Бриллиантовое ожерелье

Всегда в чёрном…
– Послушай, а может, это тот самый человек, которого я видела на берегу? – спросила я друга, когда мы поднимались по улочкам к нашим домам. Шерлок не готов был согласиться с таким предположением. Я видела это по глазам. Кроме того, он не поверил ни единому слову из рассказа портье.
– Не знаю, но…
Я поняла по его смущению, что это не тот случай, когда нужно настаивать.
– Довольно поздно уже, – сказала я, когда мы подошли к моему дому. – Надеюсь, твоя мама не рассердится.
Я заметила, что Шерлок повёл меня такой дорогой, чтобы мы сначала пришли ко мне. Наверное, для того, чтобы не получилось, будто это я провожаю его, или чтобы я не попросила его проводить до моей калитки. Так или иначе, я была ему благодарна за это.
Он не сразу услышал мой вопрос. А когда до него дошло, ответил:
– Я приготовил всё перед уходом. Но не беспокойся. Когда мама играет в карты, то обычно задерживается.
Мы почти подошли к моему дому.
– Можно спросить тебя кое о чём? – обратилась я к Шерлоку.
Он сунул руки в карманы.
– Это ты взял её?
Мне не пришлось объяснять, что я имею в виду.
– Только для того, чтобы посмотреть, нет ли там каких-нибудь рукописных пометок, – ответил он.
– Почерк… – согласилась я и, тяжело вздохнув, направилась к дому.
– Запри как следует двери! – посоветовал Шерлок.
– То есть?
– Проверь, хорошо ли заперты, хотя это и должен делать дворецкий… Но самое главное – закрой окна.
И я заметила, что он осматривает освещённые окна второго этажа.
– Если не ошибаюсь… Люпен сказал, что твои окна вот эти… – и он указал на них.
Я удивилась:
– Да ну? Так и сказал?
Кто же из них говорил другу про моё окно?
Шерлок взглянул на меня. Глаза его блестели. Он хотел что-то ответить, но передумал.
– Спокойной ночи, – попрощался он.
– Увидимся завтра.
– Спокойной ночи, Шерлок!
Я посмотрела, как он исчез в темноте, и поспешила к своему дому с освещёнными окнами.
Должно быть, приехал папа.
 
Глава 11
Ночной разговор
– Ирэн!
– Папа!
Вот, наконец-то, и приехал мой знаменитый папа. Он ждал меня в прихожей с распростёртыми объятиями, и я бросилась к нему, тая от счастья.
– Но когда ты приехал?
– Только что, моя дорогая! Только что!
Папа высоко приподнял меня, как делал всегда, сколько помню себя, и не стал кружить только потому, что мама тотчас призвала его к порядку:
– Леопольд!
Так звали папу: как богемского князя. Из него и в самом деле получился бы прекрасный князь, хотя выглядел он не так уж импозантно: невысокого роста, довольно полный, хитрый взгляд, торчащие усы. Руки нежные и в то же время сильные, лицо всегда хорошо выбрито и пахнет одеколоном даже после самых долгих разъездов.
Я сразу поняла, что он очень устал и эта поездка стоила ему немало сил. Радовался встрече, но усталость была весьма заметна, хотя он и улыбался.
– Ну, как дела? Как отдыхаем?
– Ты уже знаешь, я думаю. Какой уж тут отдых – с покойником, – шепнула я.
– Знаю… знаю… – ответил он, гладя меня по голове. – В самом деле любопытная история, верно?
Мы были очень дружны с ним и так хорошо понимали друг друга, что просто удивительно.
Он едва приехал, а мне уже хотелось познакомить его с моими новыми друзьями и, пожалуй, даже сводить на виллу Эшкрофта.
Однако вместо этого мы отправились в столовую, где уже был накрыт стол, но хрусталь и серебряные приборы сильно затрудняли разговор.
Я с удивлением обнаружила, что у нас гость. Высокий, худощавый человек лет шестидесяти, с изысканными манерами, – доктор Моргёй.
Местный врач, которого мама приглашала иногда, и он рад был знакомству с папой.
