Гоголь-моголь

  
Опасение
 
 
 
Опасаюсь я и ночи, и теней,
 
И всего, что дня немножечко темней!
 
Тролли робких караулят ведь впотьмах!
 
Раздается с темных улиц: «Ох!» и «Ах!».
 
Хоронятся и таятся по углам,
 
Поджидают, выбегают. Раз и «Ам!»
 
Опасаюсь даже собственную тень —
 
От нее я убегаю целый день.
 
К печке, трещущей поленьями, к свече…
 
Хоть давно стал привиденьем…
 
…вообще.
 
 
  
Блины
 
 
 
Как-то жарились блины
 
Преогромнейшей длины.
 
Был длиною каждый блин
 
Много, много, много длин.
 
Шириною в шесть ширин,
 
С пряным запахом в аршин,
 
Теплотой размером в кус,
 
Да имели толстый вкус,
 
Пара белого — три клуба,
 
Пылу-жару — по два куба,
 
Спелый цвет — размером с локоть,
 
Чтобы вкусно было слопать!
 
 
  
Грязный тролль
 
 
 
До чего ж с мытьем, порою,
 
Не везло малютке троллю!
 
Он обегал все леса,
 
Но не мог омыть лица!
 
Только тролль заглянет в лужу —
 
В луже мина — черта хуже:
 
Не украсишь, как ни крась —
 
Глазки в точку, кочкой грязь.
 
Сразу тролль от лужи — прыг,
 
Машет ручками и — в крик.
 
И с сердечком со стучащим
 
Скачет вновь в лесную чащу.
 
Вдруг лицом об липу — хрясь!
 
Грязь с лица и обтряслась.
 
Так лицом об деревца
 
Он бы бился без конца.
 
Только все же лучше в лужу —
 
Лужи мягче для лица!
 
 
  
Обознался
 
 
 
Маленький тролль через рощу бежал,
 
Пучил глазенки и тяжко дышал —
 
Чудища троллю казались везде:
 
В небе, в деревьях, в земле и в воде!
 
Где-нибудь скрыться скорее б от них!
 
Норку увидел, нырнул и затих.
 
Чудище пасть, отзевавшись, закрыло.
 
Село.
 
Икнуло.
 
Но что это было?
 
 
  
Портрет
 
 
 
У меня большие-пребольшие уши,
 
У меня огромный-преогромный нос.
 
Нет на свете глазок, как мои иль уже,
 
Нет на свете реже, чем мои, волос.
 
У меня коленки смотрят не в ту сторону,
 
Да и глазки тоже, судя по всему.
 
У меня головок с пальчиками поровну…
 
Я такой красавец —
 
страшно самому!
 
 
  
Микроба
 
 
 
Вот не моют руков мухи
 
И болят у мухов брюхи
 
Потому что к ним в утробы
 
Забираются микробы.
 
Ведь микроба тоже, детка,
 
Руки с мылой моет редко!
 
 
  
Преступление
 
 
 
В ночной беззвездной копоти
 
Пролез Петров в окно,
 
Порвав коварно по пути
 
Рубашку о стекло.
 
Мелькнули темные штаны
 
На светлом кирпиче,
 
Блеснула в отблеске луны
 
Лопата на плече.
 
За страшной маскою цветной —
 
Из галстука отца —
 
Никто не видел ни одной
 
Из мрачных черт лица.
 
Злодей, крадясь вдоль мрачных стен,
 
Коварно мял газон,
 
Когда унес соседей в плен
 
Полночный сладкий сон.
 
В неровном свете фонаря
 
Вдруг выступил забор.
 
Калитка хлопнула. Скрипя,
 
Откинулся запор.
 
Метнувшись хищною змеей,
 
Злодей к кустам приник.
 
И в яме
 
Темной и сырой
 
Зарыл
 
Петров
 
Дневник!
 
 
  
Гений
 
 
 
Много Пушкин подарил
 
Нам стихотворений.
 
Как ватрушки он творил
 
Множество творений.
 
В пламенном порыве
 
Этот умный дядя
 
Сочинял красиво,
 
Но вперед не глядя.
 
Ведь смутило б гения,
 
Если б знал заранее:
 
Что одним — творения,
 
То другим — задания!
 
 
  
Сколько?
 
 
 
В нашем мире почтальонов —
 
Сто пятнадцать миллионов.
 
В нашем мире хоккеистов —
 
Двести восемь тысяч триста.
 
В нашем мире президентов —
 
Ноль, ноль, ноль одна процента.
 
Ну а сколько в мире рыжих?
 
Почему нас не сочли же?
 
Обошли кого едва ли,
 
Только нас не посчитали.
 
Даже тут, я вижу, мы
 
Оказались рыжими.
 
 
  
Мечта
 
 
 
Мне трещать бы — как сорока,
 
Бегать — словно слон,
 
Грохотать бы — без умолку,
 
Как пустой бидон.
 
И плясать бы — как корова —
 
И — как лось — скакать.
 
Вот тогда уж я Петрова
 
Смог бы показать.
 
 
  
Не плачьте
 
 
 
Не плачьте, слезливые!
 
Есть ведь угроза,
 
Что смоют вас ливнями ваши же слезы:
 
Смоет ресницы сперва на глазах,
 
После лицо — за слезою слеза,
 
Потом, постепенно, шею и руки,
 
Оба колена и — полностью — брюки,
 
Пятки немытые, пальцы, сапожки,
 
Даже следы от сапог на дорожке…
 
Пока за рыданьем от вас, наконец-то,
 
Одно лишь останется мокрое место!