Семипёрая птица

Ложась спать, Колка думал об одном: не проспать бы утреннюю зарю. Потому и проснулся раньше, толкнул Урьюна. Но тот, повернувшись на другой бок, снова захрапел.
— Ладно, спи. Тебе всё равно нечего делать, — сказал Колка и вышел из палатки.
Солнце только поднялось над заливом и неярким красным шаром просвечивало сквозь утренний туман. Дедушка сидел у костра, мирно дымил трубкой.
— Закуси, — оказал он.
Колка сел завтракать. И тут вылез Урьюн. Протерев глаза, он молча уставился на костёр. Расчесал пятернёй волосы и лишь тогда сказал:
— Доброе утро.
— Здорово! — ответил Колка. — Будешь есть?
— Конечно, — сказал Урьюн и посмотрел на Колку. Его взгляд говорил: ты уплетаешь, а я что — не такой?
Колка торопливо допил чай, забросил за плечо ружьё и вышел к береговой круче. И увидел: в лодке лежало ещё два серебристо-красных тайменя, поменьше первого.
Колка хотел под прикрытием прибрежных кустов уйти к дальнему мыску, но его нагнал Урьюн:
— Давай вместе поохотимся.
— Ты только мешать будешь.
— Я? Да я лучше тебя умею подкрадываться, — заявил Урьюн. — Смотри, вот как надо.
Он прыгнулся, неслышно обошёл куст стланика и показался с другой стороны.
Уже начался отлив. Ребята шли по-над берегом и на мысках выглядывали из-за кустов, чтобы осмотреть берег. На песке суетились маленькие кулики. Охотники не трогали их и шли дальше.
Но вот Урьюн остановился, вгляделся во что-то и быстро присел. Колка глазами спросил: кто там?
— Гуси, — шёпотом сказал Урьюн.
Колка осторожно выглянул из-за ольшаника: у самого берега плавали большие остроносые пёстрые птицы.
— Сам ты гусь, — сказал Колка. — Крохали.
Охотники прошли ещё немного берегом, опустились на четвереньки и поползли. Колка неслышно раздвинул высокую траву, тихонько выставил ружьё, навёл мушку на табунок из четырёх уток.
Утки и не подозревали об опасности, плескались в воде, чистили перья. Колка выждал и, когда табунок сошёлся поплотнее, положил палец на спусковой крючок. А Урьюну захотелось увидеть, как поведут себя утки, когда их накроет дробовой снаряд. Он подполз к самому обрыву и, боясь упустить выстрел, резко поднял голову. Чуткие, осторожные крохали тут же ударили крыльями и часто-часто замахали ими, трудно набирая высоту.
Чувствуя вину, Урьюм прятал глаза. Колка же готов был обрушиться на Урьюна с кулаками.
— Надо было стрелять влёт, — оправдывался Урьюн.
— «Влёт, влёт», — чуть не плача, передразнил Колка и сердито толкнул Урьюна в плечо: — Иди-ка, «Влёт», к палатке.
Урьюн понуро возвращался к палатке. Дед Лузгин успел снять сеть — сильное течение набило ячеи морской травой.
Чтобы рыба не увяла, дед накрыл её травой и ветвями кедрового стланика. А сам взял тык — берестяную посуду — и не спеша направился в обход острова по обнажившемуся песчаному берегу. С ним пошёл и Урьюн. Дедушка разгребал ногой груды морской травы, выбирал широкие ленты морской капусты и большие округлые ракушки. Урьюн поймал несколько крабов, что затаились в траве.
К полудню тык отяжелел. И дедушка с Урьюном повернули назад.
Они решили пересечь остров — так путь короче.
  
