Кукла Даша
А выбирать надо было что-то одно, причем противоположное другому. И что же могло навеять такую грусть? Где-то там, в своих мечтаниях, живет такой легкий и стремящийся за спокойным, полным нежности миром ее одноклассник Сережа, а здесь в этой странной и мрачной комнате с ней рядом Стас, погруженный в непонятную ей музыку, которая под безжалостными ликами демонов медленно превращается в слуховую галлюцинацию. Даше все больше и больше нравилось бывать с братом в доме Стаса, куда ближе к вечеру приходили парни и девушки. Сначала ей казалось, что эти люди с равнодушными лицами не одобряют ее присутствие, но тем интереснее было находится рядом с ними.
Родители стали замечать перемену в их обыденной жизни, и все же старались доверять сыну, доверием этим успокаивая свое родительское беспокойство. После школы Даша сразу же заглядывала на обед в кафетерий к Стасу, который наливал ей апельсинового сока, и они говорили спонтанно, не принуждая себя к обсуждению проблем. Стас хитрил и изучал безупречную наивность Даши, как если бы стал разглядывать узоры на хрустале. Она же не чувствовала себя «глупенькой девочкой», напротив, ей теперь не хотелось играть и прятаться, и любая ситуация, будь то чей-то взгляд или слово, представала перед ней, как воплощение крайней сложности и даже угрозы. Даша боялась говорить об этом с кем-либо и часто плакала по утрам, вспоминая ночные кошмары и дневное равнодушие Сергея.
Так, сонной бабочкой, пролетала она всю оставшуюся осень, лишь изредка радуясь по-настоящему, когда вдург получалось сочинить какое-нибудь стихотворение.
Как-то разбирая по просьбе мамы старые вещи в комоде, Даша обнаружила красивую тетрадь в толстом переплете. Чистые листы, уже пожелтевшие, но не потерявшие ту соблазнительность, которая чувствуется всегда, когда открываешь новую тетрадь, привлекали ее. Она перелистала их с каким-то удовольствием и ожиданием, и интуиция ее не подвела. Во внутреннюю сторону ажурной кожаной обложки была вставлена старая фотография с изображением молодого мужчины с широкими и хмурыми бровями; он смотрел прямо, и во взгляде таилась то ирония, то тоска, но сложно было определить, что же именно. Кто этот мужчина, мама не сказала, Даша выяснила лишь то, что сама тетрадь принадлежала одной бабушкиной подруге, которая была актрисой цирка и в далекой молодости совершала смертельные трюки под самым куполом.
Перебирая забытые сокровища, девочка нашла целую стопку старинных открыток с поздравлениями и датами начала века. Почему она не знала раньше, что на свете могут быть такие вещи? Бусы, брошки, кольца, браслеты и, наконец, серьги, гроздьями лежащие на самом дне деревянной резной шкатулки. Все это так зачаровывало, и мысль о том, что когда-то эти украшения приносили людям радость, а теперь вот смешат своей старомодностью, вызвала в Даше чувство грусти вперемешку с жалостью.
В комнате вскоре произошла перестановка, после которой она превратилась непросто в музей, но в настоящий музейный экспонат. Даша выпросила у мамы этот комод взамен на раскладное кресло. В него она складывала самые важные предметы: зашифрованные записки и адреса новых друзей. Когда-то блиставший пятерками дневник, а нынче ставший сереньким, как тополиный пух, для которого ветер недостаточно силен, чтобы поднять его выше самого дерева, благополучно пылясь лежал под комодом. А на поверхности было интересней: белое кружево салфетки и длинная восковая свеча на бронзовом подсвечнике дополнялись шкатулкой бабушки и металлическим демоном, несущим на своей спине красавицу (подарок Стаса). В самом дальнем ящике она прятала главную свою находку – старую, но в тоже время совсем не использованную тетрадь той странной подруги бабушки.
Тетрадь с обложкой из коричневой кожи, на которой была выделана простая незамысловатая аппликация, стала для Даши что-то вроде привилегированным банком информации. Но на самом деле, Даша мало писала о происходивших событиях, она никогда не понимала девчонок, заводивших дневники для того, чтобы бездумно записывать в них свои тайны. Даша всегда знала: все тайное становится явным.
И теперь водя указательным пальцем по цветам на обложке ( в центре они были вырезаны, а к уголкам приклеены, словно их разбросал ветер), она думала о том, что, возможно, Светлане Петровне, маме Сережи, понравятся те фотографии и открытки, которые она отыскала среди, казалось бы, ненужного хлама. Тем более вчера на уроке, сидя на предпоследней парте, Даша подслушала разговор Тани и Сережи. Он приглашал ее зайти в антикварный магазин, в котором работала Светлана Петровна.
Но все планы Даши постепенно теряли былую продуманность, и она иногда забывалась, начиная думать о Стасе. Потом внезапно понимала, что постоянно ошибается во всем, хотя ошибалась она только в себе.
И однажды после очередной тщательно законсперированной прогулки с Костей в направлении к дому Майка (так брат называл Стаса при отце с матерью, которые даже не подозревали обмана) Даша, вернувшаяся раньше брата, зашла в свою комнату, прыгнула в кровать и тихо заплакала, потом, вытерев слезы с бархатистых щек, достала свою сокровищницу и записала в ней все-все, что некому было рассказать, кроме, как самой себе.
"3 НОЯБРЯ.
Вот он – мой дневник. Чушь какая-то. Почему все не так, как я хочу? Неужели я слишком многого прошу?
Я нравлюсь Стасу, он мне как брат. Сегодня он поцеловал меня и сказал, что всегда будет оберегать меня. Глупо. Лучше бы сам поберегся. Ладно, хочу спать."
На утро Даша перечитала первую страницу своего дневника и снова спрятала его в недоступное для чужих глаз место. Обычные утренние походы в кухню сегодня были заменены продолжением сна. Она проспала дольше, чем когда-либо. Когда-то, совсем не давно, Даша ненавидела тратить время на сон, а теперь сны для нее становились лучшим событием.
Так половину выходного дня она провела в своей комнате, в которую изредка заглядывала Марина Васильевна, чтобы нежно поцеловать дочь и заботливой рукой провести по ее пушистым волосам, разметавшимся на подушке.
* * *Приближался день, когда всему классу будет необходимо присутствовать на вечере поэзии и воодушевленно мучить свою память, рассказывая стихотворения. Нина Кирилловна напоминала об этом каждый урок, причем казалось, что она сама ждала от этого дня с каким-то преподавательским трепетом, будто должно было произойти нечто такое, что заставило бы окунуться ее учеников в незабываемую стихию литературы.
Даша выучила «И скучно, и грустно...» и отрывок из «Демона». Она не сразу полюбила Лермонтова. Печорин был ей не понятен, оттого она думала, что этот герой всего лишь избалованный гордец, к тому же слишком ветреный, чтобы любить по-настоящему... Примерно так Даша описала его в своем сочинении, которое называлось цитатой-репликой героя: «Я глупо создан...». Но теперь Даша с упоением читала стихи Лермонтова, забыв о разбросанных бусинках, из которых должна была получиться разноцветная фенечка, обещанная Кристинке.
Каждый день она находила что-то новое то в размышлениях о Печорине, то читая «Странного человека». И во всем этом было нестерпимое желание доказать, что она может быть лучше той неземной Тани. Ведь перед Дашей, которая стала из доброй и послушной дочери превращаться в равнодушную красавицу, были распахнуты все окна, и Сережа даже представить не сможет, как сонная бабочка полетит прямо на огонь.