Компасу надо верить

Я наклонился над красной лужей.
— Настя, пахнет железом, — убежденно сказал я, — И красный цвет от железа.
Алешка еще долго рассказывал о планах развития карьера. Знакомил с рабочими, показывал машины. Я старался все время быть около Насти.
 
26 октября
 
Достал книгу «Курская магнитная аномалия». Читал на двух уроках. Чуть не засылался.
 
Пляску магнитной стрелки под Курском первым заметил ученый-астроном академик Иноходцев. Я сосчитал. Вышло сто семьдесят один год тому назад!
 
Нашу Курскую аномалию изучала особая комиссия. Ленин послал Губкина, Карпинского и Шмидта. Одних академиков!
 
Могу удивить Алешку. Специально записал. «В первый год девятнадцатого века во всем мире было выплавлено 800 тысяч тонн чугуна. А в первом году двадцатого века — 41 миллион 200 тысяч тонн». А что будет в первом году двадцать первого века?
 
Вот бы высчитать!
 
27 октября
 
Новость потрясающая! Передали сообщение ТАСС. С борта нашей межпланетной станции сфотографировали невидимую часть Луны. Фотографирование Луны продолжалось сорок минут.
 
Самое большое кратерное море назвали морем Москвы.
 
28 октября
 
У Зайца затеяли ремонт. Будут оклеивать новыми обоями комнаты. Смотрел, как играла футбольная команда Баскета. Колька Силантьев здорово бьет и правой и левой. При мне забил два мяча!
 
30 октября
 
Заяц принес «Правду». Там напечатано письмо красноармейца Виноградова. Нашли в старой гильзе. Мы читали в классе письмо по очереди. Заяц отдал газету мне. Письмо приклеил в дневник. Пусть будет всегда со мной.
 
«Нас было двенадцать, посланных на Минское шоссе преградить путь противнику, особенно танкам. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я, Александр. Но враги все лезут. И вот еще пал один — Володя из Москвы. Но танки все лезут. Уже на дороге горят девятнадцать машин. Но нас двое. Но мы будем стоять, пока хватит духа, но не пропустим до подхода своих.
 
И вот я один остался, раненный в голову и руку. И танки прибавили счет. Уже двадцать три машины. Возможно, я умру. Но, может, кто-нибудь найдет мою когда-нибудь записку и вспомнит героев. Я из Фрунзе, русский. Родителей нет. До свидания, дорогие друзья.
 
Ваш Александр Виноградов.
 
22 февраля 1942 г.».
 
  
ГЛАВА 12 
 
Мне надо многое понять
 
Дома никого не было. Я спокойно расположился за столом со своим дневником. В соседних домах зажгли свет, и от окон протянулись разноцветные дорожки — розовые, голубые, оранжевые.
В сумерки я не люблю зажигать лампу. Хорошо сидеть в темноте. О чем только не передумаешь! Можно представить себя капитаном подводной лодки или летчиком-истребителем. Конечно, лучше всего быть летчиком-истребителем, как дядя Макарий.
Стоило мне перевернуть стул, и круглая ножка превращалась в штурвал самолета, а будильник — в компас. Как на приборной доске, в темноте холодным фосфорическим светом сияли стрелки и цифры.
Отдал ручку от себя, и самолет перешел в пикирование. Нажал гашетку, и застреляли пушки.
«Тра-та-та-а! Тра-та-та-а!»
Из головы не выходило письмо красноармейца Виноградова. Я бы тоже храбро сражался и не пропустил фашистские танки! Сколько Виноградову было лет? Девятнадцать или двадцать? Если девятнадцать, то он был на шесть лет старше меня.
Возбужденный сделанным открытием, я заходил по комнате. Через шесть лет я — призывник.
Случайно я оказался перед этажеркой с книгами. Достал дядин альбом с фронтовыми фотографиями. На каждой странице снимки летчиков. Стоят перекрещенные ремнями парашютов. Держат планшеты. В шлемах и летных фуражках. Сняты группами и по одному. Под фотографиями скупые цифры: «1941», «1942», «1943».
Дядя Макарий мог бы много рассказать о каждом летчике, о своих боевых друзьях. Я внимательно разглядывал пожелтевшие фотографии, стараясь представить судьбу каждого из них. Где они сейчас? Все ли живы?
Не знаю, почему меня вдруг потянуло к дядиному томику Ленина. Никогда я не пробовал его читать и раскрыл с любопытством.
Красный томик у меня в руках.
Сначала я пытался открыть какой-то скрытый смысл в подчеркнутых словах и читал только их. Потом стал внимательно вчитываться в короткие телеграммы. Незаметно перелистал несколько страниц.
 