2
 
ВСТРЕЧА НА БОЛОТЕ
 
Дед нёс на сгибе руки тяжёлый тык. А Урьюн отстал — он наткнулся на голубицу и рвал её горстями. Урьюн любил голубицу и никогда не проходил мимо неё.
Дедушка вышел к травянистому болоту и увидел необыкновенную птицу. Большая, с белого лебедя, она стояла в воде на длинных ногах, длинным клювом ловила что-то и, закинув голову, жадно глотала. Хвост не то вороний, не то петушиный. Что за птица? И откуда она взялась?.. Дедушка стоял нерешительно, соображая, что предпринять. И всё время, пока стоял, дедушку мучил вопрос: что это за диковинная птица? Неужели Семипёрая?
Дедушка заволновался. Встреча с невиданной птицей увела Лузгииа в далёкое детство. Он вспомнил легенду, рассказанную старейшим рода и тоже в какой-то из дней Посвящения в Охоту. В легенде говорилось о том, что есть на земле редкостная птица — Семипёрая. Она прилетает со стороны полудня и приносит с собой счастье. Старик сщурился в улыбке, вспомнив легенду. Но невиданная птица, однако, разожгла любопытство старого человека.
Лузгин пожалел, что рядом нет Колки — у него ружьё. Но птица, заметив человека, не улетела, как сделал бы лебедь. Наоборот, она пошла навстречу.
Колка возвращался с охоты. На его поясе висели два кроншнепа — больших жирных кулика. Он был доволен: на прощание угостит своей добычей сестру Галю.
Колка важно шёл по берегу, но тут из-за поворота выскочил Урьюн:
— Мы поймали большую птицу. Ух и ноги у неё! Как жерди! А клюв — вот такой! — Урьюн показал на всю длину своей руки.
Но Колка оборвал друга:
— Язык у тебя такой, — и тоже показал на всю длину своей руки. — И как мокрая тряпка на ветру: шлёпает во все стороны.
— Не веришь да? Не веришь? — оскорблённый Урьюн подступил к Колке. — Если я вру… Если я вру… — Что-то подкатило к горлу и голос сорвался.
Колка понял, что напрасно обидел Урьюна. И, чтобы как-то сгладить свою вину, спросил:
— На самом деле такая птица?
— Я сказал: не вру! — победно ответил Урьюн.
Друзья побежали к палатке.
Птица расхаживала около палатки, опустив потрёпанное крыло. У неё всё было длинно: и ноги, и шея, и клюв.
Она не чуждалась людей, шла на зов. Колка потрогал большой клюв. Он крепкий, как кость.
— Откуда такое диво?
— Как попало сюда?
— Что за птица?
— Семипёрая, должно быть, — загадочно отвечал дед.
— Семиперая? — удивились ребята и попросили: — Расскажи, дедушка, что это за птица — Семипёрая.
— Семипёрая птица — птица Счастья, — отвечал дед, садясь на сложенную пополам телогрейку.
— Расскажи о птице Счастья. Пожалуйста, расскажи.
И дед Лузгин сказал:
— Наш остров Ых-миф, а у вас в школе его почему-то называют Сахалин, похож не то на нерпу, не то на рыбу. У него есть Миф-Тёнгр — Голова земли  [1], мыс Па-тыкры  [2] — его подбородок, есть шея, плечи, cпина, брюхо и ноги, как ласты или акулий хвост — Миф-Нгатьх  [3]. Говорят, остров когда-то был действительно живым. И хозяевами-жителями его были наши предки.
Мужчины охотились и ловили рыбу. Но длинная буранистая зама съедала все запасы юколы. И к весне в стойбища приходил новый хозяин — голод. Болезни уносили целые стойбища в Млых-во — Селение усопших. Вот ты, Колка, и ты, Урьюн, даже не можете подумать, как это люди жили без кино, без школы. А тогда нивх знал только лодку, выдолбленную из тополя, и нартовых собак. Одежду носили из рыбьей кожи. А обувь — неделю поносишь, и шей новую.
Человек был слаб: у него лет крыльев, ноги его нескорые — любой зверь нагонит.
Нивхов раньше было много, но с каждым годом их становилось меньше и меньше. Только Кыс-Счастье могло спасти нивхский род. А где найти Кыс — люди не знали. И погнали Ых-миф в поисках Кыса.
Долгие годы плыл Ых-миф по огромному морю. Умирали старики, взрослели дети, а Кыс люди не находили. Ых-миф устал от бесконечных поисков, а нивхи всё гоняли его и гоняли по солёному безбрежью. Вконец измученный остановился Ых-миф у большой земли и окаменел, осердясь на своих хозяев.
С тех пор Ых-миф стал обыкновенным островом-землёй.
Так и не нашли нивхи Счастья, по-прежнему жили в холоде и голоде, потихоньку вымирали. И уж думали, что скоро придёт конец всему нивхскому роду. Тогда-то и появилась легенда о Семипёрой птице. В ней говорилось: придёт со стороны полудня большая гроза, и люди увидят Семипёрую птицу. Кто добудет её, приобретёт Счастье.
Сколько было с тех пор гроз! Но Семипёрую птицу никто не видел. — Дедушка Лузгин говорил медленно, вполголоса. Он смотрел куда-то в сторону — будто видел какие-то одному ему ведомые дали. Потом пришёл в себя и совсем обыденно сказал: