Лорс рисует афишу

— Вы вроде добрый и воспитанный парень, почему же обижаете Азу? Она ведь девушка и все-таки секретарь…
— Ах она еще и жалуется?! Обо мне она никогда ничего хорошего не скажет, это я знаю! Поглядели бы, какими тигриными глазами она на меня все время смотрит. Просто у этой девчонки на редкость скверный характер!
Полунина рассмеялась.
Она походила по залу, о чем-то раздумывая, и решительно сказала:
— Вы не могли бы мне немножечко помочь, Лорс? Только сразу, заранее, дайте слово. По-мужски.
Он очень любил помочь кому только можно. А этой маленькой, изящной женщине, с которой так легко разговаривать, он готов сделать все. Слово!
— Эдипа увольняют, — сообщила Полунина. — Но культработа в районе на моей совести. Вот и помогите мне. Беритесь-ка директорствовать!
  
Глава IV. С чего же начинать директору?
   
Хрустальный стакан
 
Вступил Лорс на пост директора без особых страхов: он же видел, что делает и умеет делать Эдип. Но потом сообразил, что не зря Эдипа снимают. Очевидно, во главе Дома культуры надо исполнять какие-то совершенно неведомые Лорсу дела.
Ну и что же, попробуем. В этом есть даже какой-то спортивный интерес. Будто планку для прыжков подняли сразу на два деления выше.
Что и говорить, такой ход размышлений новоиспеченного директора можно смело назвать безответственным, но при одном условии: если забыть его возраст. Один юморист писал о юношеской самоуверенности так: юноше кажется, что если на него наедет на полном ходу автомобиль, то в результате этой аварии пострадает только автомобиль. Лорс, правда, был далек от такой мысли: он твердо полагал, что автомобиль никогда в жизни на него не наедет…
Низвергнул Лорса с высоты полной уверенности в директорских возможностях к полному страху и унынию бухгалтер больницы. Он за полставки вел безалаберные дела Дома культуры и принес Лорсу на подпись банковские чеки.
Бухгалтер удивленно посмотрел лорсовский росчерк, сличил его с образцом и спросил:
— Вы вообще когда-нибудь расписывались?
— Только за свои получки, — ответил Лорс, испортив пятый чек.
Какие шикарные росписи доводилось ему видеть! Даже у простых смертных, не имевших директорского титула. Он же не умел расписаться два раза одинаково, чтобы было в точности похоже на банковский образец его подписи.
Покончив с чеком, он вдруг пришел в ужас: «Что должен делать директор — узнаю, а вот с чего он должен начинать?!» Ах, если бы здесь был Эдип. Он ведь много раз в жизни начинал. Но Эдип уехал куда-то «предлагать свои услуги тем, кто умеет ценить искусство». Прощаясь, он прослезился и сказал Лорсу: «Я вас вырастил! Кем вы сюда пришли — и кем стали!»
Если вы помните, Лорс уже извлек из жизни один урок: всегда и сразу — именно сразу! — предстать перед людьми таким, каков ты есть. Теперь имелась отличная возможность применить этот урок на деле — объявить не стесняясь: «Я не знаю, как директорствовать. Объясните!» Увы, Лорс этого не сделал, потому что извлечь урок — еще не значит уметь его реализовать.
Почитал Лорс брошюры о клубной работе. Это были отвлеченные советы. Полистал подшивку районной газеты. Там о клубной работе больше всего рассказывалось в статьях Я. Покутного. Его же имя мелькало и в отчетах о сессиях, совещаниях. Но конкретного Лорс почерпнул мало, потому что Яша в основном жаловался на повсеместную недооценку клубной работы, причем в одной и той же форме. «Вот тут все ораторы, — заявил с трибуны сессии тов. Я. Покутный, — горячо говорили об урожае (о надоях, о севе, о школах, об овечьем окоте — речь Яши зависела от повестки дня совещания). И хоть бы один — о культпросветработе. Она — фундамент всему, а мы говорим о ней только попутно. Только попутно!»
Лорс рассмеялся. Он только теперь понял, почему колхозники прозвали Яшу Покутного — Попутным.
