Полустанок
ПОРАЖЕНИЕ
Утро выдалось жаркое, знойное. Воздух был сухой, а в небе ни тучки, ни облачка.
Небо за последние дни заметно изменилось: из голубого оно превратилось в пепельно-серое, словно вылиняло от июньского солнца. В воздухе пахло гарью; где-то в Сибири горели леса. Днем солнце было огненно-рыжим, но утром и вечером казалось малиновым шаром.
Старики предсказывали засуху и поговаривали, что пол;ары дойдут к до нашей тайги. Мы с тревогой и любопытством ожидали этого часа.
Однако ночью подул теплый восточный ветер и разогнал наплывшую с запада дымку. С утра заголубело небо, обещая погожий день.
Костыль лесом, за огородами, повел нас на место предстоящего сражения. Через полчаса мы вышли на полянку под высоким обрывом. Впереди было шоссе, за ним железнодорожное полотно. Налево — пригорок, за который ныряло шоссе. По нему давно никто не ездил, и оно густо поросло полынью. В трех километрах отсюда несколько лет назад сгорел мост через Зон-Клюку, и теперь в город можно было проехать только через Жипки.
Отряды Вовки Рогузина и Генки Монахова наступали и оборонялись по очереди. Об этом договорились заранее, на кануне "сражения".
Место сражения выбирал тот, кто оборонялся. Эту площадку Костыль выбрал вчера, о чем через Захлебыша сообщил Генке.
— Сзади обрывистая гора, им не спрыгнуть,— рассуждал Костыль, устанавливая пулемет. Себе он взял обещанный мне новый, а мне отдал тот, который приволок Кунюша.— Спереди им не подлезть — вон какое место открытое. Два пулемета, девяносто гранат — да Генка сразу полетит отсюда вверх тормашками! Только пятками засверкает!
И вот начался «бой». Из-за пригорка на шоссе с диким криком вдруг выбежало пять пацанов, растягиваясь в цепь. Мы с Вовкой стали неистово крутить трещотки пулеметов. «Враг» залег и стал осторожно подползать, прячась в полыни.
— Эй ты, мамсик, ты убит наповал! — возмущенно закричал кому-то Костыль.— А ты ранен.
— И ничего я не ранен,— возразил откуда-то из полыни мальчишка. — ты меня даже не видел, ты и сейчас не знаешь где я.
И снова вся цепь, включая убитых и раненых, упрямо поползла вперед. Когда они подползли совсем близко, Костыль скомандовал бросать гранаты, которыми мы запаслись вдоволь.
— Что, съели!— ликуя заорал он, когда мальчишки, засевшие в полыни и засыпанные золой, стали чихать и плеваться.— Еще скажите спасибо, что мы к золе перцу не подмешали! Ну, теперь вы убиты? А может быть еще добавить по гранате на каждого?
«Вражеские солдаты» согласились с этим, вышли из игры и молча сели в сторонке, с завистью поглядывая на оставшихся в строю.
Теперь у Генки оставалось всего четыре воина, и песенка его была спета. Но не успел Костыль высказать эту мысль, как из за пригорка вынырнуло какое-то чудовище и покатилось прямо на нас. Из-под огромного фанерного ящика виднелись тележечные колеса и загорелые босые ноги.
— Броневик! — изумился Вовка и заорал благим матом: — Ну, чего же ты, стреляй!
Я бешено закрутил ручку трещотки.
— А броня из пулеметов не пробивается!— крикнули насмешливо из башни.— Сдавайтесь, а то засандалим из пушки.
— Сдавайтесь! — повторил кто-то сзади.— Ну, живо!
Мы растерянно оглянулись. Позади нас, довольно ухмыляясь, стояли два чумазых пацана с деревянными винтовками и передергивали сделанные из оконных шпингалетов затворы. За их спинами раскачивались ременные вожжи, привязанные к стоящей наверху сосне.
Костыль сморщился, сплюнул и сердито поднялся.
— Ладно, ваша взяла, сдаемся.— И, обернувшись, шепнул Кунюше: — Затырь гранаты, пока не увидели, живо!
Башня в «броневике» медленно открылась и из нее вылез веснушчатый кудрявый мальчишка. Его открытое лицо приветливо улыбалось, словно он собрался нас попотчевать чаем. Конопатый нос был смешно вздернут вверх, большие уши торчали наподобие лопухов. Удивительнее всего были его глаза: пронзительно-голубые, словно их несколько дней вымачивали в подсиненной воде.
— Это Генка,— подтолкнул меня локтем Захлебыш.— Я же говорил,— проглатывая слова, затараторил он,—что Генка никогда кулака никому не показывает, а они все равно нас всегда побеждают!
Генка Монахов ловко спрыгнул на землю и радостно закричал :
— А гранатами вы нас здорово, молодцы! Из чего вы их сделали, а?
— Так мы вам и рассказали, держи карман шире,— осклабился Вовка. И, чтобы замять разговор, завистливо сказал:
— Нам бы такой броневик, мы бы вам показали!
— А что, возьмите да сделайте,— простодушно предложил Генка.— Он простой совсем, на тележке. И фанеры немного надо, у Славки еще осталась. Броневик на броневик — вот интересно будет! Если хотите — заберите этот, мы себе новый сколотим. Спасибо Кунюше — если бы он не стянул пулемет, мы бы до броневика не додумались. Хотел он нам продать ваш, а мы турнули его за это. Тогда он и наш уволок.
Опасаясь возмездия, Кунюша незаметно отполз назад и тенью юркнул в кусты. Вовка сердито погрозил ему кулаком.
— Ну что, ребя? — обратился Генка к своим ребятам.— Побежали купаться, а? Куда лучше — на Трояновскую или Терехову купалку?
— На Игнатовку!— раздалось сразу несколько голосов.— Там сейчас с ручками и ножками.
— Ну давайте на Игнатовку, только наперегонки, кто кого, ладно?
Генкино войско, разом сорвавшись с места, весело гогоча, вприпрыжку понеслось к речке. Мы сидели жалкие и растерянные, с завистью глядя им вслед.
— Ну чего рты поразевали!— прикрикнул подавленный вконец Вовка-Костыль.— Речки, что ли, не видели? Пусть бегут, может, пристукнет молнией. Тоже мне — победители!..— И он смачно плюнул в ту сторону, куда убежали ребята.
ПРЫЖОК В БЕСПАМЯТСТВО
Вечером отец сказал:
— Бросили бы вы эти пустые игры да занялись настоящим делом. Хочешь, я поговорю с военруком пионерлагеря, чтобы он вас всех брал на стрельбище? А там, глядишь, и на «Ворошиловского стрелка» сдадите.
Я даже подпрыгнул от радости:
— Хотим, да еще как!
Пионерлагерь и санаторий были для поселковых ребят запретным местом, а значки ПВХО и «Ворошиловский стрелок» — пределом мечтаний.
— Тогда я сейчас же побегу к ребятам, ладно? Я быстро — одна нога тут, другая — там.
— Ну беги,— улыбнулся отец,— только недолго.
На перроне я наткнулся на Артамонова. Китель его был застегнут наглухо.
— Хочешь в стрелковом кружке заниматься, на значок сдать?— с ходу выпалил я.
— Не до этого мне сейчас,— задумчиво посмотрел на часы Артамонов.
— Не хочешь оттого, что живешь далеко, да?— попытался я растормошить его.—Так ведь все равно же каникулы!
— Мне капкан сейчас нужен,— ни к селу ни к городу брякнул Мишка-Который час.— Возле нашего дома здоровая рысь отирается. С теленка! Хочу ее шкуру наркому послать.
«Правда, ботало»,— подумал я и побежал к Вовке. Через пять минут я рассказывал ему о предложении отца.
— Здорово! — восхитился Вовка-Костыль.— Потому-то я тебя и взял помощником командира, что тогда еще об этом подумал. Только ты об этом никому, понял? Будем ходить с тобой вдвоем.
— Отец сказал, чтобы все,— заартачился я и от себя добавил: — Патронов, говорит, у нас на всех хватит, так что пусть не беспокоятся.
— Эх ты, да разве в патронах дело. Когда значок будет даже у Захлебыша, это неинтересно. А вот если только у нас с тобой — это да. У Генки был «ПВХО», да ладно, что потерял.
— Все равно я завтра всем передам, а Артамонову уже сказал,— упрямо повторил я.
Костыль поднял было сжатый кулак, но тут же его опустил.
— Как хочешь, я ведь это по дружбе.— И он недовольно сплюнул.
* * *Проснулся я, когда в окнах забрезжил сонный июньский рассвет. Где-то пробовали голоса ранние жаворонки, за огородом глухо шумела речка. Спать не хотелось. Вспомнилось вчерашнее сражение, Вовкина растерянность, радостное лицо Генки Монахова.