Самая младшая

– Полина! Ну вы посмотрите, опять над тарелкой заснула! Нет, это ненормально, в стену вот так смотреть, будто там ей мультики включили!
Бабушка опять поворачивается к раковине. Не видит, как Полина втягивает в себя воздух. А остальные видят.
– Если в стенах… – Стаська откусывает половину бутерброда. И дальше мычит: – Если в стенах видишь руки…
Полина этот стишок знает, он дурацкий. Иногда ее так дразнят в школе. Но Стаська сейчас не Полину обзывает, а немножко бабушку. Та сердится. Но кричит не на Стаса:
– Бес, уйди! Такой наглый стал, ничем не отгонишь, ни тапкой, ни веником. Я трость Толину взяла, так этот паршивец ее чуть не сгрыз!
– Антонина Петровна, минуточку! Я сейчас его перевоспитаю!
Папа выходит из-за стола, подхватывает Беса на руки. Передние лапы ему складывает так, будто это сам Бес умоляет, чтобы его простили. Сам Бес только скулит, но папе этого достаточно:
– Видите, Антонина Петровна, он раскаялся, – и папа стал говорить тонким, кукольным голосом: – Простите меня, я буду хорошей собакой, послушной собакой…
– Блохастой собакой! – подсказывает Стаська.
– Я стану интеллигентной таксой из приличной семьи, честное собачье слово!.. Черт!
Это Бес извернулся и все-таки папу за палец тяпнул. Бабушка больше не ругается:
– Слава, сильно он? Покажи палец.
Папа только отмахивается:
– Ерунда. Бес отвык, что с ним так можно.
Это правда: никто, кроме папы, не может Беса так тискать – он не разрешает. Наверное, потому, что Бес раньше был только папиной собакой. Он тогда был совсем щенком. А теперь Бесу одиннадцать лет, а Полине восемь. Но о грустном не надо пока. Бес еще очень сильный. И он больше не сидит под раковиной, а цапает Стаську за штанину, подвывает. Потому что Стас себе снова бутерброд сделал, из колбасы и овсяного печенья. С точки зрения Полины, получилась какая-то гадость жуткая. А Стаське нравится. И Бесу нравится, иначе бы он не выпрашивал.
– Уйди, я сам голодный… Ладно, Бесятина, уговорил, я тебе шкурку дам! – обещает Стас.
А бабушка Тоня допивает свой кофе и говорит таким тоном, будто она самая настоящая Королева Кирпичной страны:
– Бейлис Мейсон Честрефильд, вы прощены! Ступайте вон!
Бес не понимает, что Бейлис Мейсон Честрефильд – это он сам, просто по собачьему паспорту. Зато он догадался, что бабушка больше не сердится, и стал хвостом молотить. Хвост скобкой изогнулся – как будто Бес им улыбается.
 
Очень секретное письмо
Их дача старше, чем мама, но младше, чем баба Тоня. Здесь мама жила, когда была маленькой. И Нелька, и Стаська. И даже Стаськина настоящая мама. А Полины тогда не было. Совсем. Про «совсем» хорошо думается, если стоять у окна и смотреть вниз, на огород. Там Бес между грядками носится, ловит Стаськин «апорт». В смысле старую резиновую тапку ловит. А еще там папа и дед сидят на качелях-гамаке. Они курят и разговаривают: дед Толя руками размахивает, а папа кивает. Скоро папа вспомнит, что дед Толя не видит его кивков, и начнет вслух говорить «Ага» или «Ну конечно». А пока папа просто трясет головой. Бес проносится между их ногами, выскакивает по ту сторону гамака и лает. А бабушка складывает новые опавшие яблочки в большую клетчатую сумку.
Вот это самое странное: когда Полина стоит на втором этаже, то она всех видит, а ее – никто. Как будто она еще не родилась или вдруг уже умерла. Ее будто бы нет, а все заняты, и ничего особенного не происходит. От этого не обидно, а немножко страшно.
– Ба! Дед Толь! Ку-ку!
– Это она откуда? – Дедушка крутит шеей. Будто, если он повернет голову куда надо, то сможет увидеть.
– Это Полинка в окно кричит! – отвечает папа и отбирает у дедушки Толи окурок, гасит его в кофейной жестянке с водой.
– Это Полинке делать больше нечего… – ругается бабушка. – Полина, ты все собрала?
– Ни-че-го! – радуется Полина. Если про нее говорят, пусть и сердито, – значит, она есть.
