Лорс рисует афишу
— А я люблю, чтоб весомо, грубо, зримо, — измывался Лорс. — У меня такой сценический почерк.
Неудержимо хохотала вся репетиционная. Цвигун пожал плечами, заносчиво оглядел всех и ушел не прощаясь.
Лорс, переодевшись и смыв грим, выходил из опустевшего клуба предпоследним: Вадуд должен был прибрать костюмы, грим, реквизит, иначе тетя Паша утром растолкает все это при уборке так, что не найдешь.
— Я с вами! — заспешил было за Лорсом Вадуд, бросив все неприбранным.
— Договорились же, что ты останешься! — рявкнул Лорс и подумал: «Неужели Вадуд заметил, что я сунул в рукав футбольный насос? Решит, что я струсил».
…Насос-то он все-таки взял не зря!
Как только он сошел с крыльца и шагнул в темень парка, кусты зашевелились.
— Ты, оказывается, тоже ингуш? — двинулся наперерез парень, тускло сверкнув «молниями» куртки, и голос его был теперь трезвым. — Ну, посмотрим, как ты сумеешь ответить за свой удар!
К Лорсу шагнул, словно крадучись, и второй. Это был Дьяк.
Лорс быстро извлек насос из рукава и приготовил его как дубинку.
— А ты знаешь, завклуб, — процедил Дьяк, — что Муртаз — мой дружок? Придется кое-что выдать тебе за него.
«Неужели с ножами?» — успел только подумать Лорс и быстро обернулся, услышав за своей спиной вкрадчиво усмехнувшийся негромкий голос:
— А ты знаешь, Васька-Дьяк, что Лорс — мой дружок?
Мимо Лорса тотчас торпедой пролетело короткое тело Вадуда со стремительно вытянутой рукой. Дьяк, лязгнув челюстью, опрокинулся от удара кулаком и полетел с пригорка в кусты.
— Какой светильник разума угас! — покачал головой Лорс, потому что Дьяк был недвижим.
Парень в ковбойке — Муртаз — сплюнул и обернулся:
— Вставай, Дьяк, а то простудишься. Тут дело дешевое: кулачное! А мы в свой час поступим с ними по-вейнахски.
— Чем же ты нас хочешь испугать? — задорно рассмеялся Вадуд.
— Бить не будем. Самого большого для вейнахских мужчин позора вы оба дождетесь: штаны с обоих снимем! — Муртаз скрипнул зубами и добавил: — Я предупредил. Берегитесь, если сумеете. Без штанов по деревне заставлю обоих пробежаться! На глазах у всех людей!
Муртаз и Дьяк исчезли в кустах.
— Ты что, следил за мной? — спросил Лорс у Вадуда. — Кто тебя просил?
— Аза… — виновато сказал Вадуд. — Она заскочила, шепнула: «Одного его не выпускай». И побежала за милицией.
Но на этот раз обошлись без милиции.
На полном ходу, ослепив фарами, в ограду парка влетел грузовик с агитбригадой. На ступеньке машины стояла Аза. Не ожидая, пока машина затормозит, через борт кузова спрыгнули Петя и Володя. Они вместе с другими кружковцами кинулись искать Дьяка и Муртаза, но вернулись ни с чем.
— Ну, по домам? — крикнула Аза весело, а Лорсу сказала потихоньку: — Все-таки жалко, что эти подонки вам не дали как следует. Вы же чуть не сорвали спектакль. Думаете, никто не заметил?
— «Это невыносимо!» — ответил Лорс трагическим шепотом, пряча насос в рукав.
…На другой день после премьеры Тлин вызвал Лорса к себе в кабинет.
— Садитесь. Вам известно, кого вы вчера в зале избили?
Никто из кружковцев этого парня не знал. Однако Тлин уже имел папку с данными о Муртазе Салманове. Приезжий, работает слесарем-монтажником на стройке завода. Поселился в самом райцентре у дяди-колхозника.
— Возраст — двадцать два… Холост… — бормотал Тлин, листая бумаги. — Вот! Является способным специалистом монтажных работ. Был занесен на Доску почета стройки.
Тлин потеребил мочку уха и продолжал:
— К тому же вы чуть не сорвали спектакль. Премьеру! Плод долгих трудов целого коллектива!
— Спектакль чуть-чуть не сорвал Муртаз… — заикнулся было Лорс.
