Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле
Девочка-шакал гонялась за своим хвостом.
– Что это за девочка, Аэл?
– Которая? А, эта… Думаю, просто оборотень. Начинается на О, это не ко мне, ты же знаешь.
Наконец вся процессия веером расположилась перед большим сучковатым пирсом из коряг и длинных желтых виноградных лоз. К пирсу была пришвартована баржа, похожая на большой многоярусный торт. На планшире и в проходах болтались зеленые бумажные фонари, старинная резьба на деревянных бортах стерлась от времени. По верху были расставлены статуи старых паромщиков, опиравшихся на гигантские шесты. На верхушках шестов красовались ленты и гирлянды из лилий. Все это выглядело весело и празднично, но паромщики казались изможденными, злыми и мрачными.
– Паром Барлибрум! – проворчал Вивернарий. – Разумеется, раньше он никому не был нужен: любое туловище с крыльями могло в мгновение ока перелететь в Пандемониум. Но паром – это, конечно, прогресс, к которому должны стремиться все добропорядочные существа.
Сентябрь озиралась с открытым ртом все время, пока они медленно продвигались к трапу. Она потянула Аэла за кончик крыла:
– Гляди, вот и паромщик!
Паромщик выглядел старым и сутулым, седые волосы были небрежно скручены в несколько хвостиков вокруг козлиных рогов, покрытых ракушками. Глаза его слезились, стекла очков были толще, чем дно пивной кружки, а в каждом ухе торчали по три золотые серьги. На нем был теплый бушлат с латунными пуговицами и штаны из парусины. Из спинки бушлата, сшитого на заказ, торчали два крыла. Обрамленные золотом, прозрачные крылья переливались в лучах солнца фиолетовыми гранями. Тонкая, но достаточно крепкая стальная цепь плотно прижимала крылья к спине паромщика, не давая им раскрыться.
– Оплачиваем проезд! – прорычал паромщик, когда подошла очередь Сентябрь и Виверна.
Вивернарий с чувством прокашлялся для ответа, но Сентябрь опередила его.
– О! – оживилась она. – У меня как раз есть чем расплатиться!
Она вытащила скипетр из звеньев цепи Виверна. «Я знала, – ликовала она, – что такая вещь может пригодиться!» Сентябрь была очень довольна, что оказалась такой предусмотрительной. С помощью острого когтя Виверна она отколола два рубина с верхушки скипетра и гордо протянула их паромщику.
– Больно здоровый он у тебя, – фыркнул паромщик, – двойная плата за перевес багажа.
– Я не багаж, – возмутился Вивернарий.
– Ничего не знаю. Она ж на тебе возит эту блестящую штуку. Значит, багаж. И еще ты сам вон какой здоровенный. Короче, двойная плата.
– Ну хорошо! – согласилась Сентябрь и отколола третий мерцающий красным рубин от скипетра. Теперь три камня сверкали у нее на ладони, как капли крови.
– Легко пришло, легко ушло. Без тебя я все равно не поеду.
– Залазьте, – прохрипел паромщик, шевеля мохнатыми, как гусеницы, бровями, и сгреб камни с ладони.
В один гигантский прыжок Виверн оказался на самой верхней палубе большого парома. Сентябрь шла к нему по трапу, а затем по винтовой лестнице с гордо поднятой головой. Возможно, все дело было в ванне Алкали, но Сентябрь чувствовала себя дерзкой и неустрашимой, и к тому же она сама заплатила за проезд, совсем как взрослая. Такая самоуверенность неизбежно ведет к ужасным последствиям, но Сентябрь не могла этого знать, тем более когда солнце светит так ярко, а река такая синяя. Давайте позволим ей насладиться этими новыми, необычными удовольствиями.
Что? Нет?
Ну и ладно, но я же пытаюсь быть великодушным рассказчиком и забочусь о моей девочке, насколько хватает сил. Не моя вина, что читателям всегда нужны приключения, и хотя бедствия встречаются и без приключений, приключений без бедствий, простите, не бывает.
На верхней палубе расставили голубые и золотистые шезлонги, на которых развалились, купаясь в лучах солнца, изнеженные синие женщины и большие бледные тролли. От-А-до-Л весело фыркал под скрип и треск парома, отчаливающего от пирса.
– Разве это не прекрасно, – вздохнул он, – что мы уже совсем рядом с Городом? С великим Городом, где каждый надеется прославиться!
