Тринкет

— Почему же он бросил свою красивую невесту? — возмущенно спросила Брэнда.
— Почему бросил… Вот попробуй тут, объясни — почему… Брошенная невеста тоже терзала всех и себя этим вопросом. На самом деле обе девушки были красивыми, но разве дело только во внешности?
— Обе… Доброе утро, Оби!
Все посмотрели на заговорившего попугая.
— Милая птичка, люблю тебя, — ласково продолжил он, потом изобразил скрип двери, щелчки открываемых оконных шпингалет, звук льющейся в таз воды, скрип половых досок под босыми ногами, стук нескольких пар каблуков и легкий смех. Это было похоже на магнитофонную запись погожего утра, когда девушка приводит себя в порядок, и горничные ей прислуживают.
— Замолчи наконец, Оби! — приказала смущенная Азалия попугаю.
— Ах, ваше величество… — жако наклонил голову, нервно раскачался из стороны в сторону. — Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, — заворчал он по-старушечьи, почистил лапкой клюв, растопырил крылья и вдруг изо всех сил заорал: — Обманщик!
— Ему на самом деле семьдесят лет? — спросил мальчик.
Бабушка утвердительно кивнула.
— И все эти годы он у тебя живет?
Она пожевала сухими губами и строго спросила:
— Вы будете сказку слушать или нет?
— Конечно, будем…
— Ну так вот… отвергнутая красавица оставила придворную жизнь и скрылась неизвестно куда. Про неё скоро забыли. Но ей не давала покоя обида, что ее бросили ради какой-то кухарки! И она замыслила месть. Послала королю один подарок, такую славненькую тринкет-шкатулку с забавным человечком наверху. А внутри было письмо с проклятием. Бывшая невеста прокляла не только короля, но и всё его королевство. Вот такие бывают обиды — неизгладимые!
— Ну и глупая она была! — вырвалось у Брэнды.
Бабушка Азалия задумчиво посмотрела на внучку:
— Почему?
— Да потому что злая! Я такой ни за что бы стать не хотела!
— Я бы тоже, — поддержал сестру Джордж. — Король небось и не подозревал, что его ждёт? И прочитал письмо? И самозаколдовался?
— Ну да, — почему-то снова смутилась бабушка. — Подарок ему очень понравился. Он теперь все дни проводил с занятной вещью. Игрушечный человечек по его приказу спрыгивал с креслица, дёргал под музыку ножками и ручками, маршировал и приговаривал: «Шаг назад, три вперёд, шаг назад, три вперед. Что-то ещё будет?», — и садился обратно на крышку.
Со временем танец усложнился, человечек стал безо всяких приказов слезать со шкатулки, расхаживать по комнате, командовать и даже покрикивать на короля. Тот не обижался: игрушка стала смыслом его жизни, заставив позабыть и государственные дела, и семью! В этом и состояла суть проклятия. И поэтому, когда его молодая жена умерла от горя, он не сильно переживал.
— А первая невеста? Обрадовалась?
— Наоборот, испугалась. Поняла, что совершила неразумный поступок, — бабушка горько вздохнула. — Отправила посылкой зло человеку, которого любила… Потом она догадалась, что оно способно вернуться к ней самой. Ведь она была его хозяйкой с тех пор, как заплатила за него золотом какому-то проходимцу в подворотне. И, самое страшное, оно могло навредить не только ей, но и ее будущим детям, внукам. Чтобы остановить проклятье, она бежала в одну далекую страну…. Но колдовство-то уже свершилось.
Едва эти слова были произнесены, как из камина насмешливо каркнули. Девочка заткнула уши и спрятала своё лицо в бабушкины колени. Но та её успокоила:
— Не пугайся. Это ворона кричит на трубе!
На трубу домика, в самом деле, присела обыкновенная черно-серая ворона. По ее хромой ноге и хвосту с выдранными перьями можно было догадаться, что жила она на свете не первый год и успела побывать в разных переделках. Ворона проверила, не видит ли ее кто, расставила пошире лапы и принялась шуровать в расщелине за отбитым кирпичом, где выходил наружу кусок более старой стены, сделанной из песчаника.
Возможно, там находился ее тайник. В таких укромных местах птицы прячут всякую ерунду: будь то осколок зеркала, или ручка от бокала, или кусочек железа. Но в расщелине ничего подобного не оказалось, лишь каменные крошки просыпались на крышу. Ворона покрутила своей хитрой головой, последний раз поклевала между кирпичами, а может, просто клюв почистила — перед тем, как подняться в воздух.
После недолгого полета она опустилась отдохнуть на колокольню местной церкви. Вечером там было тихо. Все восемь колоколов последний раз отзвонили в семь часов, а вечерняя служба, во время которой играл орган, закончилась еще раньше. Внутри никого не было, лишь одиноко белели скорбные фигуры на памятниках давным-давно умершим лордам, да стояли в привычных позах фигуры святых на цветных оконных витражах. Каждого из апостолов можно было узнать без труда: святой Петр держал ключи от неба, святой Матвей нес мешок с деньгами, святой Иоанн подносил ко рту чашу со змеей — отравленный напиток, который не смог причинить ему вреда.
Церковь эта была знаменита тем, что ее восточный фасад украшала бычья голова с длинными медными рогами, а также тем, что в ней удивительным образом сохранились глиняные кружки, из которых века назад пили свой эль звонари. На всю страну осталось полсотни таких исторических кружек.
Те звонари были не только любителями пива, но и большими шутниками. Они расписались на своих кружках и даже сочинили стишок, который до сих пор белел на стене колокольни:
 
