Шпион на батарейках
Алешка его тоже заметил. Усмехнулся и сказал:
– Ежик в тумане. Вроде его нет. А на самом деле он есть. Все-таки, Дим, он мне нравится.
Я не стал спорить. У Алешки, хоть он еще и мал, особый вкус на людей. На плохих и хороших. Чем-то их чувствует и различает. И никогда не ошибается. А уж если ошибется (хороший оказался плохим), то такому человеку в Алешкиной жизни делать нечего...
Наш земляк жил совсем рядом с нашим домом, и он тоже (земляк, а не дом) показался мне знакомым. Будто я не только видал его раньше, но даже с ним разговаривал. Но, осмотревшись в его комнате, я сразу об этом забыл. Это была не комната, а что-то вроде радиомастерской или лаборатории. Всюду стояли на столах и подоконниках какие-то мудреные приборы, везде в беспорядке лежали всякие загадочные детали, а на телевизоре жужжал какой-то включенный аппарат. И горами громоздились не только на полках, а даже на полу технические книги и журналы. На всяких иностранных языках. Но больше всего меня поразила, даже немного напугала лежащая на полке человеческая рука небольшого, какого-то детского размера.
– Не бойтесь, – сказал Станислав Петрович. – Это протез. Моей конструкции. – И как-то грустно добавил: – Дело всей моей жизни.
И он нам кое-что рассказал о деле своей жизни. Когда-то Станислав Петрович навещал в детской больнице сынишку своего приятеля. И там его поразили детишки, лишенные рук и ног. Это так его потрясло, что он забросил все свои игрушечные затеи и посвятил всю свою жизнь созданию хороших детских протезов. И кое-что ему удалось.
– Вот смотрите, – сказал он, взяв в руки крохотный пульт, – только не пугайтесь.
Он направил пульт на искусственную руку, и она вдруг шевельнулась, а потом, как по волшебству, сжала пальцами лежавшую рядом авторучку. Мы просто остолбенели.
– Вы великий человек! – с искренним восхищением проговорил Алешка. – Вы великий волшебник!
Да, лучше не скажешь. Сколько несчастных беспомощных детишек он сделал счастливыми.
– Нисколько, – как бы в ответ на мои мысли печально сказал волшебник. – Я не завершил свою работу.
– Почему? – вырвалось у нас с Алешкой одновременно.
– По очень простой причине. Я лишился своей лаборатории и всех своих денег. Я ведь даже живу в чужой квартире.
Мы с Алешкой поняли, что дальше расспрашивать его не стоит. Тем более что он тряхнул головой и сказал Алешке:
– Ну, что там у тебя? Какие проблемы?
Алешка вытащил из рюкзачка свою подлодку вместе с ее проблемами. Станислав Петрович осмотрел ее и похвалил Алешку:
– Толково. Схему сам составил?
– Не, я ее содрал из журнала. Но она мне не нравится.
– Я понял, – Станислав Петрович кивнул. – Сигналы с пульта недостаточно сильные, да?
– Ага. Они только на десять сантиметров в воду уходят. На фиг мне такая ерунда.
– Действительно, на фиг. Ну-ка, давай порисуем.
При этих словах Алешка как-то странно взглянул на него.
– Схему порисуем, – уточнил Станислав Петрович. – Мне кажется, что вот здесь...
Все, дальше я бессилен. Пошли такие слова, которые для меня были недоступны. Всякие транзисторы, тиристоры, гетеродины. Резисторы постоянные, резисторы переменные, стабилитроны, дешифраторы... Даже не китайская грамота, а какая-то инопланетная. А вот Алешка среди этих терминов шнырял, как шустрая мышка. И когда он успел в этом разобраться? Больше всего меня поразило, что они разговаривали на равных. Спорили, соглашались, выхватывали друг у друга карандаш и тут же что-то исправляли на схеме.
– Вот смотри, – кипятился Станислав Петрович, – вот твой передатчик команд. Так?
– Ну так, – морщил лоб Алешка. – Дальше что?
– Какие команды? Перечисли набор.
– Повороты, погружение, задний ход, две скорости вперед, всплытие. Ну и что?
– А то! Для регенеративного каскада твоего приемника мощность такого усилителя явно мала. Давай немного изменим параметры.
– Давай!
– Вот здесь еще одно реле, и тогда коллектор транзистора...
