Пташка Мэй и страна Навсегда
— Ты все время пропадаешь в лесу. А ведь там змеи водятся.
Мэй открыла дверь, но мама положила руку на плечо дочери. Девочка обернулась.
— Я очень тебя люблю, котенок, — сказала миссис Берд.
— И я тебя.
— Мэй, погоди.
Девочка почти уже вылезла из машины, но села обратно. Мама посмотрела ей прямо в глаза.
— Ты мне дороже всех на свете. Помнишь?
Мэй улыбнулась. Миссис Берд облегченно вздохнула. Ее дочь обошла машину, достала из багажника свой рюкзак и велосипед. Затем оттуда выскочил Пессимист, и Мэй захлопнула дверцу багажника. Машина уехала.
— Вот и славно, — сказала девочка.
Она оглядела главную площадь. Повсюду царили сушь, разруха и запустение, но если про них забыть, Болотные Дебри выглядели точно так же, как и любой другой городок в Западной Виргинии.
Мэй Берд всегда казалось, что если бы штаты сравнивали с людьми, то Западная Виргиния стала бы застенчивой родственницей Техаса. Огромный и нахальный Техас разлегся на земле, будто говорил: «Поглядите на меня. Я — Техас!» А тихоня Западная Виргиния всегда держалась в сторонке. Она пряталась в складках горных склонов, отдыхала в прохладной тени. Это была милая, скромная красавица, и леса надежно хранили ее секреты. По крайней мере, так казалось Мэй.
Теперь Болотные Дебри мало чем напоминали город. Дома, которые раньше обступали площадь тесным кружком, точно словоохотливые кумушки, превратились в бесформенные груды кирпичей, поросшие сорняками. На развалинах элегантного особняка, когда-то принадлежавшего мэру, поселились опоссум, четыре змеи и сто тысяч триста шесть червяков. Старый домик почтмейстера облюбовали сороконожки: они выращивали там своих длинных противных деток.
Единственным зданием в городе, которое еще сохранило свои очертания, оставалась почта. Она стояла в густых зарослях, похожая на разрушенный зуб. Три стены почти совсем обвалились, и кирпичи каскадами рассыпались по траве, словно водопад.
Мэй положила велосипед набок и посмотрела по сторонам. Делать ей было нечего. Разве что слоняться туда-сюда по площади в компании Пессимиста и выдумывать для него истории о том, кто жил здесь давным-давно и почему уехал. Сколько она себя помнила, в городе все время стояла страшная засуха, и Мэй нравилось думать, что дождь ушел во Флориду, а жители Болотных Дебрей отправились вслед за ним.
«Мяу», — сказал Пессимист, и Мэй перевела это как «Хорошо, что у меня есть ты, а у тебя — я». Целый час парочка ходила взад-вперед по дороге. Мэй пинала камешки. Потом кот погнался за мотыльком и убежал в лес, а девочка в стотысячный раз пролезла в почтовую контору через дыру в стене и занялась поиском сокровищ. Однажды она уже откопала тут чучело скунса на деревянной подставке. А еще нашла три старые резиновые печати с надписями «Первый класс», «Второй класс» и «Третий класс».
Теперь она запустила руки в кучу мусора, которая лежала у задней стены, и стала просеивать между пальцев камешки и песок, надеясь обнаружить еще одну печать или письмо. Мэй уже подумывала бросить это занятие, но вдруг ее рука наткнулась на что-то необычное. На ощупь оно явно отличалось от камней. Лист бумаги! Большим и указательным пальцами девочка ухватила его за краешек и осторожно потянула. Мусор с шорохом посыпался вниз. Показался уголок, позеленевший от плесени.
Письмо. Вот так находка! Мэй не верила своим глазам.
— Миэй?
— Ну и напугал же ты меня! — Сердце едва не выскочило у нее из груди. Мэй посмотрела в зеленые кошачьи глаза: — Гляди, что я нашла.
Она показала коту письмо.
— Кто-то не получил почту.
Мэй закусила губу, раздумывая.
— Может, это что-то личное, — затаив дыхание, шепнула она Пессимисту, но тому письмо уже надоело. Кот принялся вылизывать черные лапки.
Несомненно, конверт был очень старый — он весь пожелтел от времени. На отогнутом уголке Мэй заметила марку и штемпель. Чернила выцвели, но все же девочка сумела разобрать дату: 11 июня 1951 года.
