Басни (с илл.)
Волк на псарне [36]
Волк ночью, думая залезть в овчарню,Попал на псарню.Поднялся вдруг весь псарный двор.Почуя серого так близко забияку,Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» —И вмиг ворота на запор;В минуту псарня стала адом.Бегут: иной с дубьем,Иной с ружьем.«Огня! – кричат. – Огня!» Пришли с огнем.Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом,Зубами щелкая и ощетиня шерсть,Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;Но, видя то, что тут не перед стадомИ что приходит наконецЕму расчесться за овец, —Пустился мой хитрецВ переговорыИ начал так: «Друзья, к чему весь этот шум?Я, ваш старинный сват и кум,Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры:Забудем прошлое, уставим общий лад!А я не только впредь не трону здешних стад,Но сам за них с другими грызться радИ волчьей клятвой утверждаю,Что я…» – «Послушай-ка, сосед, —Тут ловчий перервал в ответ, —Ты сер, а я, приятель, сед,И волчью вашу я давно натуру знаю;А потому обычай мой:С волками и?наче не делать мировой,Как снявши шкуру с них долой».И тут же выпустил на Волка гончих стаю.Бочка [37]
Приятель своего приятеля просил,Чтоб Бочкою его дни на три он ссудил.Услуга в дружбе – вещь святая!Вот если б дело шло о дeньгах, речь иная:Тут дружба в сторону, и можно б отказать, —А Бочки для чего не дать?Как возвратилася она, тогда опятьВозить в ней стали воду.И все бы хорошо, да худо только в том:Та Бочка для вина брана откупщиком,И настоялась так в два дни она вином,Что винный дух пошел от ней во всем:Квас, пиво ли сварят, ну даже и в съестном.Хозяин бился с ней близ году:То выпарит, то ей проветриться дает;Но чем ту Бочку ни нальет,А винный дух все вон нейдет,И с Бочкой наконец он принужден расстаться.Старайтесь не забыть, отцы, вы басни сей:Ученьем вредным с юных днейНам стоит раз лишь напитаться,А там во всех твоих поступках и делах,Каков ни будь ты на словах,А все им будешь отзываться.Ручей [38]
Пастух у Ручейка пел жалобно, в тоске,Свою беду и свой урон невозвратимый:Ягненок у него любимыйНедавно утонул в реке.Услыша пастуха, Ручей журчит сердито:«Река несытая! что, если б дно твоеТак было, как мое,Для всех и ясно, и открыто,И всякий видел бы на тинистом сем днеВсе жертвы, кои ты столь алчно поглотила?Я чай бы, со стыда ты землю сквозь прорылаИ в темных пропастях себя сокрыла.Мне кажется, когда бы мнеДала судьба обильные столь воды,Я, украшеньем став природы,Не сделал курице бы зла:Как осторожно бы вода моя теклаИ мимо хижинки, и каждого кусточка!Благословляли бы меня лишь берега,И я бы освежал долины и луга,Но с них бы не унес листочка.Ну, словом, делая путем моим добро,Не приключа нигде ни бед, ни горя,Вода моя до самого бы моряТак докатилася чиста, как серебро».Так говорил Ручей, так думал в самом деле.И что ж? Не минуло недели,Как туча ливная над ближнею горойРасселась:Богатством вод Ручей сравнялся вдруг с рекой;Но, ах! куда в Ручье смиренность делась?Ручей из берегов бьет мутною водой,Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы,Столетние валяет дубы,Лишь трески слышны вдалеке;И самый тот пастух, за коего рекеПенял недавно он таким кудрявым складом,Погиб со всем своим в нем стадом,А хижины его пропали и следы.Как много ручейков текут так смирно, гладкоИ так журчат для сердца сладко,Лишь только оттого, что мало в них воды!Лисица и сурок
«Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки?» —Лисицу спрашивал Сурок.«Ох, мой голубчик куманек!Терплю напраслину и выслана за взятки.Ты знаешь, я была в курятнике судьей,Утратила в делах здоровье и покой,В трудах куска недоедала,Ночей недосыпала:И я ж за то под гнев подпала;А все по клеветам. Ну, сам подумай ты:Кто ж будет в мире прав, коль слушать клеветы?Мне взятки брать? да разве я взбешуся!Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся,Чтоб этому была причастна я греху?Подумай, вспомни хорошенько».«Нет, кумушка; а видывал частенько,Что рыльце у тебя в пуху».Иной при месте так вздыхает,Как будто рубль последний доживает:И подлинно, весь город знает,Что у него ни за собой,Ни за женой, —А смотришь, помаленькуТо домик выстроит, то купит деревеньку.Теперь, как у него приход с расходом свесть,Хоть по суду и не докажешь,Но как не согрешишь, не скажешь,Что у него пушок на рыльце есть.
36
Басня написана между 23 сентября (день приезда Лористона, посланца Наполеона, с предложением о мире в Тарутинский лагерь) и 6 октября 1812 г. (Тарутинское сражение). Литературный источник установлен литературоведом С. А. Фомичевым: это перевод рассказа «Охотник и Волк» философа Синтипы, опубликованный в конце XVIII в. (переводчик Глеб Громов). Крылов собственной рукой переписал басню и отдал ее княгине Екатерине Ильиничне, жене Кутузова, которая отправила ее в своем письме мужу. Кутузов читал басню после сражения под Красным. Подчеркивая ум, мудрость Кутузова, Крылов опирался на общее мнение и рассказы современников. Кроме того, до баснописца доходили и собственные слова Кутузова о его способностях. Так, перед отъездом в армию один из родственников полководца спросил его: «Неужели вы, дядюшка, надеетесь разбить Наполеона?» Кутузов ответил: «Нет! А обмануть надеюсь». Почти теми же словами он выразился в Тарутинском лагере: «Разбить меня может Наполеон, а обмануть – никогда».
37
Речь в басне идет о мистических воззрениях, широко распространившихся после войны 1812 г. По мнению архиепископа Сан-Францисского Иоанна, Крылов заботился о нравственном охранении и духовном преображении человека.
38
Биограф и сослуживец Крылова М. Б. Лобанов писал: «Иван Андреевич по какой-то особенной причине преимущественно любил свою басню „Ручей“. Правда, изобретение ее обличает глубокого мудреца, а исполнение, плавность стиха, чистота языка – великого художника, и кажется, она создана более сердцем, нежели умом. Наблюдая человека и заглядывая в историю, автор видел, как трудно людям, при возрастающем их могуществе, удержаться в прежних своих границах любви и умеренности; что они, большею частию по какому-то неизъяснимому действию их страстей, не могут устоять ни в прежних своих правилах, ни в прежних своих добродетельных наклонностях. Наш автор излагает и оплакивает эту печальную истину…»