Вы что-нибудь поняли? Вот и я – тоже. Но меня это не смущало. Что-то другие люди знают больше меня. Но что-то я знаю больше других людей. Но вот что?..
Потом Станислав Петрович встал и ушел в соседнюю комнату, не прикрыв за собой дверь. Мы, конечно, одним глазком туда глянули. И не зря. Там стояло на полу еще одно чудо – самый настоящий рыцарь в доспехах. Его доспехи сверкали, как консервные банки. В прорезях шлема, казалось, поблескивали злые глаза. А вот брюхо у него подгуляло – оно было распахнуто, как печная дверца. И у меня сразу к этому рыцарю пропал интерес. Я в одном доме уже такого видел, с дверцей. За которой стояли рядами бутылки с вином и виски. Бар такой домашний, в пустом брюхе рыцаря. Глупее не придумаешь. А Лешке он чем-то понравился. И он спросил Станислава Петровича, когда тот вернулся в комнату с деревянным ящичком в руках:
– А это кто? Из музея?
– Подарочек, – как-то неохотно ответил Станислав Петрович, захлопнул ногой дверь и открыл ящичек, порылся в нем как следует и отобрал для Алешки какие-то детали. Алешка был счастлив.
Не думайте, что я рассказываю об этом ради интереса. Дело в том, что эта крохотная подводная лодка очень скоро сыграла такую роль в наших приключениях, что... Впрочем, я увлекся – все по порядку.
Кстати, о порядке. На текущей неделе мы оставались по вечерам без телевизора. Потому что куда-то вдруг подевался пульт от него. Мама даже в помойное ведро заглянула, а потом смирилась:
– Это даже хорошо. Отдохнем немного от всяких «Аншлагов». Но куда же он делся?
Он никуда не делся. Алешка его использовал для управления подводной лодкой.
...Когда мы шли домой, я сказал Алешке:
– Симпатичный он, этот Станислав Петрович.
– Стасик, – сказал Алешка. – Ты что, не узнал его? Это же, Дим, художник с берегов Самородинки.
Я даже затормозил.
– Не заикайся, – сказал Алешка. – Я тоже его не сразу узнал. А когда увидел на подоконнике его бороду...
– Какую бороду?
– Бывшую, Дим. Он ее то приклеивает, то отклеивает. Вместе с усами.
– А зачем? – тупо спросил я.
Алешка хмыкнул.
– Чтоб его не узнали.
– Кто?
Алешка небрежно ответил, пожав плечами:
– Враги, наверное.
– Какие враги? Ты что?
– Разные, Дим. Например, из Зеленого дома на речке. У него, Дим, на подоконнике не только борода лежала.
– Усы еще, я знаю, ты говорил.
– Усы... Там, Дим, лежали еще всякие листочки.
– Ну и что? У нас дома что только не валяется на подоконниках. И цветы в горшочках, и листочки от цветочков.
Алешка снисходительно улыбнулся:
– Это не те листочки. У Стасика на листочках везде Зеленый дом нарисован. В профиль, Дим, анфас и даже сверху. Как ты думаешь, зачем?
– Я не думаю. Если думать обо всякой ерунде на листочках, то на что-нибудь важное времени не останется.
И тут Алешка прямо как древний философ изрек:
– Не всякая ерунда – ерунда. А что-нибудь важное, Дим, тоже ерундой бывает. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что Стасик этот дом со всех сторон обрисовывает, чтобы в него зачем-то забраться.
– А зачем? – Что я еще мог спросить?
– Чтобы что-нибудь там сделать.
С Алешкой, конечно, бывает по-всякому. И весело, и сердито. Но вот скучно с ним никогда не бывает.
– Эх, Дим, что-то нашего Ежика не видно в тумане.
– Да вон он, за сигаретным ларьком.
– Он хороший человек все-таки, Дим. Он нам еще пригодится.
Вечером мы всей семьей сидели в большой комнате и занимались своими делами. Мама смотрела телевизор (пульт еще не сбежал), папа дремал, спрятавшись за газетой, я читал, а Лешка ладил свою лодку. И тут произошло одно незначительное событие, которое стало началом событий очень значительных и серьезных. Даже опасных. Потому что мы с Алешкой оказались почему-то в самом центре этих событий...
Зазвонил телефон. Звонили папе. Он ушел разговаривать в свой кабинет. И вскоре вернулся, довольно недовольный. Мама спросила его взглядом. Папа ответил словами: