хороводе закружились вокруг ствола липы, вокруг Кости и Лены.
— Ша! — вдруг гаркнул Муха.
Все остановились и замолчали. Муха подошел к Косте.
— Не дрожи,— насмешливо сказал он.— Бить не буду.
Лена вдруг рванулась вперед, встала между Костей и Мухой, сказала отчаянно:
— Лучше меня...
— Ладно, Ленка,— усмехнулся Муха, отстраняя ее.— Уже переигрываешь. Ты свое сделала.
Костя резко вскинул голову, смотрел на Лену. У Лены задрожали губы, она начала говорить быстро, прерывисто:
— Костя, я не хотела... Понимаешь, я...
— Хватит, сказал! — грубо оборвал ее Муха, оттолкнул в сторону и вплотную подошел к Косте.— Так вот: бить не буду. Еще из-за такого слизняка в колонию загудеть. Но предупреждаю: к Ленке не подходи. Подойдешь — найду способ отучить. А сейчас— канай отсюда! Стихочтец...— И, паясничая, Муха продекламировал:— «Шепот, робкое дыханье, трели соловья...»
Но Костя не слушал Муху, он смотрел на Лену.
— Как ты могла? Как ты только могла?..— И бросился в темноту.
Лена смотрела ему вслед... Напряженно-тихо было под старой липой. В руках Мухи появилась гитара.
— «Что смолкнул веселия глас?» — Муха ударил по струнам. Он запел первым, остальные подхватили:
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном!
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном!
А где твой черный пистолет?
На Большом Каретном!
 
Глава пятая
«Когда ученик готов...»
Все! Решение принято. Только бы он согласился. Были старательно сделаны все уроки, и не за три часа, как запрограммировано, а за два с четвертью. Костя проследил: он возвращается домой около пяти, идет через сквер от автобусной остановки. Сейчас без двадцати пять. Пора!
Костя несколько минут постоял перед зеркалом в ванной, всматриваясь в себя. Синяк под глазом стал желтым, почти незаметным. Что-то новое появилось в лице Кости Пчелкина: черты обострились, глаза казались очень большими... Он не знал, как определить все эти перемены.
«Пора!» — опять сказал себе Костя.
...Сквер перед кварталом был пуст, солнечные блики играли на дорожке у ног Кости Пчелкина. Он сидел на скамейке возле трех ступенек, которые вели к переходу через улицу.
«Только здесь он пройдет,— думал Костя,— больше негде...»
На часах было без семи пять, когда в сквере среди прохожих показался тот, кого ждал Костя: по аллее неторопливо шел мужчина средних лет, в светлых брюках и легкой спортивной куртке, худощавый, широкоплечий, с коротким ежиком стриженых седых волос, тот самый, который по утрам делает разминочный комплекс каратэ на баскетбольной площадке.
Мужчина поравнялся со скамейкой, на которой сидел Костя Пчелкин.
Костя быстро вскочил:
— Простите...
Мужчина остановился, с интересом посмотрел на Костю.
— Здравствуйте...— смущаясь, произнес Костя.
— Здравствуй,— сдержанно, но приветливо ответил мужчина.
— Я ваш сосед из двести тридцать девятой квартиры,— заспешил Костя.— Я каждое утро вижу, как вы делаете упражнения на баскетбольной площадке. Я знаю, вы...
— Присядем.— Мужчина показал на скамейку. Они сели рядом.
Костя не знал, с чего начать, и мужчина заговорил первым:
— Давай знакомиться. Я тебя знаю только в лицо, встречались во дворе и в лифте, наверно. Владимир Георгиевич.— Он протянул Косте руку.
— Костя... Константин Пчелкин.
— Рассказывай. Я примерно догадываюсь, что тебе от меня надо.
И Костя все рассказал — страстно, сбивчиво, порывисто — о компании Мухи, о конфликте, который возник между ними, о Лене — он только упомянул ее имя и смутился, замолчал. «Я все понимаю»,— сказал собеседник, коротко пожав Костину руку. И от этого пожатия Костя успокоился окончательно и поведал, не утаив ничего, про драку, которая произошла три дня назад. Только о розыгрыше с запиской и о свидании под старой липой промолчал— не смог рассказать: страдало его самолюбие.
— ...Вот и вся история,— закончил исповедь Костя.
— Понятно.— Владимир Георгиевич опять внимательно посмотрел на нового знакомого.
— Мне бы,— выпалил Костя,— несколько ваших приемов. Ведь вы каратист?
Владимир Георгиевич усмехнулся.
— Да, это так: я каратист. Если уж быть точным, учитель в школе каратэ.
— Владимир Георгиевич! — загорелся Костя.— Так неужели нельзя? Мне бы только два-три приема.— Он смутился.— И чтобы не бить по лицу.
— Чтобы не бить по лицу...— повторил Владимир Георгиевич.— Простейший комплекс каратэ, первая фаза — это два года напряженнейших ежедневных занятий.— Он улыбнулся.— А на остальное — вся жизнь. Потому что каратэ — это не только вид спорта. И не набор приемов для самообороны. В разные века каратэ всегда было соединением физической подготовки человека с духовной. Кто брал в руки эти разящие мечи — приемы каратэ,— вот в чем вопрос. Например, японские крестьяне или самураи. А вообще начало каратэ — в древней Индии, в йоге. Теперь стали говорить о каратэ как о виде спорта. Вероятно, это древнейший вид спорта, возникший у истоков рода человеческого. Надо, Костя, с самого начала уяснить: каратэ — это еще и отношение человека к жизни, к людям, к добру и злу. Понимаешь?
— Понимаю,— несколько уныло сказал Костя.
Владимир Георгиевич опять посмотрел на Костю очень внимательно, спросил:
— Значит, не можешь ударить человека по лицу?
— Не могу...— потупился Костя.
— Почему?
— Я... я не знаю.
— Я тебе объясню.— Владимир Георгиевич немного помолчал.— Потому что ты — нормальный человек. Нормальный человек не может ударить другого человека по лицу.
— Но ведь бьют...— сказал Костя.
— Бьют! — согласился Владимир Георгиевич.— И еще как. Но, понимаешь... Вроде бы прописная истина: человек должен культивировать в себе доброту. Попросту, быть добрым. Прописная истина?
— Вовсе нет,— сказал Костя.
— Почему?
— Потому что... Есть, конечно, добрые люди. Но... А злых сколько? Не очень-то это истина.
— Пожалуй...— сказал Владимир Георгиевич.— Но, понимаешь... Надо бороться за доброе начало в человеке! Вот в чем, наверно, наше главное призвание.
— Но как бороться? — спросил Костя.
Владимир Георгиевич усмехнулся.
— Разве у тебя нет готового ответа? Не за ним ты ко мне обратился? Встань!
Костя неуверенно поднялся со скамейки.
— Выйдем сюда.
Оба оказались на газоне позади скамейки, чтобы не мешать проходящим.
— Предположим, ты негодяй и мерзавец. А я владею, как ты сказал, двумя-тремя приемами каратэ. Впрочем, достаточно и одного...
Мгновенное движение правой рукой — и Костя рухнул на землю.
— Ответь честно, что ты чувствуешь? Стал лучше? Добрее?