Светунец
— Долго сидит на дне. Штук двадцать достанет! — сказал Шурик. От великого любопытства он и дрожать перестал.
— Так и достанет, жди, — ревниво возражал брату Лёня. Он славился выносливым ныряльщиком. Не хотел, чтобы даже взрослый мужчина оказался лучше его.
Володе лестно, что отец долго был на дне Жура, и страшновато: а вдруг он не вынырнет совсем. Тогда как ребята вытянут из глубины такого большого!
Отец шёл ко дну с открытыми глазами, как ныривал в детстве. Появилось дно в камешках; шевелились лохмы водорослей, сновали рыбки. Навстречу бегу воды торчали острые носы ракушек, подёрнутые мхом. Прижимаясь ко дну, отец плавал, словно забыв, зачем нырнул. Сумрачно, и тишина глухая. Загадочно и жутко. Кончился кислород в лёгких, отец выдернул из песка две перламутицы и толкнул ногами дно. Смотрел вверх — над головой солнце. Оно раскалывалось вдребезги и вновь сливалось в радужный круг. Отец шумно вынырнул и бросил в лодку ракушки.
— Всего две!.. — не понравилось Шурику. — Учитесь у меня доставать, дядя Аким. — Поддёрнув трусики, жилистый, настырный Шурик плюхнулся в реку.
Ныряли мальчуганы один за другим. В лодку посыпали перламутицы. Их озорству поддался и отец Володи.
— Ко мне приплыла здоровенная каракатица! — пугал приятелей Шурик.
— Где она? Я на неё верхом сяду! — вызывался отец.
— Ребя, а ко мне сомина заедается, — дурачась, захныкал один мальчуган.
— Ну-ка показывай его! — Мальчишки лягушатами бултыхнулись на дно.
Володя сразу понял: Лёня среди ловцов — за главного. Когда ловцы затеяли спор, кому нырять, а кому остаться на лодке, Лёня, не выслушивая правых и виноватых, одному разрешил нырнуть, а двоим велел подождать. Ловцы насупились, однако не возражали.
Сам он без всплеска вонзался в речку. Долго плавал в глубине и появлялся далеко от лодки. Лёне подавали шест. Он, держась одной рукой за борт, другой вытаскивал из-под резинки плавок перламутицы, вокруг тела торчащие гранатами, и бросал в лодку. Он доставал больше всех перламутиц и находил их там, куда другие ребята не могли донырнуть.
— Хватит купаться, водохлёбы, — сказал отец. — Двинем на ваш табор чай пить. — Он гнал моторку к берегу веслом.
Ловцы, вытянув камень-якорь, плыли на плоскодонке.
Володя с отцом заглянули в зелёную палатку. В палатке было жарко, по углам ныли красные комары. Постель из козлятинок да фуфаек.
На обгоревшем тагане висели два ведра. В них сваренные ракушки разинули створки. Рядом валялся рюкзак, миски с ложками, рыбьи кости. А в тени тальников уже готовая продукция — стопы вымытых створок.
— Давай и мы нырять за ракушками, — сказал Володя отцу. — Здесь я и плавать научусь…
— Оставайтесь, — Володю услышал Лёня. — Тут мы сами хозяева. — Дома — то не тронь, туда не ходи, чуть стемнело — марш в избу. А тут хоть до утра костёр жги.
У берега груда живых перламутиц. Несколько штук уползло на глубину. Шурик доставал их. Перламутицы прятали слюнявые языки да брызгались.
Ребята разожгли костёр, повесили над ним котелок с водой. Потом, вывалив из вёдер створки, мыли травяными вехотками.
Володя тоже нарвал осоки и давай шоркать внутри перламутицы. Она засинела речкой, отливала зарёй. Мальчуган приложил перламутицу к уху. Она шумела тальниками, посвистывала крыльями летящей утки.
Шурик сказал Володе:
— В ракушках бывает жемчуг. Найдёшь — озолотишься! — и захихикал. — Потешный случай был с его жемчужиной, — продолжал Шурик, косясь на Лёню. И начал рассказывать городским.
Иногда нехотя помогал ему и сам герой рассказа — Лёня.
А случай и на самом деле вышел забавный.
Много лет жила перламутица на дне реки, хранила жемчужину под языком. Лёня нырнул и достал эту перламутицу. Она задохнулась на воздухе и выронила в лодку жемчужину — большую, как круглая пуля.