Доктор Моргёй мало говорил в тот вечер, и это понятно. У моих родителей была своеобразная манера беседовать: говорила в основном мама, а папа ограничивался лишь короткими односложными, иногда двусложными репликами. А чаще всего просто кивал в знак согласия.
Время от времени он посматривал на меня, и я сразу же ловила его взгляд, потому что прекрасно знала: он посмотрит в тот момент, когда никто не заметит, что мы переглядываемся. И тогда папа строил мне рожицы или веселил ещё как-нибудь: таращил глаза, надувал губы, притворялся, будто сейчас уснёт. Он забавлял меня, и поэтому я любила этот вечерний час, когда за столом собирались все вместе. Хотя случалось это редко: папа много работал.
Как однажды объяснила мама доктору Моргёй, мой отец действительно был очень крупным немецким промышленником – занимался поездами и железными дорогами по поручению королевской семьи Баварии. Важная фигура, короче говоря. Он много разъезжал по делам и завидовал людям, которые могли спокойно жить в своих домах. А они, эти самые люди, видя, что он опять куда-то отправляется, завидовали его беспрестанным поездкам в неизменно роскошных вагонах и проживанию в лучших гостиницах.
– Прекрасный вечер, месье Адлер… – произнёс доктор в какой-то момент. – И благодарю вас, мадам, всё было великолепно…
Мистер Нельсон принялся убирать со стола, а взрослые перешли в гостиную выпить кофе, чай или напиток рубинового цвета, к которому – мне это хорошо объяснили – я не должна даже приближаться.
Я попрощалась со всеми тремя, начав с доктора и закончив папой.
– Хочешь, завтра прогуляемся к морю? – предложил он.
– А ты долго пробудешь с нами? – спросила я, не очень-то веря в такое счастье.
– Только несколько дней, моя дорогая! Только до понедельника.
И оттого, что папа был дома, я вдруг совершенно позабыла про всякие страхи, про того человека в синем плаще, про ужей, что прятались в траве, и про тех, кто, возможно, наблюдает за моим домом с улочек старого города.
Наверное, я допустила ошибку, потому что они, напротив, не забыли обо мне.
* * *
Я вдруг проснулась среди ночи.
И сразу же посмотрела на шкаф.
Створка приоткрыта, и мне показалось, оттуда доносится какой-то шёпот. Может, приснилось.
– Люпен? – задала я глупый вопрос. И не получила никакого ответа.
Бешено забилось сердце.
Прикрывшись подушкой, я осторожно подошла к окну, отодвинула штору и посмотрела наружу. Тёмное море пересекала серебристая бахрома, а небо было такое ясное, что можно было сосчитать все звёзды на нём.
На улице ни души. Никаких теней за глициниями. Вроде бы всё спокойно. Я с волнением открыла шкаф, но увидела в нём только свои платья, которые во мраке казались одинаково тёмными.
И всё же действительно слышался чей-то шёпот.
Это разговаривали папа с мамой.
Я выглянула в коридор. Глухо пробили часы, и показалось, будто звук идёт со стороны тёмного моря, которое я только что видела за окном. И разговор родителей доносился до меня отрывками, только когда кто-то слегка повышал голос.
Более отчётливо слышался медленный храп мистера Нельсона, ровный и успокаивающий.
Не знаю, почему, но в ту ночь я решила послушать, о чём говорят родители. Наверное, я настолько вошла в роль юного детектива, что считала своим долгом расследовать теперь всё и везде. А может, из любопытства, но скорее всего, оттого, что хотелось посидеть с папой в гостиной и поговорить с ним до глубокой ночи.
Так или иначе, я села на верхнюю ступеньку лестницы и приготовилась слушать, дополнив с помощью фантазии то, что не удастся расслышать.
Одно я поняла сразу: они говорили обо мне.
– Напугана… – услышала я мамин голос.
Сердце моё забилось сильнее.
– Чем напугана? Этим человеком, которого нашли на берегу, или…
– Нет, это не повод, – спокойно ответил папа. – Здесь ей будет спокойнее, чем где-либо.
– Возможно. Но ходят слухи…
– А ты не слушай. Доктор…
Дальше я не расслышала.
– Она никогда не узнает об этом, верно? – спросила вдруг мама.