Зойка и Пакетик

- Пить наши гости будут?
- Еще как. Ты что, не знаешь, как чиновники любят на халяву тяпнуть?
- Зоя, ну и выражения у тебя. И потом - ты-то откуда знаешь?
- А то я маминых гостей ни разу не видела! В общем так: делаем закуски всякие и разные и печем торт, если до него, конечно, дойдет.
Они надевают фартуки, и на кухне кипит работа. Руки у обоих ловкие, быстрые, и вообще сама подготовка к праздничному столу - это их праздник. Они почти не разговаривают, но почему-то именно в эти минуты Зойка испытывает к отцу необъяснимую нежность.
Однажды она спросила:
- Пап, вот когда я была совсем маленькой, ну, там всего шесть, восемь месяцев, скажи, ты варил мне манную кашу? Вот именно ты, а не мама, да? И кормил из ложечки, правда?
- Да, теряется папа. - Да, кажется, именно так и было. А что? Ты ведь не можешь этого помнить?
Зойка смотрит на него и качает головой:
- Помню…
В семь часов они сидят за накрытым столом. Белоснежная скатерть,
хрустальные рюмочки, вилочки-ножички. Еда пока на кухне, но все готово, разложено, только внести торжественно и все дела.
В половине восьмого Зойка не выдерживает, хватается за телефон.
- У нас комиссия по делам несовершеннолетних, - шепотом говорит в трубку мама. - Я совсем забыла вас предупредить. Так что и гостей не будет. Разве кто из комиссии…
Зойка перебарывает раздражение:
- Хорошо, мама. Мы вас ждем вместе с комиссией. Приходите обязательно.
В девять наконец, приходят, усталые, взбудораженные. Мама растрогана до слез, лезет в сумочку за платочком. Золя усмехается - у мамы в сумочке не бывает носового платка. Все что угодно - кипы бумаг, протоколов, записных книжек… Поворошив бумаги, мама подносит пустую ладонь к глазам, тыльной стороной ладони промокает ресницы.
Зойка рассаживает гостей.
- Прошу вас! Мы так старались!
Гостей немного. Заведующий районо Михаил Иванович, инспектор
райисполкома по делам несовершеннолетних Светлана Александровна и молодой мужчина в милицейской форме с погонами капитана. Он почему-то больше всех смущается:
- Так неожиданно… Товарищ Варнеева, можно сказать, скомандовала: “Все ко мне…”
- Спасибо ,что уважили… - Зоя подносит одно блюдо за другим, почти не поднимая темных густых ресниц.
Пепельные волосы разделены на прямой пробор, заплетены в одну косу. Платьице синее, в белый горошек, с отложным воротничком. Затем садится чуть поодаль, не влезая во взрослые разговоры.
Дальше идет как по писаному. Все восхищаются салатами, спрашивают рецепт. Зоя терпеливо объясняет. Гости переходят к чаю. Папа сидит как король. Глаза его, такие же серые, как у Зойки, с тем же ободком темных ресниц, распахнуты тепло и приветливо. Волосы, тоже пепельные, волнятся над высоким лбом, на затылке вьются колечками. Зоя однажды слышала, как смачно сказала в магазине продавщица вслед отцу: “Хорош мужик!”. Во время чая он уже два раза выходил на кухню, как догадывается Зойка, еще принять коньячка. В третий раз с ним вышел капитан, а затем и заврайоно, за столом явно не допили.
Светлана Александровна ела печенье, торты с удовольствием, хоть и жеманничала. А когда откинулась на кресло, вытирая салфеткой пальцы в шоколадном креме, изрекла:
- Да, Екатерина Васильевна! С таким тылом можно отдавать себя работе.
Вот с этой ее фразы и перешел разговор в деловое русло.
Зойка думала о своем, лишь изредка безразлично ловила фразы:
- Семьдесят семей неблагополучных. Почти все - неполные… В пяти случаях пьет мать… А подростки сейчас все по подвалам. И пьют там, и вообще черт знает чем занимаются. Да, время, конечно, тяжелое, переходное так сказать. Но разве нам было легче?
И лишь когда разговор зашел о бараке, чуть насторожилась. Отец тоже спросил:
- Что за барак?
Спросил, лишь бы поддержать разговор, но Светлана Александровна пояснила:
- Там когда-то учителя жили. Всех давно переселили, а строение все не снесут. Теперь там настоящий рассадник…
“На кого она похожа? - соображала Зойка. - Ага, конечно, на Лию Ахеджакову, когда та играет восторженных дурочек”.