«ТЕЛЕФОНОГРАММА МОСКОВСКОМУ СОВДЕПУ
 
Передать всем волостным, деревенским и уездным Совдепам Московской губернии.
 
Разбитые банды восставших против Советской власти левых эсеров разбегаются по окрестностям. Убегают вожди всей этой авантюры.
 
Принять все меры к поимке и задержанию дерзнувших восстать против Советской власти…
 
Председатель Совнаркома Ленин».
 
Телеграмм много. Я листал страничку за страничкой, внимательно вчитывался в короткие строчки. Мною овладела тревога и беспокойство за молодую страну.
 
«ТЕЛЕГРАММА ГЛАВКОМУ И РЕВВОЕНСОВЕТУ ЗАПФРОНТА
 
Серпухов Главкому
 
Ревсовет Запфронта
 
С потерей Вильно Антанта еще больше обнаглела. Необходимо развить максимальную быстроту для возвращения в кратчайший срок Вильно, чтобы не дать возможности белым подтянуть силы и закрепиться…
 
Предсовобороны Ленин».
 
 
«ТЕЛЕГРАММА РЕВВОЕНСОВЕТУ ЮЖФРОНТА
 
Козлов
 
Реввоенсовет Южфронта
 
Принимаете ли все меры по поддержке Царицына? Оттуда просят 15 000 пехоты и 4 000 конницы. Удержать Царицын необходимо. Сообщите, что сделано и делается. Ленин».
 
Страна воевала с Антантой, Колчаком, Деникиным, подавляла эсеровские и кулацкие восстания. Владимир Ильич Ленин руководил фронтами, боролся с контрреволюцией.
Книга дяди Макария была сильно потрепана. Углы переплета поломаны. Страницы порваны. Меня это удивило. Остальные книги Ленина были на полке одна к одной — новенькие. Почему так?
С работы пришла мама. Сумка раздулась от продуктов, она еле несла ее. Увидев у меня в руках томик Ленина, сказала:
— Эта книга с Макарием всю войну прошла. Он бережет ее.
Я осторожно поставил красный томик Ленина на место.
В последнее время мы с дядей виделись редко и мало говорили о делах. После работы в карьере он занимался на курсах экскаваторщиков. Руки у дяди огрубели. Куртка комбинезона и брюки — в масляных пятнах. Кирзовые сапоги всегда в грязи и глине.
В те редкие дни, когда дядя рано приходил домой, я старался за ним поухаживать. Сливал ему на руки горячую воду, подавал полотенце.
В конце месяца дядя Макарий пришел выпивши, чего раньше с ним никогда не бывало. Покачиваясь, подошел к столу и выложил деньги.
— Юра, зови мать! Варвара, получай зарплату!
В комнату торопливо вошла мама, на ходу вытирая мокрые руки о фартук. Она прислонилась к косяку и внимательным, долгим взглядом посмотрела на дядю. Не удержалась и заплакала.
— Ты чего, Варвара? Ну-ну, перестань! — дядя Макарий вытащил две бумажки по пять рублей и протянул мне.
Мама улыбнулась сквозь слезы.
— Мне бы только радоваться за тебя… за твою первую получку, а я плачу… Это от радости!
— Варя, парню ботинки купишь! Юра, я мог тебе дать деньги и раньше, из своей пенсии, но получай с зарплаты рабочего! Это особые деньги. Тяжелые и крепкие. И день сегодня особенный, — дядя Макарий задумчиво потянул за мочку уха. — Пенсия не радость. Работать надо не за хлеб, а ради самого себя. Чтобы было чем жить, чем голову и руки занять! — Он положил тяжелые руки на стол. — Юра, согрей-ка чайку!