Повести и рассказы

- Морковь, - согласился я. - А котлеты у меня сгорели... 
И вдруг я сообразил. Я сообразил, почему не было запаха гари. Дыма не было потому, что работала НЕОБЫКНОВЕННАЯ вентиляция. 
Нет, всё-таки простые плиты лучше! 
ВТОРАЯ ПОДВОДНАЯ НОЧЬ 
Вторую ночь я спал тоже не очень спокойно. Мне несколько раз снился большой ржавый корабль. Он лежал на дне, и вокруг него хороводили рыбы. 
Потом корабль исчез. Вместо него на дне стояла электрическая плита. Из неё шёл дым. Дым был такой сильный, что у меня засвербило в носу. Я чихнул и проснулся. Часы показывали пять утра. 
ГОЛОСА РЫБ 
- Сегодня будем записывать рыб, - сказал Игнатьев. - Придёт Марлен. 
Тот появился сразу после завтрака. Не успели с берега позвонить, чтобы мы встречали, как около входного тамбура послышалось царапанье, вода забурлила и показался человек. 
Серебряные пузыри, как тарелочки, всплывали вместе с ним. 
Человек пробил головой плёнку воды и сбил маску на лоб. 
- Привет! - сказал Марлен отдуваясь. - Ну, как дела? 
- Живём. 
Он выбрался из воды и пошёл вместе с Игнатьевым готовить аппаратуру. 
Ничего особенного в этой аппаратуре не было: обыкновенные магнитофоны. Только у некоторых приставки - запись звука пером на бумажную ленту. 
Когда они всё приготовили, Марлен сказал: 
- Сделаем так. Идите в вольер. Повесьте гидрофоны и ждите. По команде будете кормить рыб. Несколько раз придётся рыб испугать. Запишем испуг. Ясно? 
- Ясно. 
Мы с Немцевым отправились в вольер. Плыли, тащили два гидрофона и тянули за собой шнуры. 
Вот и вольер - весь будто сотканный из паутины. Невесомый, прозрачный... 
Мы заплыли в него, повесили гидрофоны. Немцев стал ждать команд. 
Вот он снял с пояса мешочек с кормом. Вывернул. Коричневое облачко повисло в воде, весёлая рыбья карусель закружилась вокруг него. 
Немцев не двигался. 
Но вот он бросился вперёд, рыбы, как одна, порскнули в стороны. 
ЗНАЧИТ, БЫЛА КОМАНДА ПУГАТЬ! 
И так несколько раз. 
Плывя вдоль проводов, мы вернулись в дом. 
В тамбуре я столкнулся с Марленом. Он что-то промычал в маску, похлопал меня по ноге и, оставляя за собой тучу пузырей, нырнул. 
- Всё нормально, - сказал Игнатьев. 
Он показал записи. 
На бумажных лентах дрожали извилистые коричневые линии - запись звуков, которые издавали рыбы во время еды. 
В нескольких местах линии становились размашистыми и тревожными. 
- А это вы пугали рыб? 
Игнатьев включил магнитофон. 
В лаборатории зашумело, забулькало. Послышалось чавканье и скрежет. 
- Ничего себе уплетают! За обе щеки! - сказал Немцев. - А где же испуг? 
Сколько мы ни прислушивались, криков испуга услыхать не смогли. 
- Видно, у нас с вами не рыбий слух, - сказал я. - Недаром говорят: тихо, как под водой. Оказывается, есть и неслышный шум! 
КЕССОН 
На другой день нам приказали встречать контейнер с каким-то особым грузом. 
- Что в контейнере? 
- Увидите. 
Его приволокли два водолаза. Они всплыли в тамбуре, и вместе с ними всплыл круглый, похожий на высокую кастрюлю с крышкой контейнер. 
Мы с Немцевым подхватили его и вытащили из воды. Водолазы, хрипя и булькая, ждали. 
Немцев открыл крышку. 
"Мяу!" 
На дне контейнера сидел котёнок. 
Водолазы засмеялись: 
- Всё в порядке, жив! - И они погрузились. 
- Смотри-ка, и пакет с песком положили! 
Котёнок тряс головой и тёр лапами уши. 
- Что, давит? - спросил Немцев и потащил котёнка наверх, в жилой отсек. 
- Я знаю, как его назвать, - сказал он Игнатьеву. - Нашёл водолазное имя. Кессон. Хорошо? 
- Сойдёт. 
УТРО, ДЕНЬ И ВЕЧЕР 
Теперь каждый день мы записывали рыб. 
Бумажные ленты с записями ползли из приборов на пол. 
Я брал в руки ленту и, не глядя на часы, знал, что там наверху утро, день или вечер. 
Утром рыбы просыпались и начинали шуметь. Записи делались колючей и размашистей - рыбы ели. Игнатьев включал репродуктор, и наш дом наполнялся хрустом и скрежетом. Рыбы чавкали, урчали, пережёвывали еду. 
Около полудня шум стихал. Коричневая дорожка на ленте делалась узкой. 
К вечеру всё повторялось. Размахи пера, чертившего на ленте извилистую линию, снова становились большими, а сама линия - колючей. 
Рыбий день шёл к концу. 
Кессон слушал рыбий скрип и скрежет, склонив голову набок, подняв одно ухо. Когда репродуктор выключали, он вставал и шёл по столу, мягко переступая через провода, мимо белых циферблатов, на которых дрожали тонкие блестящие стрелки. 
Немцев записывал показания приборов. Кессон садился около его руки и внимательно смотрел, как скользит по бумаге красный шарик автоматической ручки. 
АКУЛА 
- Акула, глядите, акула! 
Мы с Игнатьевым бросились к иллюминаторам. Немцев возбуждённо тыкал пальцем в стекло. Там, у вольера, стояла остроносая полутораметровая рыба. Я сразу узнал её: маленькая акула-катран. 
За прозрачной сетью беспокойно метались рыбы-ласточки. 
- Могли бы и не бояться, - сказал Немцев. - Катран предпочитает крабов. 
- Это уж позволь ему лучше знать... 
Игнатьев ушёл возиться со своими магнитофонами. 
Вдруг акула насторожилась, медленно повернулась и поплыла к нам. Не доплыв до "Садко", она опустила нос и быстро пошла под дом. 
- Смотри, увидела кого-то! - сказал Немцев. - Нет, плывёт назад! 
Катран вёл себя непонятно. Он несколько раз возвращался к вольеру, останавливался, смотрел на рыб и вдруг срывался с места и стремительно бросался под дом. 
- Что он там нашёл? - удивлялся Немцев. 
Он поднялся наверх к Игнатьеву. 
- Идите скорей сюда! 
Я полез в люк. 
Игнатьев сидел на корточках и копался в ящике с инструментами. Оба магнитофона работали. Коричневые ленты змейками перебегали с одной катушки на другую. 
- Повтори, что у тебя тут записано, - сказал Немцев. 
Игнатьев недовольно поднялся и посмотрел на ленты. 
- Ты записан, - сказал он. - Пугаешь рыб и занимаешься прочей ерундой. 
И тут меня осенило: катран подходит к дому, потому что слышит испуганные крики рыб! Наверно, звук передаётся через стальные стенки в воду, катран думает, что там кто-то охотится, и спешит, торопится к чужому столу. 
Но скоро катран понял, что его дурачат.