- Ну, а что молодежь сама думает о своих проблемах? - спросил заврайоно. Голова у него лысая, но крупной, хорошей лепки, глаза почти не видны под нависшими веками, выражение их не поймешь. Зойка понимает, что из всех здесь сидящих он самый умный, и что ее, Зойку, он тоже видит и понимает как-то иначе, чем все.
- Я вот думаю, как Светлана Александровна на Лию Ахеджакову похожа.
Светлана Александровна поперхнулась, поджала тонкие губы. Не хочется ей быть похожей на Ахеджакову. Понятно, артистка не из красавиц.
- Нет-нет, - быстро говорит Зойка, - я ошиблась. На Татьяну Доронину, точно! - Добавила: - Когда была молодой, конечно.
Капитан рассмеялся, но тут же спохватился, смутился, деланно закашлялся. Усмешка едва заметно тронула губы заврайоно, а взгляд еще больше спрятался, ушел вглубь.
Папа взялся за гитару:
- Бросьте вы все о работе. Не надоело?
Запел Окуджаву:
- “Давайте говорить друг другу комплименты…”
Хорошо поет папа. Но уж очень под Окуджаву, даже интонации те же. Зойка однажды сказала ему, он обиделся: “Но ведь это его песни!” - “Но ведь поешь их ты!” - возразила она.
Вот так и посидели, потом разошлись. Мама сидела разомлевшая и это выражение тепла и умиротворенности не шло к резким ее, всегда скованным внутренним напряжением, привыкшим к озабоченности чертам лица. Папа был просто счастлив: его так много хвалили, так восторгались тортами, игрой на гитаре, песнями. Зойка почувствовала, как знакомая волна то ли злой отваги, то ли отчаянной тоски вновь поднимается в ней, теснит грудь.
- Папа, - спрашивает она, - будем убирать со стола?.. - Поднимает чуть побелевшее лицо, ждет, когда отец посмотрит на нее, и договаривает: - Или ты еще повезешь прогуливать свою суку?
- Зоя! - кричит мама. - Что за выражение! Как тебе не стыдно!
Зоя поворачивает к ней удивленное лицо:
- Ты что, мама? Вполне литературное слово. Помнишь, у Тургенева…
- Причем тут Тургенев! Я просто не понимаю, почему пятнадцатилетняя девочка должна пользоваться таким выражением да еще в отношении своей домашней собаки, у которой в конце концов, есть имя.
Зоя вздыхает:
- Да, действительно… Я как-то не подумала… Прости, мамочка.
Папа молча собирает чашки со стола. Альфа прислушивается к разговору, склонив набок тяжелую голову. Приятной прогулки сегодня не будет, это она поняла. А все остальное уже не ее, собачьи, сложности.
  *
Первый урок - литература. Анна Сергеевна, собирая тетради с сочинением, чуть задержалась возле Зои:
- Варнеева, после уроков зайдите в учительскую.
Зоя пожала плечами: “Пожалуйста!” Сочинение о лишнем человеке Онегине она написала, к уроку - жизнь и творчество Гоголя - была готова. Что нужно Унылой поре? А здорово ее Зойка окрестила сразу после того, как услышала из ее уст пушкинское: “Унылая пора! Очей очарованье…”
Было действительно что-то унылое во всем ее блеклом облике, в некрасивой и немодной одежде, в старческой не по годам походке, но самым унылым и печальным на небольшом, узком личике казался длинный нос. А вот глаза василькового, невылинявшего цвета, как в насмешку, просто прекрасны.
Были моменты, когда Зойке казалось, что она любит эту женщину, что та почему-то близка ей. Но она тут же начинала яростно противиться этому чувству. Анну Сергеевну любили в классе все, в уж этого-то себе Зойка позволить не могла - быть как все. Она вошла в учительскую с независимым видом и, по своей привычке глядя прямо в глаза, доложила:
- Я вас слушаю…
Васильковые глаза учительницы, напротив, словно стеснялись чего-то, смотрели то вниз, то в сторону.
- Идем, Зоя, проводи меня, посидим по дороге в скверике, там и поговорим.
Устроившись на скамейке, она долго молчала. Тяжелую сумку с тетрадями пристроила рядом, облокотилась на нее, вытянув ноги, обутые в подростковые дешевые туфли.