— И с каждым нарушителем вы думаете расправляться кулаками, вы, директор? Тем более в костюме акулы империализма бить рабочего?! Нет, вас просто словами не воспитаешь…
— Давайте… — обескураженно сказал Лорс, когда Тлин вытащил из стола бумагу со словами:
— Распишитесь в том, что вы ознакомлены с моим приказом.
Лорс расписался, преисполненный тщеславия: «Вот теперь я наконец настоящий директор. С выговором!»
Глупая птица дятел
Понедельник был клубным выходным днем. Лорс сидел в кабинете и читал. Он знал, что все равно к вечеру здесь у него начнется столпотворение: многим нравились как раз вечера клубного безделья, когда ни танцев, ни концерта, ни репетиций и можно говорить обо всем и ни о чем.
Есть книжки, которые для Лорса, всегда любившего оставаться с книгой наедине, приятно теперь читать именно среди такого шума и говора. Сегодняшняя книга была не из таких. Поэтому Лорс с досадой прислушался к длинному телефонному звонку.
Это звонила из города Эля. Он впервые слышал ее голос по телефону.
Она звонила, чтобы спасать Лорса! Только для этого!
— Я из дому, мне могут помешать, давай скорее о деле, — с непривычной для Лорса горячностью быстро говорила она. — Мой отец познакомился с редактором. Тебя обещают взять в газету! Понимаешь? В газету! Не отмахивайся от протекции, Лорс! Напечатаешься раз, два — и в тебе проснется твоя любовь к журналистике. Пиши тогда себе на здоровье хоть о своих любимых клубах! — Она не скрывала, что в тот раз приезжала ради этого. — Но нам не дали поговорить, и потом… ты так пылко говорил тогда о высокой клубной миссии, что было бы трудно в тот вечер тебя склонить. Сам ведь не верил во все это, а убеждал. Будто бы себя в чем-то пытался убедить! Я тогда и не решилась…
— Но что изменилось теперь?
— А твоя драка на премьере?!
— Кто же тебе рассказал?
— Не мне, а маме. По телефону дядя Жорж.
«И какое аптекарю дело до меня?» — злился Лорс, слушая Элю.
Словно бы угадав, о чем думает в эту минуту Лорс, Эля продолжала:
— Твоя беда, что ты не любишь смотреть в зеркало! Даже мальчишке не прощают, если у него на лице написано: «Вы — ничтожество». А Жорж не слепой.
Эля помолчала и сказала таким голосом, какого Лорс у нее никогда не слышал:
— Самое главное-то ведь не в этом. Жорж искренне хочет помочь моей маме…
Это было как признание в любви к Лорсу. Мать спасает Элю от этой любви!
Сейчас бы Эле следовало посмотреть в зеркало, которое у них висит возле телефона, — ее лицо не было, наверное, бесстрастным и неподвижным, как всегда. Эта холодная, жестокая мысль всплыла у Лорса на волне нежности и жалости к Эле. Почему ей так безразличны его заботы, если она действительно любит? Он же ей обо всем писал! Она должна чувствовать даже то, что сказано в его неотправленных письмах. Глупо ли, умно ли, но он чему-то радуется в этой своей теперешней жизни, чем-то огорчается, о чем-то размышляет, ищет себя. Но для нее все заслонено уверенностью в собственной правоте.
— Алло, алло! Ты что замолчал? Что ты делаешь?
— Читаю.
— О чем?
— На этой странице — о дятле.
— О птичках почитываешь… — вздохнула Эля.
— О людях! Дятел — странная, глупая птица. Чтобы заглянуть в охотничий домик, он долбит окошко. — И Лорс дробно постучал ногтем по трубке. — Пусть тут же, рядом, дырочка, продолбленная другой птицей, — дятел непременно хочет заглянуть через свое окошко! И у людей так бывает…
— Отцу не до меня, а мать растила меня… умной птицей. Ну что ж, долби свое окошко, Лорс! Опять у нас не получилось разговора… И никогда не получится!
— Заканчивайте, заканчивайте, — заторопила телефонистка.
— Обещай мне хотя бы одно, — успела сказать Эля, — обещай по-прежнему писать. О чем хочешь!
Он хотел сказать: «Зачем?», но почувствовал в голосе Эли слезы и поспешно крикнул в трубку:
— Хорошо! Буду писать!
Глава VII. Друзья и недруги
Новый друг — Али
Ни Муртаз, ни Васька-Дьяк не показывались больше возле Дома культуры. Однако Лорс хорошо помнил вековое горское правило мести: «Не торопись и не забывай». Если приходилось идти домой из клуба поздно ночью, он прихватывал с собой тонкий чугунный печной колосник, завернутый в бумагу.