Сентябрь не ответила. Она помрачнела, вспомнив, сколько раз она слышала от старших девочек в школьном туалете, что когда-нибудь они уедут в Лос-Анджелес, станут богатыми и красивыми, будут сниматься в кино и все выйдут замуж за киноактеров. А некоторые говорили, что потом бросят Калифорнию и поедут в Нью-Йорк, где тоже станут богатыми и красивыми, но не кинозвездами, а танцовщицами или моделями и выйдут замуж за знаменитых писателей. Сентябрь всегда сомневалась. Она не мечтала о больших городах. Они казались огромными и ужасными, к тому же в них было слишком много неженатых мужчин. Она надеялась, что Пандемониум совсем другой и что в Волшебной Стране не будет старших девочек, желающих стать звездами.
– Гляди в оба, малявка, – пробурчал паромщик, который поднялся наверх, чтобы занять свое место у шеста. Он даже не взял его в руки, хотя паром уже плавно скользил по воде, а просто прислонился к нему и хмуро смотрел на город вдали. – Мелкота, что любит помечтать, частенько падает за борт, оно тебе надо?
– Я умею плавать, – негромко возразила Сентябрь, вспоминая свое путешествие в океане.
– Может, и умеешь. Но только Барлибрум патрулируют глаштины, а они все равно плавают лучше.
Сентябрь хотела спросить, кто такие глаштины, но с губ сорвался другой вопрос:
– Вы – эльф, сэр?
Паромщик смерил ее испепеляющим взглядом.
– Ну, то есть, я подумала, что вы из них, но лучше спросить, правда? Я бы не хотела, чтобы меня принимали не за того, кто я есть! Но я не об этом, а вот о чем: если вы эльф, не могли бы вы объяснить мне, кто же такие эльфы и какое место занимают в иерархии существ Волшебной Страны? И почему я пока встретила только вас одного? – Сентябрь было приятно, что она ввернула такое словечко, как «иерархия», которое ей попалось в диктанте из трудных слов, и, кстати, это было не так уж и давно.
– Говоря по-научному, мы, эльфы, не больно-то отличаемся от вас, людей. Вы произошли от обезьяны. А мы произошли… об этом не принято говорить в приличном обществе, хотя в приличном обществе людей и не встретишь. Эльфы берут свое начало от лягушек. Ничего себе лягушечки, да? Конечно, быть лягушками не шибко весело, потому мы прошлись по кругу и стащили у каждого самое лучшее: у стрекоз крылья, у людей лица, у птиц сердца, у козлов и прочих антилоп – рога, у ифритов души, у коров хвосты – вот так вот мы и эволюционировали, за миллионы миллионов минут, в точности как вы.
– Я… мне кажется, эволюция не совсем так действует, – робко возразила Сентябрь.
– Да? А тебя случаем не Чарли Дарвин зовут?
– Нет, я просто…
– Выживает тот, кто быстрее успеет украсть необходимое, девочка!
– Я хочу сказать, что люди эволюционировали не так…
– А это уж ваша забота. На моей стороне факты, а на твоей одна дурацкая болтовня. Пусть каждый эволюционирует, как ему угодно, вот и весь мой сказ. А что до того, что нас мало, так твоих тут совсем нет, и нечего тебе совать нос в наши семейные дела.
Паромщик выудил из кармана трубку, сделанную из сердцевины кукурузного початка, и щелкнул пальцами. Из трубки пошел дымок, и запахло совсем как на кукурузном поле после дождя.
– А ежели желаешь эволюционировать, мой тебе совет: беги и спрячься в трюме.
– Что? Почему?
– Этого мне говорить нельзя. Все дело в том, что ты не знаешь, когда собирают десятину. – Паромщик внезапно подмигнул с веселой хитрецой, какой Сентябрь совсем не ожидала от эльфа. – Гляди-ка ты, – ухмыльнулся он. – Вот я и проговорился.
Сентябрь и впрямь захотелось убежать и спрятаться, но она не могла оставить своего алого чешуйчатокрылого друга. К тому же, несмотря на то что с иерархией получилось так удачно, про десятину она ничего не поняла. Так Сентябрь и стояла с открытым ртом, когда паром, вздымая брызги, вдруг замер посреди ревущей реки.
– Говорил же я тебе, но у тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает, – вздохнул паромщик и оставил свой шест, чтобы поприветствовать шестерых высоких мужчин, которые по-пиратски карабкались по канатам и запрыгивали на палубу.