 
Если звонишь ты
 
В шляпе и шпорах,
 
Пива три пинты заплатишь нам скоро.
 
 
 
Коль к брани одной
 
Язык твой приучен,
 
По кружке пенной
 
С тебя мы получим.
 
 
 
А если упустишь
 
Верёвку спросонок,
 
Немедля нам купишь
 
Эля бочонок.
 
 
Ворона пристроилась рядом с бычьей головой, чтобы привести перья в порядок. На первый взгляд, ничего особенного в ее поведении не было: птицы часто шумели и дрались на колокольне. Но это не была обычная птица, поэтому лики в оконных витражах нахмурились, лежавший на усыпальнице мраморный рыцарь со скрежетом переложил меч из руки в руку, а кружки зазвенели, словно чья-то рука собиралась запустить ими в незваную гостью. Упругая волна света, такая яркая, что ее можно было угадать с закрытыми глазами, родилась в нише амвона, прошла сквозь церковную стену. Бычья голова ожила, замычала и боднула ворону рогом.
Перепуганная птица отлетела на безопасное расстояние. Усевшись на надгробии молодой девушки, которая умерла двести лет назад, «оставив родителей и дядю в глубокой печали», она прокаркала в сторону бычьей головы зловещую тираду, потом понеслась дальше — над маленьким городком, где дома были ниже деревьев; над вереницей черепичных крыш, с похожими на ряды губной гармоники каминными трубами; над ухоженными садиками, где розы цвели даже зимой; над оживленной Главной Улицей с пабом «Королевская голова».
Через минуту птица уже клацала когтями по подоконнику одного из особняков в тихом богатом квартале, разглядывая через стекло его обитательницу, которая стояла у камина. Женщина бросала в огонь пучки сухих трав. Звали её Мэри. И она была старшей дочерью бабушки Азалии. Никто не знал, что она занимается волхованием. А сама тетя Мэри считала, что она просто шалит, занимает «делом» свои долгие и скучные вечера. Колдовала Мэри по книжке, которую купила в одном магазине. Тоже скуки ради. У неё не было детей.
Травы вспыхивали и быстро сгорали, наполняя комнату сиреневой дымкой. В подвешенном над огнём котелке бурлило варево, набухал огромный пузырь, который вроде и не собирался лопаться.
Над камином висел портрет. Можно было предположить, что художнику позировала сама хозяйка особняка. Ей явно польстили, пририсовав и чёрные густые локоны, и длинные ресницы.