Лорс пошел в зал напиться. Загремела цепь. Большая, черная, тяжелая железная кружка была прикована к бачку цепью. А бачок был прикован к плинтусу пола. Вокруг всегда стояла лужа.
Кружку приказал приковать Эдип, потому что ее без конца утаскивали в парк. «Ну, а бачок зачем прикован к полу?» — полюбопытствовал Лорс. «Последовательно. Ради кружки выносили на крыльцо и бачок. Смеетесь? Это уже пятая кружка! Но вот эту цепь уже не возьмешь. Только зубилом».
Петя посмотрел, с каким отвращением пьет Лорс из этой кружки, и принес из кладовой графин и хрустальный стакан. Поставил их на стол в кабинете и сказал Лорсу:
— Вот! Теперь ты будешь похож на директора. Такого стакана даже в кабинете начальника милиции нет. У него простой, граненый.
Лорс хотел быть таким же скромным, как начальник милиции. Перед танцами он отнес графин и стакан в прихожую клуба и поставил их там на хрупкий столик с резной ножкой, взятый из сценического реквизита.
Тетя Паша, которая пришла подметать перед танцами, занесла все это в кабинет со словами: «Какой-то умник такое имущество в прихожей позабыл».
— Верните на место, тетя Паша, — приказал Лорс.
Чуть позже столик с графином и стаканом внес в кабинет Петя:
— Какой-то псих выставил в прихожую!
— Отнеси на место.
— Стакан восемь рублей стоит! Ну, Лорс… Ну, Лорс… Плакали клубные денежки.
«Неужели унесут?» — забеспокоился Лорс. Когда начались танцы, он вышел на крыльцо и, затаившись в потемках, стал прислушиваться к тому, что делалось в прихожей.
— Гляди, гляди… Кто-нибудь исподтишка караулит! — переговаривались мужские голоса.
— Ой! Хрустальный! — взвизгнул девичий голос.
— Не толкайся, столик свалишь!
— А ну-ка пусти! Напиться можно из этого стакана? — растерянно спросил чей-то голос.
— Погоди, не трожь. Какой-нибудь аттракцион готовят. Для тебя, что ли, поставили?
Лорс вошел в прихожую. На глазах у замолчавших ребят небрежно ополоснул стакан над глиняной миской. Напился. Молча открыл дверь в зал и прошел мимо тети Паши, обрывавшей билетики.
…Вечера уже пошли теплые, танцующим было жарко. Но мало кто шел пить к бачку. Спешили к графину, в прихожую, чтобы выпить из хрустального стакана. Графин то и дело исчезал: охотников сбегать наполнить его у колонки свежей водой, от которой запотевало стекло, хватало.
В середине вечера к Лорсу забежал Петя. Он стискивал зубы, растягивая на могучей груди тесную куртку:
— Ну, Лорс… Ну, Лорс… Я тебе говорил!
— Унесли стакан?!
— Нет! В том-то и дело! — всхлипнул Петя. — У меня тоже нервы есть. Давай я уберу его, а? Постоял — и хватит. До чего хорошо на душе, я даже играть веселей стал. А украдут стакан — словно в душу мне плюнут. Я баян тогда расшибу!
«Господи, зачем я пошел в директора, за что я взялся! — приуныл Лорс. — Один у меня помощник — и тот паникер!»
— Петя, баян чуть-чуть дороже стакана. Он числится за мной. Я знаю, что ты его расшибить можешь. И все-таки я же доверил его тебе!
— Ага, ты меня со всей этой братией сравниваешь?
Лорс взорвался:
— Замолчи, чудак истеричный! Этой братии машины доверяют! Трактора! Коров!
Рванув дверь, Петя убежал.
Лорс хмуро смотрел со сцены в зал сквозь щелку в занавесе.
Веснушчатый, некрасивый, но обаятельный парень с добрейшей улыбчивой рожицей — колхозный сварщик и общий любимец Липочка — медленно и торжественно нес через пустую середину зала стакан с водой.
Сидевшие у стен вокруг зала наблюдали, куда это он. Вспыхнули грани хрусталя, когда Липочка проходил под самой яркой лампочкой. Закопченный зал показался на миг сказочным дворцом.
Липочка на виду у всех подошел к типографской Капе-частушечнице и с поклоном подал ей воду.
Она смущенно повела по сторонам своими лучезарными глазами, потом поднесла хрусталь к пухлым губам. Друг Липочки, молчаливый, тонколицый Юсуп, сидевший рядом с Капой, тотчас привстал. Так вейнахи [1] делают, когда пьют воду старшие. А Юсуп ради друга уважил девушку.