Не раз ребята находили жемчуга с дробину, с картечину. Разбивали. Им надо было знать, что внутри. Внутри бывали простые камешки. Ловцы знали: настоящий жемчуг тот, внутри которого нет камня. А жемчужину Лёни ребята не решались разбить, — любовались ею в тени, на ярком солнце. Она горела углем, и ловцы уверяли друг друга, что жгла руки, или тускнела белым льдом, и тогда жемчужина казалась студёной.
Лёня завернул находку в тряпицу и привёз домой. Взрослые приходили к нему. Одни предлагали в город ехать с жемчужиной да обменять на крупные деньги, другие отговаривали менять: жемчужина, дескать, святая — и без денег принесёт мальчугану счастье. Мать Лёни — хозяйственная — спрятала было жемчужину в сумку с документами. Но отец — охотник и пчеловод — вернул сыну:
— Раз к Лёньке пришла, должна с ним и ходить.
Лёня долго носил в кармане жемчужину. От неё пользы никакой не было. Ну, переливалась радужными огнями, вызывая смутную тревогу в душе, ну, редкость — только и всего.
Побежал Лёня в сберегательную кассу, там девушки склонились над жемчужиной, зарделись, точно от ласковых слов, а на деньги не обменяли. Он — к бухгалтеру колхоза. Старичок с чёрными нарукавниками, катая по столу жемчужину, мечтательно улыбался, молодел лицом, однако не дал рублей.
Тогда Лёня решил подарить жемчуг вьетнамским ребятам. В те дни пионеры собирали посылку.
Вожатая засомневалась в достоинстве жемчужины. К тому же некогда вьетнамцам обменивать её на полезные предметы. Им надо такие вещи дарить, чтобы можно было сразу пустить в дело.
Про Лёнину находку узнала Скупердяиха. Так прозвали скупую старушку в селе. Явилась к мальчугану и давай рядиться.
— Ты ей отдал? — не выдержал отец Володи.
— Нет, — ответил Лёня. — Жемчужину курица проглотила.
— Да как же?
— Я уронил, а курицы налетели кучей малой. Я и не заметил, какая склюнула.
— Не хотел жемчуг попасть к Скупердяихе и упал на землю, — размышлял Володя.
Мальчуганы бросали «мясо» — внутренности ракушек — в реку. Вокруг него белыми искрами вспыхивали чебаки. Чебаки теребили мясо, пока наконец самый нахальный не утаскивал в глубину.
— Щуки да сомы на ракушкино мясо клюют? — спросил Володя у Шурика.
— Иди за мной, я тебе покажу здоровенную щуку. — Шурик подался к вислым кустам чернотала. — Чебака поймали на мясо, а на чебака — щуку. К пасти не лезь, а то как цапнет. Знаешь какие зубы!
Володя присмотрелся к зелёной воде под ветками и нашёл рыбину длиной с метр. Тоже зелёная, вдоль спины чёрные родинки. Щука не убегала, кося глазами в сторону ребят, словно кошка. От запястья хвоста до талины — капроновый шнур.
— За морду привязывали, так откусила верёвку, — шептал Шурик. — С утра до обеда где-то бегала, а потом есть захотела — и поймалась на мою закидушку. Посмотрел бы ты, как она меня водила, до шейки в речку затаскивала.
Мальчуган обманывал Володю. Не он поймал щуку, а Лёня. Но как же не сочинить о таком геройстве перед Володей. Лицо Шурика серьёзное, смуглое, в светлых глазах плавали дробинки зрачков.
Чай пили ловцы ракушек, кому как удобно было — и сидя и лёжа. Пили из алюминиевых мисок, в которых насохли рыбьи кости, гречневая крупа. Пили со свистом, причмокиванием, грызли куски сахара. Володе тоже захотелось попробовать из миски: стеснялся розовой хлорвиниловой кружечки. Достал из рюкзака миску. Она отличалась от мисок ребят, как лебедь от вороны. Вот задымить бы да не мыть с неделю, тогда и чай пить из неё куда приятнее было бы.
Вечером дюралевая лодка пошла дальше.
Прямое русло реки с быстрым течением упёрлось в зелёную сопочку.
«А куда же плыть нам?.. — Володя встал на ноги, глядел вперёд. — Неужели из-под сопки выходит Жур?»
Отец правил лодкой и не замечал тревоги сына. У него свои думы.
Но вот между сопочкой и крутояром прорезалась светлая канавка. Она ширилась, удлинялась, сопочка медленно отворяла реку. А впереди, на долгом склоне высокой сопки, показался сначала один домик с белой крышей, потом второй, третий… Лодка мчалась, размётывая брызги, — ширилась река, разрасталось село.