– Стасик! – командует баба Тоня: – Хватит собак гонять, иди сюда, я тут заковырялась!
– Уже… – как всегда, обещает Стас. Но взаправду подходит.
Все-таки хорошо, когда есть старший брат. Он сильнее, значит, и пользы от него больше, и яблоки он лучше собирает. А Полина будет дальше собирать свои вещи в Москву.
Если бы ей разрешили, она бы забрала с дачи многое. Например, настольную игру «Белая ворона», потому что такие не продают. Но бабушка станет ругаться: «Опять ты мусор с собой таскаешь». А мама скажет, что квартира не резиновая. Так что крупное хотеть нельзя, все равно не разрешат. Можно только книжку. Или журнал старинный из маминого детства: «Мурзилку», «Костер», «Пионер». Они сложены в стопки, пробиты дыроколом, перевязаны лохматыми капроновыми веревками. Такое называется «подшивка». В конце этой подшивки страницы не до конца открываются, приходится их обеими руками держать. Но, если рассказ интересный, это не обидно. Обидно, когда ребусы и кроссворды все разгаданы.
– Слава, открывай багажник! Толя, переодевайся, я тебе все на кровать положила. Стас, ну чего ты гнилушки-то собираешь?
Сейчас бабушка вспомнит про Полину.
– Бес! – кричит баба Тоня: – Опять морда в грязи, вы посмотрите только на эту чуму… Слава, ты сумку синюю отнес? Полина!
Она передумала брать в Москву журналы. Надо же что-то оставить даче. Они сегодня уедут, а дача одна останется. Для нее все дни будут одинаковые, целых восемь месяцев, до майских праздников. И никакого Нового года. Бедная дача.
Полина гладит подоконник, а потом стену – над своей кроватью, в том месте, где еще не начался ковер. Сам ковер пыльный, жесткий, и там унылые рогульки нарисованы. А бахрома у него нежная, скользкая. Ее перебирать – как гладить игрушечную собаку. Вот, кстати, странно: если Полина с игрушками разговаривает – то это нормально, а если с ковром, то ее опять «блаженной» станут обзывать.
Потом Полина открывает специальную секретную тетрадку, которую ей Нелька подарила.
Тут обложка с замочком и ключиком. Ключик, конечно, потерялся, и замочек пришлось отломать, но петли остались, их можно перевязывать ленточкой.
На одной стороне обложки нарисована феечка и написано «Мои секреты», а на другой всякие бабочки, цветы и радуга отпечатаны. А в середине тетрадки есть специальный конверт. Там нарисован дракончик, есть надписи «Тайная переписка» и «Не вскрывать до…». Полина уже запечатывала конверт, а потом надрезала сбоку. Ничего тайного в нем больше хранить нельзя, там теперь лежат парные наклейки от одной старой игры.
Но тетрадка совсем не из-за названия секретная. А из-за «анкет», это такие страницы с вопросами. Их там штук двадцать – чтобы хватило на всех девочек в классе.
Но, во-первых, Нелька подарила эту тетрадку летом, на даче. Тут одноклассниц нет. Даже Ленки Песочниковой. Во-вторых, у них всего одиннадцать девочек. В-третьих, есть противные, как Огнева, которым вообще ничего давать не хочется. А в-главных, Полина сама все заполнила. Ну, не все странички, а пять с половиной. Разными ручками и разными почерками. В одном месте даже печатными буквами.
Получилось, что как будто анкету заполняло сразу несколько людей. Точнее, четверо людей и одна инопланетянка. Принцесса Альмадувра Педрос с планеты, название которой Полина никак не могла придумать. Эта принцесса сбежала из замка и стала бродячей танцовщицей, и у нее был шелковый шатер и такая специальная сумка на колесиках, как та, с которой бабушка ходит в супермаркет. Там хранился реквизит и корона.
Хорошая придумалась принцесса, жалко, что Полина про нее анкету не дописала. Тогда ее ужинать позвали, а потом они в лото играли, дедушка из мешка бочонки таскал на ощупь, а Полина свои карточки заполняла и дедушкины. Выиграла баба Тоня, но все равно было хорошо. Так что сказку про принцессу Альмадувру Полина так и не додумала до конца. А теперь некогда.
Буквы получаются кривые, а слова не всегда правильные.
«Дорогая дача мы с тебя уезжаем. Ты не грусти мы вернемся следущим летом! 28 августа 14 часа 43 минут 52 секунд. Полина»