— Надеюсь, особых тайн у них не было, — с любопытством улыбнулась Мэй.
Солнечный свет пробрался через дыру в стене и упал на лицо девочки, разделив его на две половинки. На обратной стороне конверта, где клапан заканчивался острым кончиком, стояла выцветшая печать: дерево, окруженное снежинками. Приглядевшись, Мэй заметила в кроне лицо старой дамы. Девочка долго изучала его, и чем дольше смотрела, тем сильнее щекотало у нее под ложечкой. Это был самый красивый рисунок на свете, и все-таки он ей чем-то не нравился. Мэй задумалась — и тут поняла почему. Нельзя было угадать, какая она, эта дама. Добрая старушка, которая приглашает к себе, на дерево, или злая старуха, которая только и ждет, чтобы выпрыгнуть из листвы, словно… тигр.
Мэй вздохнула, перевернула письмо и вытерла с него пыль и плесень, чтобы взглянуть, кому его прислали. Девочка моргнула раз, другой. Трижды перечитала адрес. Глаза у нее стали большими, как плошки.
На конверте синими чернилами чей-то петлистый почерк вывел:
Западная Виргиния,
Болотные Дебри,
усадьба Седые Мхи,
Мисс Мэй Эллен Берд.
— Миэй?
Мэй вздрогнула и стрельнула глазами в Пессимиста, который неслышно подобрался к ней.
— Тише, киса!
Она рассеянно потрепала кота по макушке и вернулась к письму. Девочка посмотрела на печать, снова перечитала адрес. Ее адрес. Она чувствовала себя так, будто внутри у нее засиял светлячок. Мэй встала, огляделась и снова села.
Письмо написали какой-то другой Мэй Берд.
И все же это был ее собственный адрес.
Покусывая ноготь, она глубоко задумалась.
Наверняка они перепутали дату. Тысяча девятьсот пятьдесят первый. Да тогда ее мама еще не родилась!
Но если дата была неправильной и письмо прислали недавно, как тогда оно оказалось под грудой кирпичей?
Мэй вертела письмо в руках, не веря своим глазам.
— Ну, киса? — прошептала она. — Что же нам теперь делать?
Мэй закусила губу, сунула в рот мизинец. Она потянулась открыть письмо, передумала, снова решилась. И быстро вскрыла конверт.
Внутри, как и положено старому письму, лежал пожелтевший листок, покрытый голубыми разводами в тех местах, где бумага когда-то намокла и чернила потекли. Мэй осторожно вытащила и развернула лист, опасаясь, как бы он не рассыпался.
Дорогая Мэй Берд.
Хозяйка Северной фермы на всякий случай попросила нас отправить Вам карту Озера Болотных Дебрей. Она считает, что найти его без нашей помощи Вам будет нелегко, а ведь отправиться к нам Вы должны незамедлительно. Мы просим прощения за те опасности, которые встретятся на Вашем пути, и с нетерпением ждем Вас, так как отчаянно нуждаемся в помощи. Хозяйка присоединяется ко мне и желает Вам удачи.
Мэй облегченно вздохнула. Все ясно. Она не слышала ни о какой Кари Кагаки или Северной ферме. Они ошиблись. Девочка прислонилась к стене, чувствуя себя как миска, полная желе. Потом посмотрела на конверт и печать. Под ложечкой снова защекотало.
Пальцы Мэй сами потянулись к карте. Девочка глянула на нее краем глаза, притворяясь, будто и не смотрит совсем. Некоторые места она узнала сразу. Вот главная площадь, вот — внутри у нее все похолодело — Седые Мхи, а за ними — лес. На карте был даже темный мазок, обозначавший огромные заросли колючих кустарников, Бесконечные Дебри. Мэй называла их так, потому что ни разу не смогла перейти. Дебри заполонили всю восточную часть леса.
За ними лежало озеро.
Оно казалось таким же невероятным, как и письмо. В Болотных Дебрях не осталось озер. Тут не нашлось бы даже лужицы. Мэй всегда считала, что белки и бурундуки бегают пить в соседний город. Если озеро и было тут в 1951 году, то сейчас оно высохло.
Мэй скомкала письмо и бросила на пол. Правда, тут же быстренько наклонилась и подняла его. Покраснев, девочка расправила мятый листок, сложила его и сунула в рюкзак. Пессимист задумчиво наблюдал за ней.